Если мнишь себя писателем, то желательно сидеть за письменным столом и писать. Не возбраняется также вступить в какой-нибудь писательский коллектив. Но для этого придётся встать из-за указанного стола. Неизвестно, каким ты туда вернёшься.

Я был принят в ПЕН-клуб в 1996 г. – по рекомендации Фазиля Искандера и Татьяны Бек. И все эти годы исправно платил членские взносы. Этим исчерпывались мои отношения со всемирной организацией писателей и, боюсь, со всей мировой литературой.
Два года назад, узнав, что избран в исполком (на самих выборах меня не было), не счёл возможным уклониться. Ибо промелькнула надежда, что наше дремлющее сообщество встрепенётся и реально сможет защитить тех, кто в этом нуждается. Нам свойственно обольщаться.
Нынешний кризис в ПЕНе – с взаимной "глухотой паучьей", с чудовищными обвинениями и оскорблениями, с разрывом многолетних кровных связей и дружб – всё это лишь симптом глубокого общественного раскола. Можно предположить, что в исторической перспективе нам как нации предстоят тяжёлые испытания. Мы как бы забыли о страшных уроках столетней давности, когда русская интеллигенция не только не смогла обрести общий язык, но и немало способствовала крушению государства. Недаром выброшенный из России герой Дон-Аминадо горько кается в своих былых прегрешениях:

Мы до сих пор не вполне осознали, что нынешний, длящийся четверть века распад "большой России" ещё не остановлен и пока нет гарантий, что он не увенчается полным успехом.
Разумеется, писатели давно уже не совесть нации. Но, по крайней мере, их слово (в основном подкреплённое авторитетом предшественников) ещё может кое-что значить.
Нужен ли вообще диалог? Скромный опыт симпозиумов и встреч, вот уже почти два десятилетия регулярно проводимых Фондом Достоевского, свидетельствует о том, что люди самых различных политических пристрастий и убеждений способны не только совместно выпивать и закусывать. Это, может быть, одна из немногих в России общественных площадок, где сдерживаются амбиции и утишаются страсти.
Для чего нужен ПЕН?
19 октября 1836 года, в черновике своего послания к Чаадаеву, Пушкин писал: "Надо было прибавить (не в качестве уступки, но как правду), что правительство всё ещё единственный европеец в России. И сколь бы грубо и цинично оно ни было, от него зависело бы стать стократ хуже. Никто не обратил бы на это ни малейшего внимания".
Полагаю, что ПЕН существует помимо прочего и для того, чтобы не дать власти сделаться "сто раз хуже".
Но прежде – не стать бы "хуже" нам самим. Говоря так, прекрасно сознаю, что каменья в меня буду брошены с обеих сторон.
Мы согласились не только на формальное нарушение устава, но и совершили нравственную ошибку, утвердив основанное на "телефонном праве" прекраснодушие прежнего исполкома, – списочный приём в ПЕН новых, не прошедших соответствующую процедуру членов.
Совершенно неприемлемы те отвратительные поношения, которым подвергаются мои старшие товарищи – Андрей Битов, Александр Городницкий, Юнна Мориц и другие достойные литераторы. Это некрасиво, непорядочно, низко. Рвущуюся из благородных писательских уст бранную лексику сладострастно подхватывают и умножают вдохновенные блогеры: с чувством брезгливого высокомерия они взирают на тех, кто, по их мнению, должен самоликвидироваться при виде их незапятнанных риз. Я могу понять 83-летнего Александра Городницкого, мужественно прошедшего суровые моря и океаны, но не выдержавшего бури, разыгравшейся в луже лжи.
Взяв за правило подписывать собственной рукой только собственные тексты, я далеко не всегда разделяю формулировки и особенно стилистику решений, исходящих от нынешнего исполкома (тем более что порой не видел или не давал согласия на публикацию некоторых из них). Ибо подобный словарь зеркален тезаурусу "либеральной полиции". Тем не менее не считаю возможным покинуть исполком – как по понятным этическим соображениям, так и из уважения к тем, кто его избрал.
Если будет юридически безупречно доказано, что устав 2008 г., по которому проводилось последнее общее собрание (на нём, к сожалению, я не присутствовал), не легитимен, исполком обязан немедленно сложить свои полномочия. Если документ действителен, надо работать дальше.
Комиссии по выработке нового устава (куда необходимо включить – по их желанию – и тех, кто добровольно вышел из ПЕНа) надлежит как можно скорее представить свой проект общему собранию, после чего следуют перевыборы. Оговорюсь, что заранее отказываюсь войти в какие бы то ни было "руководящие органы".
Необходимо перерегистрировать всех (бывших и нынешних) членов ПЕНа исходя исключительно из творческих критериев.
Альтернатива одна: гибель ПЕНа, пребывание в котором абсолютно ничего на даёт его членам, кроме слабой надежды помочь гонимым и сохранить собственную совесть.