Зверь сер,
зверь светло-бур, космат, велик,
зверь сед,
зверь голоден, неспящ,
зимою лютой
бродящий зверь,
зверь, созданный в минуту
сомнения Творца.

Зверь – сам себе творец –
комок
слюны и шерсти обдает дыханьем,
вылизывает длинным языком
медведица –
и как душа живая
удержится,
в чем? –
жилы возникают,
и тяжелеет в кровь,
горчает в желчь
дыханья влага.

Природа наша малая, лесная –
и кто еще напомнит о величье
и страхе Божьем…

Зверь мудр, сластолюбив, опасен, быстр,
косматый сладкоежка и убийца
себе подобных –
это человек
обросший, это будущность его
посмертная, сокрытая тайгой.

Послушный зверь,
знаток кульбитов разных,
жилец арены,
клоун бурый, рыжий,
ходок канатный и ездок колесный,
хранящий про запас свои таланты
подспудные,
готовит бенефис,
большое представление на бис –
одним движеньем смахивает скальп,
и дрессировщик орошает красным
попробовавшего не в первый раз
хмельную снедь такую…

Смутное время,
но другим дышать
Сказать по правде и не умеем мы.
Это свобода –
потому что некому нас искать,
это неволя –
небось все равно найдут.

Смутное, значит лишенное перспектив,
то есть суженья в точку и горизонт.
Беззаконное, но покуда жив
человек – стыдно искать закон.

Смутное время.
Среди тех, для которых "шанс",
тем хожу, для которого точно "швах".
Проживаю накопленное, попиваю шнапс,
здоровею от этого на глазах.

Смутное время.
Каждый ему пророк.
Я не хуже других сочинял и картаво пел.
Тьма возможностей, прорва путей дорог
А хоть в белый свет – все одно попадаешь в цель

Где непроклятой земли
ширь под небом разлеглась,
где малютки-корабли
над морями ставят снасть,

где в лесах цветы растут,
розы, лилии мои,
где в дому тепло, уют,
жить бы, жить, гонять чаи,

где над небом голубым
звезды ходят огоньки -
там закончу невредим
сО смертью перегонки…

Благословенный город мой!
Я здесь рожден, здесь умирать,
твою ношУ тоски жилой
неизгладимую печать.

Тут серой грязи блеск и плеск,
в грязи кичлива новизна,
запятнан древний образ мест –
кровь, пот да бешенства слюна.

Здесь приглушен кандальный звон
за расстояниями стен,
не слышится невинных стон,
невинных тут и нет совсем.

Спешит нырнуть служилый люд,
в подземные скользнуть струи,
от тряски пасть, лечь от простуд,
лишь б не остаться при своих.

Здесь тайный суетлив порок,
здесь, скряжиста, сильна, умна,
суровый преподаст урок
нам откровенная вина.

Тут полумиру явлен страх,
и ложь отсюда расползлась,
смерть разлетелась на крылах,
тут власть права, и только власть.

Скребут лопаты что есть сил,
сдирая кожу с мостовой;
о легкой смерти не проси –
останешься еще живой,

пока вся кровь из ссадин, пор
не выступит, сольется в снег,
пока не кончат вещий спор,
не завершат по кругу бег.

Ты расцветаешь, цвет-цветок,
и вместе расцветает смерть;
весенний веет ветерок
и что в его дыханье есть.

Сырой землей, студеной мглой
ты напиталась от корней,
но тлену, смерти голубой
пути воздушные верней.

Чем утешит в трудный час
роза, что шипы в крови
вымочит, изранит глаз
бывшим образом любви?
Весь мой старый, вещий сад
мокнет под дождем, водой –
ничему я в нем не рад,
что утешит в час такой?

Может, дряблые листы
понапустят сонных чар –
задремлю, чтоб видеть стыд,
мака муторный пожар.
Иль ромашки станут ран
чет свой, нечет предъявлять,
или ворох в руки взять
полевых, вдохнуть дурман.

Не касается беда
белой лилии моей,
беспечальна череда
ее малых, беглых дней.
Только то, что никаким
не причастное скорбям,
поутешит сердце – с ним
не шутя сравнив себя.

Сад мой стар, и беден дом,
и корявые стучат
ветви, кровлю теребят,
спать нельзя… и сон знаком…

здешний, путаный… урок
выучен до дня… дотла…
тяжесть вещая скок-скок,
и – довольно… пожила…

вместе пожили – никто
не останется тут быть
после, как… В ночи пустой
станешь ветками шалить,

старый сад мой; дом, куда
мой наследник не придет,
с молотка продаст беда,
под топор долг подведет.

Береги меня, мой сад,
боги малые, меня
берегите – рай мне, ад
оба сразу отменя.

Без меня и вам не жить:
чья другая вера вас
от небытия хранить
сможет в смертный, близкий час?

Накидаю лопатой земли,
постучу, утрамбую, и вот
есть алтарь – мои беды прошли,
сад мой малые жертвы дает:

вишни горсть, да смородины гроздь,
да осеннею щедрой порой
пара яблок. Кто я здесь? – Пьян гость,
жду, шатаясь, – явите лик свой

бледный, близкий в полосках дождя;
вы, увечные боги мои,
с кем останетесь, бросив, уйдя
от меня в дали, мраки свои?