Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

МИХАИЛ КУРАЕВ


Выпытывая смысл у жизни



Александру Кушнеру – 85!


Его поэтическую судьбу можно смело назвать счастливой: несмотря на то что в начале 60-х стихи Александра Кушнера вошли в "ленинградский" выпуск подпольного журнала "Синтаксис" и были перепечатаны на Западе в журнале "Грани", он не попал в опалу. Его первая книга была выпущена тиражом десять тысяч (!) экземпляров, и впоследствии его стихи широко печатались в СССР. Александр Кушнер получил не только всенародное признание, но и профессиональное: за долгие годы литературной работы он был удостоен множества престижных наград, в том числе: премии "Северная Пальмира", Государственной премии России, Пушкинской премии немецкого фонда Альфреда Тёпфера, Государственной Пушкинской премии, Российской национальной премии "Поэт", Сербской поэтической премии "Золотой ключ" и других. К юбилею известного поэта – статья Михаила Кураева.
По условной хронологии "детей ХХ съезда" назовут "шестидесятниками". Власть, растерявшаяся от непривычки говорить даже полуправду о своих ошибках, заблуждениях и преступлениях, ослабила вожжи... И грянули новые голоса.
"Добро должно быть с кулаками!.." – гремел Евтушенко.
"Ужели и хорей, серебряный флейтист, / погибнет, как форель погибла у плотин", – откинув полы пиджака, отведя локти назад, как перед дракой, предрекал Вознесенский.
"Кружилось надо мной враньё, / похожее на вороньё." – обнажённым горлом пела Ахмадулина.
"Злые мальчики забавами, / понатешились за бабами, / называли их старухами, / выбирали посвежей." – наконец-то мог выплеснуть давнюю горечь фронтовик Николай Панченко.
Поэтический вечер, что митинг, и в Политехническом, и у памятника Маяковскому на Садовом кольце.
И вдруг с берегов Невы. "Астроботаника про астры на Венере, / в обсерваториях ночами тихо-тихо, / астроботаника основана на вере, / средь академиков всех лучше старый Тихов."
Это ещё о чём? Это ещё зачем? Кругом такое творится, а он припадает к телескопу? Мало того, ещё и над микроскопом склоняется:

Побудь средь одноклеточных,
Простейших водяных.
Не спрашивай: "А мне-то что?"
Сам знаешь – всё от них.

Ко мне пришёл Лёня Соколов, по происхождению – ленинградец, по профессии – химик, по призванию – читатель. (Придёт время, и в "ЛГ" о нём расскажет статья "Великий читатель".) Да, это было время читателей! Время, когда подписаться на "Новый мир", "Знамя", "Иностранную литературу", "Литературную газету" можно было только при условии добровольной подписки желательно на "Партийное самообразование" или хотя бы на "Блокнот агитатора".
Лёня знал, как через "Книгу – почтой" получить "Тарусские страницы", знал, в какие магазины "пойдут" лениздатовская Ахматова и Пастернак с предисловием Синявского в большой серии "Библиотеки поэта", и первым среди моих знакомых угадал настоящего поэта Олжаса Сулейменова по его алма-атинской книжке в зелёной шершавой обложке с расплывшимся рисунком и почти претенциозным названием "Ночь-парижанка".
То ли первые наши зарплаты были щедрыми, то ли книги были любому доступны, но Лёня купил в Доме книги штук двадцать книжечек в ладонь величиной с именем автора, известного по преимуществу в кругах возле ленинградского Дома писателей.
Мой друг любил литературу, знал её, но не очень был расположен о ней рассуждать, его приговор обычно был краток и всегда точен. Он протянул мне книжечку в бледной мягкой обложке: "Поэт. Настоящий. Наш, ленинградский". Почему-то обложка цветом напомнила мне анемоны послевоенного осеннего цветочного базара перед Казанским собором. Открываю – и я у собора: ".Есть что-то смешное, что в тоге, в тумане / Сгустившемся, глядя на автомобили, / Стоит в простыне полководец, как в бане?.." Плащ на плечах полководца под снегом – чем не банная простыня! И теперь, когда я вижу Кутузова, властно фельдмаршальским жезлом указывающего с пьедестала путь к победе, я слышу голос и вижу улыбку поэта.
С первых строк, с первых страниц видеть и слышать окружающую меня жизнь, обитающие рядом со мной вещи, обнимающее нас всех время вместе с поэтом Александром Кушнером – стало необычайно интересно!
С тех пор я читаю его уже, страшно сказать, шестьдесят лет и всякий раз убеждаюсь в точности слов, сказанных моим другом. Пройдёт время, и уже судья высшей категории Иосиф Бродский подтвердит: Александр Кушнер "один из лучших лирических поэтов ХХ века, и его имени суждено стать в ряду имён, дорогих сердцу всякого, чей родной язык русский". Сегодня Кушнер переведён и на множество иностранных языков.
А тогда на дворе ещё стоял 1962 год, ознаменовавшийся особым вниманием партии и правительства к деятелям литературы и искусства. Помнится, нетолерантный Хрущёв обогатил в 1962 году словарь эстетики соцреализма понятием "педерастия в искусстве", тогда же напомнил творцам, что "от художника требуется – приятность", и посоветовал поучиться у Леонардо да Винчи, который "рисовал с душой".
Бесценные советы, но мы уже были отравлены глотком свободы с примесью, в меру своей способности к самообману, веры в торжество справедливости. Каждый был волен воспользоваться этой свободой на свой салтык. Евтушенко, к примеру, призывал публично первое лицо государства положить предел антисемитизму. Вот и наши свободолюбцы так гуляли по Невскому, так сидели в кафе "Сайгон", что до сих пор на себя оглядываются, восхищаясь своей смелостью и красотой телодвижений. Начинающий яркий путь Эдвард Радзинский принёс на "Ленфильм" сценарий "Сто дорог", словно подхватывающий тему известной песни: "Сто путей, сто дорог для тебя открыты." Надо вспомнить это предрассветное время, за которым почти сразу наступил долгий-долгий и сравнительно тихий закат. Такое нам досталось время, одно на всех, а вот как пройти отпущенный тебе срок, это выбирал каждый сам. Одни шли в самиздат, тиражировали на папиросной бумаге неподцензурную "Хронику текущих событий", другие тоже смело и рискованно шли в фарцовку. Один взывал говорить ".Хоть три минуты правду! Хоть три минуты! Пусть потом убьют!", а кто-то быстро присел к столу, чтобы предъявить и выгодно продать обывательскую пустяковину (Салтыков-Щедрин) своей жизни. Впрочем, как и всегда, путей и для жизни, и для выживания было не сто, а куда больше.
Как же для меня и для моих сверстников-единодумцев была важна эта маленькая книжечка Александра Кушнера "Первое впечатление"! Пройдут годы, мы познакомимся, подружимся, станем соседями по даче, будем перекликаться в своих сочинениях... У него будет "Ночной дозор" в стихах, у меня – в прозе. Он напишет предисловие к моей книге "Жизнь незамечательных людей", потому что и в его стихах есть эта строка, и для него "жизнь незамечательных людей" притягательна, интересна и важна. А желающих писать про начальство всегда полно.

На даче, где речка да поле,
Да куст у плеча моего,
Приезд президента де Голля
Не значит почти ничего.

Совсем не сразу стало понятно, что "Первое впечатление" – это брошенная перчатка, вызов цинизму и лицемерию, хитрости и беспринципности так удачно сформулированным министром иностранных дел трёх режимов, учителем интриганов всех мастей Шарлем Морисом де Талейраном: "Бойтесь первого движения души, потому что оно почти всегда самое благородное".
Скорее всего, у составлявшего свой первый сборник поэта и мыслей не было ни о каком Талейране с его достойным восхищения катехизисом подлости. Что ему де Голль, что Талейран, они сами по себе, а у него своя дорога. Сразу, с первого шага – своя.
Молодой поэт, он с такой остротой почувствовал чудо жизни, чудо бытия, словно не только прошёл вместе с городом блокаду, но и Освенцим, и Майданек и случайно уцелел в Варфоломеевскую ночь.
Да, первое движение души, надо думать, было таким властным, что не позволило отвлекаться на расчётливую пустяковину. Поэт по естеству, по самой своей природе, сохранил доверие первому движению своей души. Конечно, стихи разные, иначе и быть не может, но с первого шага если не каждая строка, то каждое стихотворение Александра Кушнера дышит благородством.
Когда я очередной раз припоминаю его стихи из "Первого впечатления", он со смехом говорит: "Мне кажется, что ты ничего больше моего так и не прочитал". Прочитал, конечно, но этот простой и счастливый заголовок может стоять эпиграфом к творчеству Александра Кушнера. Необычайно расширится круг внимания поэта, но в обращении ко всему многоцветию мира, истории, культуры неизменным останется верность первому движению души. Лирический дар, неугасающая способность удивляться чуду жизни, любовь к предмету, способность видеть "сахарницу" или "графин" так, как никто до него их не видел – и это с первых строф, с первых страниц первой книги... Жизнь с её необъяснимым началом и неизбежным концом он принимает вовсе не с мужественным смирением, а с благодарностью: "Сколько бед на этом горьком свете! / Загляденье, радость, волшебство!" И тут же на память приходят полные загадочной глубины строки Пушкина: "Блажен, кто праздник жизни рано / Оставил, не допив до дна / Бокала полного вина, / Кто не дочёл её романа." У Кушнера были прекрасные учителя и высокой души собеседники во все времена.
Мир поэзии – его родной дом. Возьмите его том "Волна и пламень. Стихи и проза" или "Тысячелистник", и гостеприимный хозяин откроет вам удивительные подробности жизни в этом доме, где героиня и хозяйка – поэзия. Есть умники, умеющие говорить так, что без словаря под рукой их и не поймёшь, а есть мудрецы, умеющие просто говорить о самых сложных вещах. По моему убеждению, подкреплённому стихами, прозой, эссе, Кушнер как раз и принадлежит к этому редкому племени людей мудрых. Недаром же у него было в школе прозвище Кот Учёный.
Просто и ёмко определит Кушнер главную задачу своей профессии: "Поэт – это человек, постоянно занятый выпытыванием у жизни её смысла". И без пристальной наблюдательности, без острой проницательности и доверия своему чувству высокую миссию не исполнить.
Осуществляется ли познание только в русле мышления? Кажется, ещё Гельвеций заметил: мои чувства нисколько не глупее меня. Наверное, не так уж много людей, кто вправе повторить эти слова применительно к себе. Но убеждён, Александр Кушнер имеет такое право. Читая произведения поэта, видишь, как умны его чувства и каким искренним непритворным чувством окрашены его мысли.
Согласен с ныне не часто вспоминаемым Добролюбовым, сказавшим, что великая личность есть не более как искра, которая может воспламенять материал, подготовленный обстоятельствами исторического развития народа. Вот мне и подумалось, поэтические строки, строки повествований о поэзии и культуре, сложившиеся в полусотне книг Александра Кушнера, как искры, способны воспламенять – и не дают угаснуть в нас, читателях, чувству человеческого достоинства, чувству ответственности за дарованное нам неведомо кем чудо жизни.

Поздравляем Александра Семёновича Кушнера с 85-летием! Желаем здоровья, счастья, удачи!