Кольцевая

На жизнь хватало – рублёвки мятой,
И жизнь бурлила, а не стекала...
Как газировка из автомата –
С дымком сиропа на дне стакана!
На жизнь хватало – звонков трамвая,
Колёс и рельсов вечерней спевки...
И кружки пива, где кольцевая, –
За двадцать вроде... и две копейки!
И с губ ронялись, помимо сора,
Слова, что жили – лучась, кручинясь.
И жизнь сходилась для разговора
О том, что с нею, дурной, случилось.
И всё, что лили в Кремлёвском зале,
Тут и паялось, тут и лудилось,
И не делилась, не расползалась
Страна большая – в кружок сходилась.
..Всё разобрали – страну и рельсы –
На лом, в карманы... Где кольцевая,
Сигналят в пробках "рено" и "мерсы",
А я, сутулясь, всё жду трамвая.
Заснять себя, успеть! –
Вошло так скоро в моду...
И сбросить снимки в Сеть,
Как козырей колоду.
Забава, но за ней –
Зеркальность лужи грязной:
"Я круче! Козырней!
Раскованней! Развязней..."
Мне жить в миру таком
Темно... Себя не жалко:
Дрожащим костерком
К реке смеркавшей жался.
И тень моя была
На той воде – живая!
И на висках зола
Густела, остывая.
Ни снимка, ни следа...
Но всё, что жглось и тлело,
Текучая вода
Дотла запечатлела.


Памяти Союза

Навек ли, навсёды, завжды –
Мрак беловежского деянья?
Неуж от братьев невражды
Мне ждать теперь – как подаянья?
Не дружбы, не сиянья глаз
В больших трудах, в застолье тесном,
Неужто жить теперь без нас
Победам нашим, нашим песням?
Так странно: прямо из кино,
Тая в груди лишь жажду мщенья,
Ушли Саид и Мимино
В свои пески, в свои ущелья.
Ликуют, что пропал Союз,
Что ими, как Тарас, замучен,
Отрывок "Нет священней уз..." –
Ведь он на русском был заучен!
...Горюя, в крике не зайдусь
И, может, в дни прозрений трудных
Хоть тихих слёз от них дождусь –
Не напоказных, не прилюдных.
Хоть – молчаливой невражды...
И будет это "подаянье" –
Навек ли, навсёды, завжды? –
Как траур. И – как покаянье.


На листопаде золотом...

Не знаю, много ль смысла в том –
Забыв свои года,
На листопаде золотом
Не говорить – гадать!
В том баловстве немолодом
Ловить, глаза закрыв,
Не лист случайный на ладонь,
А – тальк незримых крыл.
И знать: с немеющей руки
Твоей – в незримый сад
Лимонницы и мотыльки,
Закрыв глаза, летят...
Элегии в ночи читают ивам,
Сырой лозе, обнявшей мель и мыс...
А что прочтёшь глухим речным обрывам –
И вязам, что не зря не смотрят вниз?
Грусть не привьёшь здесь сыролозным, ивным,
Живым и гибким влажным черенком.
И грудь полна молчанием обрывным –
Сухих корней шершавым языком.
И смыслы слов – подсудны и повинны
В том, что других ты не сыскал нигде.
И шёпот твой – комок обрывной глины,
Промеж корней катящийся к воде...


Не чужое

1.

Делаю я многое неловко –
Там, где город водит хоровод.
Только деревенская сноровка
Всё ещё в руках моих живёт!
Вот со сценой, скажем, напряжёнка:
Будто бы стою на сквозняке.
Ну а топорище и ножовка –
Как влитые, точно по руке!
Прогоню щепу, ножовкой вжикну –
И задумки внучкины сбылись!
Коля, как ты думаешь, привыкну
К людям выходить из-за кулис?
Как я тяжело стихи читаю...
Будто на уливе чернозём
Штыковой лопатою пластаю –
Чуть не полгектара за разом!
А ведь говорю я – не чужое...
Но из детства – и через судьбу –
Всё несут доярки вёдра с жомом,
Тащат в ряднах силос на горбу.
А в щелястой кузне (через выгон –
Два шага) с утра и дотемна
Железяку жизни Васька Цыган
Правит, выцепляя из горна.
Мне, как в той щелястой кузне, чадно:
Может, зря я пред людьми стою?
Может, слишком мелко и нарядно
То, что лёгким пёрышком кую?
Иль напрасно на себя серчаю?
...Как слова мне губы холодят!
Из далёких лет односельчане
В детские глаза мои глядят.

2.

Что осталось? Лишь недуг да хворость.
Густо зеленевшие вчера,
Высохли слова мои, как хворост
Возле обмелевшего Хопра.
То, что было стёжкой к бате, к маме,
То, что жизнь держало как в плену,
Догорев, лишь сизыми углями
Ночью смотрит в очи на Дону.
Ночь. И перевоз не докричаться.
На болотах – выпи крик больной.
Но не хочет родина прощаться.
Остаётся родина со мной.
Мамин вздох: излуки да лиманы...
Полынок на батином следу.
...И опять на строчки жизнь ломаю –
И на угли сизые кладу.


На белом свете...

Динамик хриплый на перрон нас вынес,
Велел спешить, а тут – то снег, то дождь...
Нет, я не сдался злой судьбе на милость,
Когда земля ушла из-под подошв!
Там, за стеклом, плафон свеченьем налит,
А тут – сквозит больная полумгла...
И я, найдя слепым ботинком наледь,
Свет белый обнял – там, где ты была!
И было нам тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой...
Хоть нужно ждать мне на площадке третьей,
Ну а тебе, похоже, – на второй.
А на весах небесных гирька "против"
Всегда весомей звонкой гирьки "за".
А мы с тобой, земные плоть от плоти,
Глаза в глаза стоим, глаза в глаза!
И диктор, в наши судьбы посвящённый,
Устав просить, нас на испуг берёт.
А мы всё улыбаемся смущённо,
А нас толкает сумками народ!
А нам ещё тепло на белом свете,
Хоть он с утра и льдистый, и сырой.
Хоть нужно ждать мне на площадке третьей,
Ну а тебе, похоже, – на второй...
И этот вот нечаянный припев мой,
Мне кажется, сквозь годы слышишь ты.
И те, что сбились у площадки первой,
Ещё глядят на нас, разинув рты...