ГЕННАДИЙ КРАСНИКОВ
Срочные телеграммы Андрея Дементьева
Эта книга стихотворений Андрея Дементьева задумывалась автором при жизни. Как никто другой чувствующий ритм времени, его дыхание, его насущные проблемы и поставленные жизнью вопросы, поэт продумывал структуру и стилистику книги так, чтобы она звучала современно, дерзко, отчасти даже и публицистично, не теряя при этом особой дементьевской лиричности, человеческой мудрости, милосердия и сострадания. С горечью констатирует поэт стремительно произошедшие перемены, скорость этих перемен, всё меньше оставляющих в человеке человечности, неспешной созерцательности, душевной гармонии: "Как изменилось время! Теперь все хотят, чтобы жизнь была быстрой и порывистой, как спринтерский бросок, без сентиментальных остановок на сердечные излияния или подробные откровенности. Потому что надо многое успеть, а времени порой в обрез. Литература тоже испытывает на себе влияние этих скоростей… Словно и она должна перейти на поэтические эсэмэски". И если Цветаева когда-то считала свои стихи "письмом к человеку", то сегодня часто даже объём письма становится неподъёмным для многих, кого отучили думать современное "тестовое" образование по западному "комиксному" образцу и массовое искусство, нацеленное на тупое и ржачное развлечение, на потребление этого искусства в нагрузку к американскому попкорну.
Нет, конечно, Андрей Дементьев не пишет "поэтические эсэмэски" вместо традиционного "письма к человеку", но, складывая книгу (вместе с её составителем Анной Пугач-Дементьевой) из стихотворений, в которых "поэтический замысел умещается в несколько коротких строк", он, пожалуй, предлагает читателю "срочные поэтические телеграммы". А срочные телеграммы, как, увы, все мы знаем, чаще всего звучат тревожным колоколом, сообщая о событиях не самых радостных, хотя случаются в них и добрые вести.
Интересна мемуарная предыстория, рассказанная вдовой поэта Анной Пугач-Дементьевой: "Рукопись этой книги, скреплённую проволочной спиралью, как блокнот, я нашла на подоконнике в кабинете мужа. Название было крупно выведено на титульном листе – "Мы – скаковые лошади азарта"! Стихи, написанные в молодости, неожиданно стали ёмкой характеристикой всей жизни поэта. Азарт во всём: в любви, радости, неприятии, дружбе". И ещё одно существенное примечание близкого человека: "Сейчас, когда поставлена жизненная и поэтическая точка, как в переводной картинке проявилась вся биография поэта, связанная с судьбой страны, почти весь XX и два десятилетия XXI века стали его напряжённым поэтическим нервом: "Людские горести со мною, и боль Страны всегда со мной…" Вот почему эпиграфом к книге поэта могли бы стать его собственные строки:
Нет, конечно, Андрей Дементьев не пишет "поэтические эсэмэски" вместо традиционного "письма к человеку", но, складывая книгу (вместе с её составителем Анной Пугач-Дементьевой) из стихотворений, в которых "поэтический замысел умещается в несколько коротких строк", он, пожалуй, предлагает читателю "срочные поэтические телеграммы". А срочные телеграммы, как, увы, все мы знаем, чаще всего звучат тревожным колоколом, сообщая о событиях не самых радостных, хотя случаются в них и добрые вести.
Интересна мемуарная предыстория, рассказанная вдовой поэта Анной Пугач-Дементьевой: "Рукопись этой книги, скреплённую проволочной спиралью, как блокнот, я нашла на подоконнике в кабинете мужа. Название было крупно выведено на титульном листе – "Мы – скаковые лошади азарта"! Стихи, написанные в молодости, неожиданно стали ёмкой характеристикой всей жизни поэта. Азарт во всём: в любви, радости, неприятии, дружбе". И ещё одно существенное примечание близкого человека: "Сейчас, когда поставлена жизненная и поэтическая точка, как в переводной картинке проявилась вся биография поэта, связанная с судьбой страны, почти весь XX и два десятилетия XXI века стали его напряжённым поэтическим нервом: "Людские горести со мною, и боль Страны всегда со мной…" Вот почему эпиграфом к книге поэта могли бы стать его собственные строки:
Я хочу вести с потомком диалог,
Чтобы он моё услышал сердце
Между строк.
Чтобы он моё услышал сердце
Между строк.
Поэтому легко понять читательскую взаимность, десятилетиями длящуюся любовь к поэту Андрею Дементьеву, доказавшему своим творчеством, что:
Претенциозность мне всегда
Была чужда.
Душа к высокой простоте стремится.
Где Слово, как открытая звезда,
Вдруг осветит нежданную страницу.
Была чужда.
Душа к высокой простоте стремится.
Где Слово, как открытая звезда,
Вдруг осветит нежданную страницу.
Иногда обвиняемый в излишней риторичности и даже дидактичности, Дементьев, однако, даже там, где можно говорить "языком плаката", находит в своих миниатюрах достаточно сложные образные решения:
Я по глазам богатых узнаю:
Как будто бы смотрю
В промёрзшие озёра…
А если вдруг замечу полынью,
То знаю – и она замёрзнет скоро.
Как будто бы смотрю
В промёрзшие озёра…
А если вдруг замечу полынью,
То знаю – и она замёрзнет скоро.
В своих миниатюрах-телеграммах поэт афористичен, его тревожные послания к человеку запоминаются:
Этот яростный мир красота не спасёт,
Потому что её могут просто купить.
Потому что её могут просто купить.
Лирика Дементьева бывает пронзительной в своей чистоте и простоте, за которыми открываются далеко не простые смыслы:
Вторые сутки хлещет дождь.
И птиц как будто ветром вымело.
А ты по-прежнему поёшь.
Не знаю, как тебя по имени.
Тебя не видно – так ты мал.
Лишь ветка тихо встрепенётся.
И почему в такую хмарь
Тебе так весело поётся…
И птиц как будто ветром вымело.
А ты по-прежнему поёшь.
Не знаю, как тебя по имени.
Тебя не видно – так ты мал.
Лишь ветка тихо встрепенётся.
И почему в такую хмарь
Тебе так весело поётся…
Не дожив до своего 90-летия меньше месяца, Андрей Дементьев до последних дней оставался молодым, на равных, с пушкинской лицейской открытостью общаясь с самыми разными поколениями, он имел право сказать в одном из лучших своих стихотворений:
Не важно, кто старше из нас,
Кто – моложе.
Важней, что мы сверстники
Трудных времён.
И позже История всё подытожит…
Россия слагалась из наших имён.
Кто – моложе.
Важней, что мы сверстники
Трудных времён.
И позже История всё подытожит…
Россия слагалась из наших имён.