На исходе дня

Дверной звонок ли, телефонный зуммер ли?
Иль ноет память, горькая досель?
Где сверстники мои? Иные – умерли.
А многие – за тридевять земель.
Годами, как рубахою смирительной,
спелёнат и не выпростаю рук.
Сужается воронкою стремительной
привязанностей прежних тесный круг.
На что наследье юности растратили?
На склоне жизни, на исходе дня
заслуженно в "старинные приятели"
мой старый друг разжаловал меня...


Ад земной

Разумеется, Данте велик
и Вергилий, его проводник,
именит, но едва ль достоверно
описание Ада – Инферно,
чьи подземные гроты они
обошли в стародавние дни.
Там искусны мучения плоти:
там гневливые тонут в болоте,
а убийцы – в кипящей крови,
там Иуда и Брут – визави
с пожирающим их сатаною.
Ад питается плотью земною?
Но куда же уходит, греша,
христианка дурная – душа?
Разлучённая с миром греховным,
подвергается мукам духовным,
обречённая вечно страдать
за отказ принимать благодать.
Послесмертие это и надо
обозначить под именем Ада.
А трясину кровавых болот,
где снедает нас ужас, как плод
поедают садовые слизни,
назовём преисподнею жизни...


Как встарь

Августовская ночь... Потанцуем?
За окошком сияет луна.
Я тебе не даю поцелуем
досмотреть продолжение сна.
До конца календарного лета
остаётся лишь горсточка дней...
Ты стесняешься лунного света
и сдвигаешь портьеры плотней.
Но впотьмах не заблудятся губы,
и дыханья сольются, как встарь.
Мы друг дружке по-прежнему любы,
а у любящих свой календарь.


"Место захоронения неизвестно..."

Помянем дедушку Петра
победною весной!
Не виноваты доктора:
война тому виной,
что канул дедушка во мрак
в числе других больных
в могиле, общей, как барак
брюшнотифозный их.
У смерти логика своя:
нагрянула война –
и значит, каждая семья
отдать ей дань должна.
На поле брани пасть могли б
отец мой и дядья.
Но дед один за всех погиб...
до фронта не дойдя.
Не годный к службе строевой,
сражался не в бою –
как трудармеец рядовой
он принял смерть свою.
Залили хлоркой дедов прах
в одной из тысяч ям...
На чьих мы топчемся костях,
никто не скажет нам.


В ожидании героя

Юные нуждаются в кумирах.
С детства у читателей в чести
фэнтези, где немощных и сирых
сильные стараются спасти.
Маясь от назойливого стука
дождика ночного у крыльца,
вместо сказки лучше перечту-ка
записи покойного отца...
Скромному курсанту лётной школы,
лишь по сводкам знавшему врага,
в сорок третьем славный и тяжёлый
выпал жребий – Курская дуга.
Полк их, силу вражью перевесив,
стал подобен мстящему клинку.
Где судьбу испытывал Маресьев?
В этом истребительном полку!
Сдюжил, свыкся с болью от протезов...
Накрепко запомнил мой отец
то, как, тройку "фокке-вульфов" срезав,
ас пошёл снижаться наконец.
До аэродрома незадолго
кончился бензин, и верный Ла-
пятый на одном лишь чувстве долга
долетел! Судьба не подвела.
И качали лётчики пилота
за его отвагу и талант.
И гордился этим отчего-то
мой отец, механик-практикант...
Персонажи сказочные круты,
я за добрый вымысел – горой,
но зовёт на подвиги не дутый,
не воображаемый герой.


Цифровое поколение

Пристрастья наши экзотичны.
Нам явь – иллюзии скучней.
У нас наушники-затычки
лапшой свисают из ушей.
Мы, став придатками к айфонам,
с экранов их не сводим глаз.
Звоним таким же пустозвонам.
Строчим строчилам вроде нас.
Давно отнятые от соски,
но чисто чадушки душой,
забыли мы наказ отцовский:
Расти большой, не будь лапшой!"


Маски

Экранизатор сказок и легенд,
какой удел героям уготовишь?
Сюжетное клише киношных лент –
красавиц отдавать во власть чудовищ.
Историю про сорванный цветок,
которую поведал нам Аксаков,
в пример не ставьте: вовсе не жесток
её герой – лишь с виду одинаков
он с монстрами из мифов и былин.
Добросердечен грозный исполин!
Но истинно лихие персонажи –
как стали Змей с Кощеем и Ягой
незлыми по сценарию и даже
исполненными кротости благой?
Вручите бесам ангельские маски –
и демоны в раю найдут приют?
В жар-птиц не обратятся в русской сказке
стервятники, что души в нас клюют!
Пусть вид наружный будет одинаков,
не станет правдой ложь от смены знаков.


Вослед

На ступени движущихся лестниц
будним утром, ближе к девяти,
всходят стайки офисных прелестниц.
От иных и глаз не отвести.
Я ли зорче сделался с годами?
Или стала жизнь и впрямь сытей,
и природа чудными чертами
жалует щедрей своих детей?
В залах из бетона и металла,
в бухтах у лазоревых морей
граций воплощённых больше стало,
чем встречалось в юности моей.
С чувством правоты неколебимой
это подтвердит моя жена,
чья краса единственной любимой
трижды в дочерях отражена...
Со ступеней движущихся лестниц,
торопясь на службу к девяти,
сходят стайки дочкиных ровесниц.
Доброго, голубушки, пути!
Дай вам Бог удачи легкокрылой.
Нам же – помнить, глядючи вослед:
нет на свете женщин краше милой,
как дороже дома – крова нет.