* * *

Когда себя раздаришь — слава Богу,
Уже не нужно больше ничего:
Есть только небо, поле и дорога,
До тишины влюблённая в Него.
Прощаешься, и вот за поворотом
Уходят двое в медленную тьму,
А ты лишь улыбнёшься отчего-то
Наполненному сердцу своему.
В нём окна жёлтые родительского дома
И яблоки июльские в саду,
И девочка соседская знакома,
В песочнице играет на виду.
И звёзд песок над городом разбросан
Как будто лёгкой детскою рукой.
И тонкий месяц серпиком вопроса
Плывёт над серебристою рекой.
Пускай другие ночи отвечают,
Любовь у них на сердце иль беда,
И шорох неба слушают за чаем,
И чаек крик, и что поёт вода.
Они идут по замкнутому кругу,
Их ночь впадает в утро не спеша.
Ты раздала себя, как по снежинке вьюгу.
Иди, пока чиста твоя душа.


* * *

Я зарастаю лесом и травой,
И дождь по чёрным листьям моросит
Брусничной кровью — тёмной и живой,
Черничным колокольчиком чудит.
На леску молний дерево поймав,
Мгновенно чаща преображена.
Серебряные кони диких трав
Летят, запутав в спешке стремена.
Себя ли я сама остановлю?
Я ведаю: стихия вся внутри.
Что я не жду, не помню, не люблю —
Грозе весенней ты не говори.
Сил было много: вырастила лес,
Прекрасных сосен красные стволы.
Синеет хвоя инеем небес,
Не ведая хулы и похвалы.


* * *

Вновь наступает воскресенье.
Бела, как ветер, простыня,
Что украшает дом соседний,
Грозу всем трепетом дразня.
Земную жизнь до половины
С непоправимостью пройдя,
Ты чуешь, как необходимы
Дома в предчувствии дождя,
И листьев жёлтые мурашки,
И воздуха горячий сон,
Чтобы понять, как жить бесстрашно,
С биеньем сердца в унисон.
И быть самой — надеждой, песней,
Которая звенит в крови,
Когда душа твоя воскреснет
Для древней, как земля, любви.


ОГОНЬ И СВЕТ

Но есть любовь — уменье быть там, где
Ты нужен, как волна большой воде,
Плод — яблоне и пенье — соловью.
Когда я прорастаю жизнь твою.
Когда прикосновение к руке
Равно ветрам и пламени в реке —
Как феникс, воскресает синева,
Перетекая медленно в слова.
Есть я и ты в словесной глубине,
Как в сердце Бога, на одной волне,
Нет прошлого — и будущего нет.
Но есть река и сад, огонь и свет.


* * *

Кому ты пишешь-то,
О чём ты пишешь?
Перу, бумаге, ветру и дождю...
Погаснет дождь.
И на земле — всё тише.
Ты ждёшь ещё У неба на виду.
Ты медлишь, медлишь
И, лицом вжимаясь
В большую гладь оконного стекла,
Как будто бы пока Не понимаешь,
Зачем тебя дорога позвала.
А там, в окне, распахнутые ветки
И гнёзда птиц, погибших и живых,
И облака, и клёны-однолетки,
Переплетенье листьев и травы.
И чешуя реки огромной медной,
За горизонтом потерявшей хвост.
И огонёк кометы заповедной,
Которая не гаснет среди звёзд.
Ты нужен им.
Они в тебя глядятся Заворожённо —
в зеркало своё.
Они твоей стихией насладятся —
И ты опять уйдёшь в небытие.
...Но остаётся ручка и бумага.
И старый стол. И книга на столе.
Ты в ней живёшь, и в ней — твоя отвага
Бессмертным быть на тающей земле.


* * *

Мой посёлок холоден и прям.
Ветер в двери летние стучится,
Но уже мелькают по дверям
Блики неба, солнечные спицы.
Но уже подсолнухи черны,
Шелестят оранжевые травы.
До последней тихой тишины
Звёзды обескровленные правы.
В сумерках на поле хорошо.
Шелестит в колосьях память зёрен.
И неслышный дождь произошёл,
Словно шёпот, осени покорен.


* * *

Осень. Манекены все одеты
В тёплые и грустные пальто.
Распродажа золотого лета
Снова превращается в ничто.
Погорюй над будущим и прошлым,
Клён янтарный,
Что листвой крылат.
Я ещё приду к тебе попозже,
В час,
Когда ты ветрами распят.
В час, когда мерцает пыль-позёмка
И витрины душные мертвы,
Я приду, и ледяная кромка
Вытает над нежностью травы.
Облака желтеющего морок,
Тонких крыш слепую белизну,
Тишину,
Что выстудила город —
Я к себе прижму и обниму.