Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ВАЛЕРИЙ ФОКИН


ФОКИН Валерий Геннадьевич родился в 1949 году в вятском селе Пищалье. Выпускник семинара Ю. П. Кузнецова на ВЛК. Автор тринадцати поэтических сборников, книги прозы, “Всего-навсего" и документального издания “Вятская гармоника". Член Союза писателей России. Лауреат Всероссийской литературной премии имени Николая Заболоцкого, премии “Нашего современника"-2019 (первая публикация в журнале в 1986 году). В 2014 году после речной аварии стал инвалидом. Живёт в г. Кирове (Вятке), а с конца апреля по октябрь — в лесном посёлке Разбойный Бор.


И ВСЁ-ТАКИ НАДЕЮСЬ


ПОКРОВ ПРЕСВЯТОЙ БОГОРОДИЦЫ

Никаких не взыскую чудес,
уповаю лишь снова и снова
на божественный полог небес — н
а защиту Святого Покрова.
И светлее желания нет:
благодать ощутить над собою
и узреть очистительный свет
над моею родною страною.


ВСПОМНЮ

О времени вспомню счастливом,
когда и беда — не беда:
дорогу размыло разливом —
да ладно,
               ведь не навсегда.
Потерпим — дождём и дождёмся,
лишь длилось бы время чудес,
в котором над речкою солнце
неспешно садится за лес,
в котором и мы всё моложе,
и наша любовь горячей...
Но всё же мурашки по коже
от этих закатных лучей.


ЖИТЬ И РАДОВАТЬСЯ

Гале

Ты говоришь: “Ну, что ты загрустил?
Уже весна — и скоро нам в дорогу”.
А у меня на радость нету сил,
и поводов для радости немного.
Но ты права, что радость в нас самих:
забыв про все болезни и про годы,
пора от неурядиц городских
нам возвращаться в мир живой природы.
Бьёт солнце в зеркала весенних луж...
А ты меня святой водою сбрызни,
и снова мы поедем в нашу глушь,
где будем жить и радоваться жизни.


И ВСЁ-ТАКИ НАДЕЮСЬ...

Время поворачивая вспять,
не заметил, как растратил силы.
И на то, чтоб жизнь свою понять,
жизни мне как раз и не хватило.
Слишком поздно глупости молоть
и внимать божественному гласу,
ежели твою родную плоть
время обращает в биомассу.
Намертво затягивает дно,
где последней строчкою в сюжете
чувство безнадёжности одно,
а его страшнее нет на свете.
И виниться ни к чему, скорбя,
только удивляться виновато,
что не хочет слушаться тебя
тело, безотказное когда-то.
Тёплой крови вкус противно кисл —
вот и наглотался до упада...
Ну, какой же есть в распаде смысл?!
Смысл лишь в том,
                            что было до распада.
А в конце единственный оплот
в том, что лишь Божественная Сила
всё-таки,
           надеюсь я,
                          спасёт
душу от распада и распыла.


ЛУЧШЕЕ ИЗ ВСЕХ МОИХ ЧУДАЧЕСТВ

На вопросы: “Кто я?” — или: “Что я?” —
в звёздном небе я искал ответ,
потому любил ходить в ночное
с самых ранних, с самых детских лет.
В этом лучшем из моих чудачеств
не было надуманной игры:
искупав коней и отрыбачив,
я глядел на звёздные миры,
Чтоб, забыв все беды и заботы,
отрешаться от насущных дел,
словно в ожидании чего-то,
что представить даже не умел...
Детства отзвеневшего не жалко —
в заливных лугах истаял след.
Нет коней,
и лишь одна рыбалка
душу ублажает напослед.
Помогает превозмочь страданья,
как стирать ладошкой пот с лица,
чтоб не портить радость ожиданья
скорым ожиданием конца.
Клёв встречаю искренней улыбкой —
радуюсь ему без лишних слов,
но шепчу над каждой новой рыбкой:
“Это не последний мой улов!”
А когда однажды над рекою
побледнеет звёздный свод небес
и оттуда явится за мною
светлый ангел или тёмный бес,
прежде, чем покинуть эти дали,
выдохну во весь щербатый рот
я тому,
кого за мной прислали:
“Подожди-ка — у меня клюёт...”


* * *

“Нас добро творить учил Господь, —
мне внушала бабушка сердечно, —
хоть недолговечна наша плоть,
а добро, что сделал, долговечно”.
Но добро не слишком ценят тут,
может, только там, где Царство Божье,
вопреки грехам добро зачтут
рано или поздно...
Лучше позже.
Так что будем жить, пока живём,
чтоб не “после”, а ещё живому
отозвалось всё-таки добром
то добро, что отдано другому.