* * *

С думой о мрачном грядущем,
Где разверзается ад,
Поутру выйду в цветущий
Яблонно-вишенный сад.
Там, словно сон мимолётный,
Тихо шумит надо мной,
Он, осиянно-бесплотный,
Рай мой, — небесно-земной...
Славка, умолкнув, мелькнула,
Взмыла, незримая, в твердь,
Но до средины июля
Будет в саду ещё петь.
Смутный, прерывисто-длинный,
Там возрастая и тут,
Виснет на кронах пчелиный
Неумолкающий гуд...
Ныне, а завтра тем пуще
Ни холодна, ни тепла, —
Что ты, скажи, для грядущей
Жизни, душа, собрала?..
Дума ли тяжкая гложет,
Дух изнывает, зато
Мир утешает нас Божий, —
Как никогда и никто.


И СДВИНУТ КАМЕНЬ...

Уж стаял снег, и вволю напилась
Земля воды, но бродят громы глухо.
И в дальнем поле залежалый пласт
Взрезает на заре железо плуга.
А небе птица малая, дрожа,
Висит щитом над целым мирозданьем...
И сдвинут камень, и лоза свежа,
И воздух легче детского дыханья.


СУД БОЖИЙ

Почему-то ночной ураган,
В громе и молниях
Обрушившийся на спящий посёлок,
С корнем вырвал не столетние, высоченные,
Открытые всем ветрам сосны и ели,
А почти неприметную,
Растущую в самом углу участка сосенку,
Которой жить бы ещё, да и жить...
Глядя на вывороченный,
С остатками ещё сырой земли
Сосновый умирающий корень,
Почему-то неожиданно пришли на ум
Две, когда-то мною читанные, евангельские притчи.
Первая — о проклятии бесплодной смоковницы,
На которой
Взалкавший не нашёл ничего, кроме листьев,
Ибо не пришло ещё время собирания смокв;
Сказавший дереву, что да не будет
Вовеки плода от тебя...
И засохла покорно до корня смоковница...
Также вторая,
По жестокости мнимой с рассказанной схожая притча:
Силоамская башня, стоявшая возле купели,
Восемнадцать несчастных погребшая при обрушенье,
Вряд ли бывших грешней избежавших трагической смерти...
Урагана как будто бы не было. Бензопилой
Старый ветхий забор и кусты придавившее дерево
Распилили на части, свезли грузовою машиною.
Только в ветре и пении славки садовой Как будто мне
Наяву некий голос благой и сочувственный слышится:
“Человече, себе лишь внимай,
Иль не знаешь ты,
Что иное — суд Божий, иное же —
Суд человеческий?..”


БРОШЕННЫЕ ДЕРЕВНИ

На крыши мёртвых деревень
Тягуче, как смола,
Спустилась ночь, скрывая день,
И обступила мгла.
Бог милостив, а между тем
В покинутой глуши —
Такая ночь, такая темь!..
И ни живой души...


“И ЯСЕН МРАК...”

И ныне то же, что всегда:
Колосья, ветер и вода;
Дуб — и высок, и недвижим,
Сжимающий песок равнин
Корнями, — вечности жилец...
Так нежен вечер! — то чабрец
Волной воздушною в закат
Разлил блаженный аромат...
И долго будут жить в душе
Запечатлённые уже
Небесных певчих голоса
И в бронзе — дальние леса...
И ясен мрак, и сумрак тих...
Лишь только не гляди за них!


ПРЕДОЩУЩЕНИЕ ЕРОЗЫ

Кружится вихорь.
Енёт нещадно
Дубравы, путает власы.
О, как смятенно и громадно
Предощущение грозы!
Как птицы — вспугнутые думы,
Взлетевшие на беглый глас...
Так неподъёмно и угрюмо
Застигшее в дороге нас!
Прибоем океанским кущи
Вскипают, а среди дорог —
Подобьем демонским секущий
Завихренный встаёт песок...
То явятся вдруг вспышки света,
Печальные, как образа!
Но проступающее это,
Приблизившееся — не гроза,
И это — жаждущее чуда,
Разлившееся полосой —
Непостижимая минута,
Мгновение перед грозой:
Трепещущее тельце птичье,
Напрягшийся звериный рев,
Высокое косноязычье
Нечеловеческих дерев!..