Гостиная. Красный угол
МАРИНА КУДИМОВА
Поэт, публицист. Родилась в Тамбове, окончила Тамбовский педагогический институт. Печатается с 1969 года. Автор нескольких книг стихов (трех из них, вышедших в 2011-2013 г.г). Лауреат литературных премий, в том числе - премии им. В.Маяковского (1982), журнала «Новый мир» (2000), Антона Дельвига, Ивана Бунина, Михаила Лермонтова (2012-2013) и др. Председатель жюри Илья-премии с 2000 по 2011 год.
ПУСТЬ ОНО БУДЕТ ТАК!
КОРАЛЛ
КОРАЛЛ
По оценкам учёных, большая часть коралловых рифов
исчезнет с лица Земли в ближайшее десятилетие.
исчезнет с лица Земли в ближайшее десятилетие.
О коралл!
Ты долго врал,
Пока не влип:
Ведь ты – полип!
Создано море единым куском –
Красок немых незапаянный ящик.
Поры коралла забиты песком:
Ластами дно возмущает ныряльщик.
Он не единственный тут баламут,
Зуб на которого точат полипы:
Рыбы за зрелище хлебом возьмут,
Гривку лишайника вытопчут джипы.
Все расточатся, а я не умру –
При тирании и при автаркии…
Знай же, ветвистый коралл: не к добру
Предрасположены звезды морские!
Так не рассаживались никогда
На бирюзовых златых эполетах…
Как человеческие города,
Рифы стоят на предтечных скелетах.
Каждый жирует за счет мертвецов,
В каждом забытые прячутся гости:
Обызвесткованный остов отцов
И матерей чудотворные кости.
Федру фригидный отверг Ипполит –
Зооксантеллу исторгнул полип.
Дни сочтены этой бурой травы –
Ей средь глубин не сносить головы.
Слеп, как Гомер, и остер, как стилет,
Им построяемый белый скелет.
Брось его, глупый полип, и живи!
Щупальцы выпростай – вольно плыви.
Не размышляй, кто тебе посылал
К самоубийству дежурный сигнал.
Рыб отрави кислородом любви,
Дайверу ноги изрежь – и плыви.
Он – человек, и ему все равно,
Где ты осядешь на чистое дно,
Где обнажит тебя пляжный прилив…
Смертен коралл, но бессмертен полип.
Ты долго врал,
Пока не влип:
Ведь ты – полип!
Создано море единым куском –
Красок немых незапаянный ящик.
Поры коралла забиты песком:
Ластами дно возмущает ныряльщик.
Он не единственный тут баламут,
Зуб на которого точат полипы:
Рыбы за зрелище хлебом возьмут,
Гривку лишайника вытопчут джипы.
Все расточатся, а я не умру –
При тирании и при автаркии…
Знай же, ветвистый коралл: не к добру
Предрасположены звезды морские!
Так не рассаживались никогда
На бирюзовых златых эполетах…
Как человеческие города,
Рифы стоят на предтечных скелетах.
Каждый жирует за счет мертвецов,
В каждом забытые прячутся гости:
Обызвесткованный остов отцов
И матерей чудотворные кости.
Федру фригидный отверг Ипполит –
Зооксантеллу исторгнул полип.
Дни сочтены этой бурой травы –
Ей средь глубин не сносить головы.
Слеп, как Гомер, и остер, как стилет,
Им построяемый белый скелет.
Брось его, глупый полип, и живи!
Щупальцы выпростай – вольно плыви.
Не размышляй, кто тебе посылал
К самоубийству дежурный сигнал.
Рыб отрави кислородом любви,
Дайверу ноги изрежь – и плыви.
Он – человек, и ему все равно,
Где ты осядешь на чистое дно,
Где обнажит тебя пляжный прилив…
Смертен коралл, но бессмертен полип.
БЕДУИН
Ты – последний, кто помнит последний дождь.
Твой верблюд – последний, кто лег, под собою почуяв воду.
Ты его не поил перед этим пятнадцать дней,
Ты пять лет не стирал свою белую галабею.
Ты сто лет не стрелял из кремниевого ружья
И врага не резал от уха до уха кривым кинжалом.
Ты живешь меж двумя утесами – там есть тень,
Ты в разборную хижину вход занавесил тряпкой.
Ты акулий плавник высасывал ровно год,
Ты лица жены своей не видал до свадьбы.
Колыханный воздух пустыни – твоя вода.
Влажность – двадцать процентов. Но в море ты – ни ногою.
Никому не внятен разбойничий твой язык,
Но гора Хорива тебе отдана на откуп.
И когда туристу нужен горячий чай
Он, неверующий, молит тебя: «Вал-лахи!»
Твой верблюд – последний, кто лег, под собою почуяв воду.
Ты его не поил перед этим пятнадцать дней,
Ты пять лет не стирал свою белую галабею.
Ты сто лет не стрелял из кремниевого ружья
И врага не резал от уха до уха кривым кинжалом.
Ты живешь меж двумя утесами – там есть тень,
Ты в разборную хижину вход занавесил тряпкой.
Ты акулий плавник высасывал ровно год,
Ты лица жены своей не видал до свадьбы.
Колыханный воздух пустыни – твоя вода.
Влажность – двадцать процентов. Но в море ты – ни ногою.
Никому не внятен разбойничий твой язык,
Но гора Хорива тебе отдана на откуп.
И когда туристу нужен горячий чай
Он, неверующий, молит тебя: «Вал-лахи!»
ЛОЖЬ
Языка не уняла –
Солгала.
Изловили, уличили!
(Отпирайся, как учили)
- Я? Ни в жизнь! Ни Боже мой!
(Петушком – домой, домой!)
С панталыку, с толку сбей,
Заходи с бубей,
Разведи их, как мосты,
(Стыдно, стыдно, стыдно, сты…).
Пережди, перемолчи,
Телефоны отключи.
Позабудут (было б что!),
Обломают челюсти.
Мнемозины решето
Широкоячеисто.
Проглотили – оба-на!
Что ж стоишь ты вкопанно?
Снег не тает на лице,
Как на мертвеце…
Солгала.
Изловили, уличили!
(Отпирайся, как учили)
- Я? Ни в жизнь! Ни Боже мой!
(Петушком – домой, домой!)
С панталыку, с толку сбей,
Заходи с бубей,
Разведи их, как мосты,
(Стыдно, стыдно, стыдно, сты…).
Пережди, перемолчи,
Телефоны отключи.
Позабудут (было б что!),
Обломают челюсти.
Мнемозины решето
Широкоячеисто.
Проглотили – оба-на!
Что ж стоишь ты вкопанно?
Снег не тает на лице,
Как на мертвеце…
* * *
Воды глыбкие молвы
Затянула ряска…
Как по первому пути –
Поезд из Москвы,
По второму по пути –
Да из Брянска.
Объявили – а нейдут.
Где их только носит?
Лес навыворот продут –
Осень, осень…
И по всей земле леса –
Шаткие деревья –
И ночные голоса –
Суеверья.
Не сносить им головы,
Позднего убранства…
Вот и поезд из Москвы,
Следом – да из Брянска.
Бубен хода, тамбурин,
Каткие колеса.
Праздник, Yellow Submarine,
Тамбур, папироса.
Только не решить боюсь
Я дилемму эту:
То ли здесь остаюсь,
То ли с вами ль еду.
Все отринь, всех забудь,
Будь без грима…
Первый путь, второй путь –
Мимо, мимо!
Затянула ряска…
Как по первому пути –
Поезд из Москвы,
По второму по пути –
Да из Брянска.
Объявили – а нейдут.
Где их только носит?
Лес навыворот продут –
Осень, осень…
И по всей земле леса –
Шаткие деревья –
И ночные голоса –
Суеверья.
Не сносить им головы,
Позднего убранства…
Вот и поезд из Москвы,
Следом – да из Брянска.
Бубен хода, тамбурин,
Каткие колеса.
Праздник, Yellow Submarine,
Тамбур, папироса.
Только не решить боюсь
Я дилемму эту:
То ли здесь остаюсь,
То ли с вами ль еду.
Все отринь, всех забудь,
Будь без грима…
Первый путь, второй путь –
Мимо, мимо!
* * *
Ты – ужом по ложбине,
Ты – сгасшее навзничь смолье,
Ты, похеренное на чужбине,
Целомудрие, бремя мое!..
Поиграл и назад не отдал
Храбрый демон гордыни.
Я тебя принимала за дар, –
Без тебя я обсевок в куртине
Ты – сгасшее навзничь смолье,
Ты, похеренное на чужбине,
Целомудрие, бремя мое!..
Поиграл и назад не отдал
Храбрый демон гордыни.
Я тебя принимала за дар, –
Без тебя я обсевок в куртине
* * *
В мае, когда высоко и грозно,
Воздух как изумруд.
В мае, когда темнеет поздно, –
Верные не умрут.
Если уж главный дурак района
Делает гордый вид,
Будто по сотовому телефону
С Родиной говорит.
Дам ему крашеного яичка,
Черствого кулича.
Скоро придет моя электричка,
«Что-то-там» - встык стуча.
Что же там, что же там? Люди, люди,
Мутный родной дурак!..
Господи, пусть оно так и будет,
Пусть оно будет – так.
Сумерки эти, лихой наскальный
Аэрозольный fuck,
Запах мускатный и звон пасхальный…
Пусть оно будет так!
Ворон, болтающий на валторне…
Я далеко живу
И на вибрирующей платформе,
Как на плоту, плыву.
Воздух как изумруд.
В мае, когда темнеет поздно, –
Верные не умрут.
Если уж главный дурак района
Делает гордый вид,
Будто по сотовому телефону
С Родиной говорит.
Дам ему крашеного яичка,
Черствого кулича.
Скоро придет моя электричка,
«Что-то-там» - встык стуча.
Что же там, что же там? Люди, люди,
Мутный родной дурак!..
Господи, пусть оно так и будет,
Пусть оно будет – так.
Сумерки эти, лихой наскальный
Аэрозольный fuck,
Запах мускатный и звон пасхальный…
Пусть оно будет так!
Ворон, болтающий на валторне…
Я далеко живу
И на вибрирующей платформе,
Как на плоту, плыву.