Луна Геннадия Айги

Луна Геннадия Айги –
Сына грозного гунна –
Сияла щитом победным,
Медным горела огнём.
Её ореол, обрамлённый
Синих бус сединою,
Затмевал своим блеском
Белых коней грозы.
Она так ярко светила,
Что в тёмном-тёмном поле
Пламенели ледяные свечи,
Снежные звенели бубенцы.
Они навевали сновиденье,
А дурак в колпаке потешался:
"Куда, куда же вы мчитесь?
Ведь сон – тут, а виденье – там!"
И луна падала в колодец
Заговорённым алтыном,
Желая на дне укрыться,
Забыться подземным сном.
Приходило к колодцу время,
Беззубо шамкало днями,
Денно-нощно, денно-нощно
Ворошило по дну кочергой.
"Золотая луна гуннов! –
Во мгле колдовали мгновенья. –
Подари хоть немного света,
Лампочку под потолок!"
Но зря ворожило время,
И мгновенья тщились напрасно:
Как лёд, раскололось отраженье,
Чистый замутился родник.
"Ха, ха, ха! – хохотал до упада
Дурак в колпаке бубенцовом. –
Посмотрите, что вы натворили:
Теперь сон – там, а виденье – тут!"
И привиделось: в тёмном небе
Сияет щитом победным,
Медным огнём пылает
Луна Геннадия Айги.
А вокруг седого ореола
Бродит святой Авраамий,
Сквозь булгарские бури
Благословляет крестом.
И слышен молитвенный шёпот
В белом Воскресенском храме:
"Как снег Господь что есть,
Как снег Господь что есть,
Как снег Господь что есть,
Помилуй, Господь, меня!"


Сербские мотивы

Его мать была русской.
Его отец был сербом.
Ему пришлось стать толмачом –
Переводить между матерью и отцом.
Мы восходили с ним
На святую Фрушскую гору.
Мы бродили с ним
От монастыря к монастырю.
По дороге он учил меня
Читать сербские книги:
"Как написано – так и читай,
Как задумано – так и говори".
В одной обители нам посчастливилось
Побывать на крещении младенца.
В другой обители мы полюбовались
Торжественным обрядом венчания.
"Боюсь, что в третьей обители
Мы окажемся на отпевании", –
Мрачно пошутил он,
Переводя дыхание.
И тогда мы пошли в вертоград,
Что раскинулся между церквями,
Лакомиться голубым виноградом,
Собирать ореховую опадь.
"Опавший орех подобен слову, –
Толковал мой переводчик, –
Его надо нащупывать подошвой,
Как нужное слово – языком".
Возвращались мы с Фрушской горы
Поздним осенним вечером.
В моей перемётной суме
Позвякивал грецкий словарь.
"Славный выдался денёк, –
Подумалось на прощанье, –
Я научился читать по-сербски
И переводить с грецкого".


2. Бегство от забвения

В Карловцах мы возлагали венок
К памятнику Савве Рагузинскому.
Оратор назвал это действо
Бегством от забвения.
Воистину: мы бежали от забвения,
Как бежали древние иудеи
От египетского фараона
В поисках Земли обетованной.
Я вспомнил, что тоже колесил
В поисках таинственной мызы,
Некогда подаренной Петром I
Доблестному Савве Рагузинскому.
Эта финская мыза Матокса
Затерялась в карельских лесах
На обочине окольной дороги,
Ведущей к Санкт-Петербургу.
И вот я разыскал дивный луг,
Обрамлённый лесным орешником.
Когда-то здесь высился храм –
Его возвёл хозяин мызы.
А теперь высокая трава
Заполонила священное пепелище.
И лишь чудесный золотой венец
Сиял над ней в утренней дымке.
Я пошёл через эти заросли,
Раздвигая стебли руками.
Предо мною предстал деревянный крест,
Осенённый солнечным венцом.
А с другой стороны луга
Двигался навстречу косарь,
И высокая трава забвения
Падала к его ногам.
Приблизившись, он сказал мне:
"Бог даст, храм восстанет из праха,
А пока пусть хранит это место
Святой православный крест".
Когда мы возлагали венок
К памятнику Савве Рагузинскому,
Моя спутница вдруг обмолвилась:
"Венок сербы называют венцом".