* * *

Родина, ведь это моя Родина —
С видом из окна на школьный двор,
С розовыми кистями смородины,
Что кивали мне через забор.
С домиком бревенчато-чахоточным,
Что стоял под снос, особняком,
С низенькой палаткой винно-водочной,
Торговавшей иногда тайком.
Словно из забытого и давнего,
По размытой временем Руси,
Вновь иду аллеями Остафьева,
Где в пруду водились караси.
Всё я помню. Память не утратила
Многолетних коммунальных драм,
Комнатного старенького радио,
Что будило гимном по утрам.
Помню, как осенней непогодиной
Моего отца под женский рёв
Принимала на погосте Родина
Первыми побегами крестов;
Первыми предзимними морозами,
Солнцем в студенистой белизне,
Красными на крышке гроба розами,
Что легли на белой простыне.


* * *

Пыльная дорога,
Хвоя да песок,
Церковь недалёко,
Сена жёлтый стог.
Где-то в отдаленье,
Средь лесных озёр,
Хоровое пенье
Деревень и сёл.
Сколько их забыто
По всея Руси...
У куста ракиты
Ты о том спроси.
Да вглядись в ладони
Древних стариков:
В них, как на иконе,
Глубина веков.
Вдумайся, откуда
Эта глубина:
Если жили худо,
Их ли в том вина?
И найдётся, верь мне,
В деревеньке дед,
Что под чай с вареньем
Даст такой ответ:
“Жили мы не худо,
И теперь всё есть,
Держимся покуда,
Ну, а там... Бог весть”.


КОЛЬКА ИЗ КАПОТНИ

Его любили — Кольку-гитариста —
Пройдоху, переростка из Капотни,
А он любил “Битлов” и лез в артисты,
Устраивал концерты в подворотнях.
Шпана — он блефовал на гране фола,
Не шестерил у фраеров и урок;
И если драка где — сбежит из школы,
На нож пойдёт... А что ему? Придурок!
Но обошла его тюрьма и зона —
Спасла повестка из военкомата.
Шутил дружок: “Не вышло фармазона,
Теперь пойдёт под дуло автомата”.
А Кольке наплевать на афоризмы,
Была б гитара, сигареты, спички,
Весёлые черкал родне он письма,
Хоть и служил у чёрта на куличках.
А как служил? Наверное, неплохо.
По слухам, вроде бы крутил баранку.
А что паясничал под скомороха,
Так то — по дурости, на то она — гражданка.
Но прав был друг: в районе Кандагара,
В краю утёсов и ветров горячих,
Взорвались струны Колькиной гитары
И положили парня в тесный ящик.
И хоронила Кольку вся Капотня.
Ну, а когда из дома выносили,
То каждый пёс скулил из подворотни,
Как будто бы оплакивал Россию.


* * *

Камыш растёт, где был когда-то пруд.
Плотину почему-то разобрали.
Давно из-под земли ключи не бьют,
И жители дома позапирали.
А было время, раков здесь ловил,
Нырял на спор, с мальчишками повздорив,
До щиколоток погружаясь в ил,
Мечтал о синем и далёком море.
Не знал тогда, ещё не мог я знать,
Колени разбивая о ступеньки,
Что с тихой грустью буду вспоминать
О позабытой Богом деревеньке;
Тот пруд, который высох и зарос,
Плотину, избы, запахи и звуки,
Полёт шмеля, назойливость стрекоз,
Ободранные о корягу руки.
И даже бестолковый брёх собак —
Теперь я знаю — был не бестолковым,
И добрым — деревенский тот чудак,
Встречавший нас отнюдь не добрым словом.
Не высохнет, не порастёт травой,
Как пруд, живой родник воспоминаний,
Где мальчик с белобрысой головой
Сплетал венок из розовых мечтаний.
Из тех мечтаний он давно подрос.
А может, их намеренно украли...
Жаль, высох пруд и камышом зарос.
И жалко, что плотину разобрали.


* * *

Выкатилось солнце на большак,
Полыхнуло алым над полями,
Повздыхал прохожий, снял рюкзак
И присел на придорожный камень.
Поглядел на тех, кто к солнцу шёл,
Как и он, без роздыху шагая,
И хотя на жизнь он не был зол,
А подумал: “Что за жизнь такая!..”
Вынул папиросу, закурил,
Усмехнулся над честным народом...
Не сказать, что выбился из сил,
Просто он забыл — откуда родом.