Александр Петрушкин
Кыштым
Кыштым
GRANDPARENTS ORATIONEM
-1-
Дочитать бы драму насекомой
этой своры, что – став колесом –
катится под горку от подводы,
как потоп с мертвящим языком.
А посмотришь в дождь – и там
увидишь
жесть дождя из вдов моих торчит,
и звенит в нутре своём неровном,
изменяя в пепелище вид.
-2-
Пока же я стою над бездной
из снега, поля, русской тьмы –
чьей бог – лицом нам
неизвестный –
ещё касается кормы,
пока жую свой дым, хворая,
и пью прекрасный алкоголь –
то слово в этом узнавая,
перерастая свою боль,
то, отравившись кислородом,
спешу расслышать, что во мгле
наждак, топор во всех пустотах
чиричут телу обо мне.
-3-
А дотянешься до молитвы –
начнёшь учить
этот глас синичий,
которым увечен мир.
Встретится кто, как травма,
увенчанный сам собой –
быть бы плотью тебе –
виноват – другой.
Дочитать бы драму насекомой
этой своры, что – став колесом –
катится под горку от подводы,
как потоп с мертвящим языком.
А посмотришь в дождь – и там
увидишь
жесть дождя из вдов моих торчит,
и звенит в нутре своём неровном,
изменяя в пепелище вид.
-2-
Пока же я стою над бездной
из снега, поля, русской тьмы –
чьей бог – лицом нам
неизвестный –
ещё касается кормы,
пока жую свой дым, хворая,
и пью прекрасный алкоголь –
то слово в этом узнавая,
перерастая свою боль,
то, отравившись кислородом,
спешу расслышать, что во мгле
наждак, топор во всех пустотах
чиричут телу обо мне.
-3-
А дотянешься до молитвы –
начнёшь учить
этот глас синичий,
которым увечен мир.
Встретится кто, как травма,
увенчанный сам собой –
быть бы плотью тебе –
виноват – другой.