* * *

Разбужу тебя нежностью
с другого конца города
капля за каплей
с кончика секундной стрелки
соскользну на ресницы
пусть они вздрагивают
дыхание пусть участится
окроплю сердце
шершавым для слуха временем
и губ уголки
пускай поплывут по лицу
теперь — можно
повернись вправо
обними меня, в волосы
вцепившись крепко
теперь можно
спи сладко
спи — не просыпайся — сладко
на заре встретимся


* * *

Ты идешь по воде
               безмятежным Петром —
не смотри себе под ноги —
               легким пером
выводи эти знаки
               на светлой воде —
их никто не прочтет —
               даже звезды, и те...
Шаг за шагом —
               рябь,
шаг за шагом —
               зыбь,
связь шагов
не ослабь,
впереди неусып-
ная млечность раскинулась
стражем пути —
и шаги не нужны уже —
просто лети...


* * *

Ах, закоулки с гуляющими сквозняками!
Колодцы московские с небом вместо потолка...
Исподволь веками подымаю накопленное веками
Что-то на время похожее, без имени и номерка...
И вот взвихряются листья, несутся по-лисьи,
Хлопает форточка на
                                                шестом
                                                                этаже,
Будто бы стая никем не написанных писем
Рвется наверх и почти дотянулась уже...
Слышится гамма скрипичная где-то на пятом,
Плачут качели раздумчиво, гамме не в такт.
Тянется почта к синеющему адресату.
Все это только антре — и не скоро антракт...


* * *

Где мой ветер? Где мои травы?
Где ты, серенький соловей?
Что тебе в этот раз не по нраву?
Встаньте, травы, и ветер, вей!
Я найду наконец этот камень,
Или сам он меня найдет,
И табличку "Не трогать руками"
Прочитаю наоборот.
Прочитаю: "Пойдешь направо —
Будет то-то, налево пойдешь..."
Где ты, ветер мой? Где мои травы?
Где моя соловьиная дрожь?
Тишина. И Перун к водопою
Катит землю, просящую пить...
И иду я знакомой тропою,
На которой "убиту быть".


* * *

На песках
               ладонью водит ветер,
Что-то хочет сказать,
               предостеречь кого-то.
И целыми днями чертит...
Заводит ее в спирали,
               дает отдохнуть
И снова спешит, рассуждая:
"Что, если я, ветер, умру
И эту слепящую ртуть
Разлить не успею в знамена?"
Но звезды опять всходили
Над бедной-бедной пустыней.
И ветер смирялся
               и застывал до утра
Тончайшею паутиной
               на черно-синих колючках —
Ведь было совсем темно,
А в надписях сокровенных
               никак нельзя ошибиться!..
Досадовал ветер на звезды.
Но кто, кроме них, понимал
Узоры песков, притихшую накипь земли
И кто, кроме них,
               был так далек?