ТАТЬЯНА ПИСКАРЁВА
Родилась в Москве. Окончила МГУ им. М.В. Ломоносова, профессиональный журналист. Начала публиковаться как поэт с 2015 года. Стихо¬творения были опубликованы в "Литературной газете", журнале "Москва", ежегодном литературном альманахе "Казахстан – Россия", в переводах на сербский язык – в литературном альманахе "Ријеч" и в других литературных изданиях в России и за рубежом.
Пространственность стиха – как жизни полумера
Предчувствие
Предчувствия безмолвная громада
легко срывает якорь золотой.
Царапая стволы глухого сада,
ломает строф неясный строй.
Предчувствие сидит в простой кибитке,
считает вёрсты вместе с ямщиком.
Как гость незваный,
пыль несёт в избытке.
И в дверь стучит истёртым сапогом.
Предчувствие ему затушит свечку,
кольцом ударит о церковный пол,
укажет путь на берег Чёрной речки,
там станет пулей, чей укус так зол.
…Пока в Михайловском в огне трещат поленья,
на кончике пера горит стихотворенье,
а няня, как сверчок, сидит себе у печки –
Предчувствие,
нырнув под воды Чёрной речки,
с поэтом разговор оставит на потом.
* * *
Мороз меня целует в губы,
как прежде никогда
не целовал.
Ведёт коня с серебряной подпругой.
Как лунь седой –
сто вёсен разменял.
И я в ответ –
снимаю рукавицы,
касаюсь нежно
мраморного лба.
В пустом лесу живёт
одна синица.
И я когда-то тоже
так жила.
* * *
Пространственность стиха –
как жизни полумера,
его судьба тиха,
а будни чёрно-белы.
В попытке уловить
все отраженья мира –
как тени в зеркалах,
они неуловимы –
мы напрягаем нить
надмирного эфира,
в котором так легка,
как неба полусфера,
пространственность стиха
страницы чёрно-белой.
* * *
Всё двигалось и раздвигалось,
закаты плыли на Восток,
восходы уплывали в Запад,
а Север с Югом разминулся –
но снова встретился.
И вот
хребет свой тёмный округлил
остывший к ночи небосвод.
Потом ушли стада во тьму,
и с ними пастухи послушно
пошли в тепло и мягкий мрак.
И было в этой ночи южной
всё очень просто: травы, звёзды.
И в час – не ранний, и не поздний! –
зажёгся самый новый знак.
О нём проведали волхвы, и тоже шли, как пастухи,
– во тьму, в которой травы, звёзды,
младенцы, девы, пастухи…
А если кто-то из волхвов
хотел взглянуть на знак – глядел,
как в полдень – вверх, из-под руки.
В ту полночь не было беды,
а если и была – никто
её тогда не заприметил.
Но помнят до сих пор: что ночь
была тиха и воздух светел.
Спокойный говор пастухов,
и удивление волхвов,
и из пустыни слабый ветер…
Предчувствия безмолвная громада
легко срывает якорь золотой.
Царапая стволы глухого сада,
ломает строф неясный строй.
Предчувствие сидит в простой кибитке,
считает вёрсты вместе с ямщиком.
Как гость незваный,
пыль несёт в избытке.
И в дверь стучит истёртым сапогом.
Предчувствие ему затушит свечку,
кольцом ударит о церковный пол,
укажет путь на берег Чёрной речки,
там станет пулей, чей укус так зол.
…Пока в Михайловском в огне трещат поленья,
на кончике пера горит стихотворенье,
а няня, как сверчок, сидит себе у печки –
Предчувствие,
нырнув под воды Чёрной речки,
с поэтом разговор оставит на потом.
* * *
Мороз меня целует в губы,
как прежде никогда
не целовал.
Ведёт коня с серебряной подпругой.
Как лунь седой –
сто вёсен разменял.
И я в ответ –
снимаю рукавицы,
касаюсь нежно
мраморного лба.
В пустом лесу живёт
одна синица.
И я когда-то тоже
так жила.
* * *
Пространственность стиха –
как жизни полумера,
его судьба тиха,
а будни чёрно-белы.
В попытке уловить
все отраженья мира –
как тени в зеркалах,
они неуловимы –
мы напрягаем нить
надмирного эфира,
в котором так легка,
как неба полусфера,
пространственность стиха
страницы чёрно-белой.
* * *
Всё двигалось и раздвигалось,
закаты плыли на Восток,
восходы уплывали в Запад,
а Север с Югом разминулся –
но снова встретился.
И вот
хребет свой тёмный округлил
остывший к ночи небосвод.
Потом ушли стада во тьму,
и с ними пастухи послушно
пошли в тепло и мягкий мрак.
И было в этой ночи южной
всё очень просто: травы, звёзды.
И в час – не ранний, и не поздний! –
зажёгся самый новый знак.
О нём проведали волхвы, и тоже шли, как пастухи,
– во тьму, в которой травы, звёзды,
младенцы, девы, пастухи…
А если кто-то из волхвов
хотел взглянуть на знак – глядел,
как в полдень – вверх, из-под руки.
В ту полночь не было беды,
а если и была – никто
её тогда не заприметил.
Но помнят до сих пор: что ночь
была тиха и воздух светел.
Спокойный говор пастухов,
и удивление волхвов,
и из пустыни слабый ветер…