Елена ВИНОГРАДОВА
* * *
Продам родительский очаг,
нехитрый скарб раздам по вещи.
Лекарство выпив натощак,
сорвусь туда, где море плещет.
Там в ноябре под двадцать пять,
там люди в ярком кормят чаек.
Там страсть не держат на цепях
и виноградным привечают.
А здесь печурка внедогляд,
роняя головню на щепки,
нет-нет да треснет, коль палят
одну березу в холод крепкий.
И ты сидишь себе, следишь, —
сомлев лицом, — за огоньками,
колени обхватив руками...
... И никуда не убежишь, —
не пустит под порогом камень.
Его мой дед еще, кажись...
...Какая ни на есть, а жизнь,—
...дарованная стариками...
нехитрый скарб раздам по вещи.
Лекарство выпив натощак,
сорвусь туда, где море плещет.
Там в ноябре под двадцать пять,
там люди в ярком кормят чаек.
Там страсть не держат на цепях
и виноградным привечают.
А здесь печурка внедогляд,
роняя головню на щепки,
нет-нет да треснет, коль палят
одну березу в холод крепкий.
И ты сидишь себе, следишь, —
сомлев лицом, — за огоньками,
колени обхватив руками...
... И никуда не убежишь, —
не пустит под порогом камень.
Его мой дед еще, кажись...
...Какая ни на есть, а жизнь,—
...дарованная стариками...
* * *
Полюбила б я тихий жасмин,
Плач колодца под песню калитки,
Чай с лимоном, уютный камин
В украшенье ракушки-улитки.
Полюбила б я кроткий жасмин,
И ночник, и мерцанье лампадки,
И в подвале брожение вин,
Ореол абажурный и грядки.
Полюбила б я нежный жасмин,
Целовала бы цвет недотроги.
Ворковала бы, тешилась с ним,
…Да репейник стоит у дороги…
Плач колодца под песню калитки,
Чай с лимоном, уютный камин
В украшенье ракушки-улитки.
Полюбила б я кроткий жасмин,
И ночник, и мерцанье лампадки,
И в подвале брожение вин,
Ореол абажурный и грядки.
Полюбила б я нежный жасмин,
Целовала бы цвет недотроги.
Ворковала бы, тешилась с ним,
…Да репейник стоит у дороги…
* * *
Я войду тихонько, двери
Отворив своим ключом.
Так приходят кошки-звери
На любимое плечо.
Так приходит самый нужный,
Жизнью в новый день дохнув.
Так приходит ветер южный,
Света луч расколыхнув.
Прокрадусь по половицам,—
Не встревожу сонный луг.
Он в твоих плывет ресницах,
Ускользает из-под рук.
В росных травах бродят кони,
Плавно головы клоня.
Облака текут — тихони —
Возле каждого коня.
Гривы косами сплетает
Низкий розовый туман.
На губах зари не тает
Белым сахаром луна.
С птичьим щебетом приластюсь, —
Прилетел твой вольный стриж!
Чуешь — щекотно запястью, —
Просыпайся, слышь-ш-ш-ш…
Отворив своим ключом.
Так приходят кошки-звери
На любимое плечо.
Так приходит самый нужный,
Жизнью в новый день дохнув.
Так приходит ветер южный,
Света луч расколыхнув.
Прокрадусь по половицам,—
Не встревожу сонный луг.
Он в твоих плывет ресницах,
Ускользает из-под рук.
В росных травах бродят кони,
Плавно головы клоня.
Облака текут — тихони —
Возле каждого коня.
Гривы косами сплетает
Низкий розовый туман.
На губах зари не тает
Белым сахаром луна.
С птичьим щебетом приластюсь, —
Прилетел твой вольный стриж!
Чуешь — щекотно запястью, —
Просыпайся, слышь-ш-ш-ш…
* * *
куда ни ткнусь ни лодки ни весла
одно крыло от велика "Десна"
да дом забитый с мертвым коромыслом
колодец с колесом… Сансары? нет... не зна...
и нету смысла
взгляд отводить с обугленной стены
на пыльный самовар без крана но с трубою
когда и кем из-за какой вины...
и было ли
с тобою?
две мухи звонко просятся на свет
в слепом оконце завиток от хмеля
разрухи сон... на печке ты Емеля
но щуки под рукой в помине нет
и ты шагаешь по хребту забора
поваленного ветром и дождем
сквозь зверобой аж до грибного дора
тут скот пасли осинник увлажнен
отсюда прелый дух и тропка в гору
скорбя ведут на пятницкий погост
где ель застыла вместо колокольни
где от могил заметны только колья
да в человечий окаянный рост
трава такая что в своих объятьях
готова удержать и уронить
но нить от солнца золотая нить
на чистом платье
одно крыло от велика "Десна"
да дом забитый с мертвым коромыслом
колодец с колесом… Сансары? нет... не зна...
и нету смысла
взгляд отводить с обугленной стены
на пыльный самовар без крана но с трубою
когда и кем из-за какой вины...
и было ли
с тобою?
две мухи звонко просятся на свет
в слепом оконце завиток от хмеля
разрухи сон... на печке ты Емеля
но щуки под рукой в помине нет
и ты шагаешь по хребту забора
поваленного ветром и дождем
сквозь зверобой аж до грибного дора
тут скот пасли осинник увлажнен
отсюда прелый дух и тропка в гору
скорбя ведут на пятницкий погост
где ель застыла вместо колокольни
где от могил заметны только колья
да в человечий окаянный рост
трава такая что в своих объятьях
готова удержать и уронить
но нить от солнца золотая нить
на чистом платье
* * *
У реки-то жить хорошо, —
все с руки полив нагишом,
да с дымком ночного костра
ночку всю до дна опростать;
полоскать с мосточка белье,
знай себе ловить окунье,
на песке оставив следы,
просто так сидеть до звезды.
А когда лунища над ней,
все созвездья ближе, видней.
Рассудив — где прав, где не прав, —
стыд-слезу отправить в рукав...
С зорькой к веслам — петь и грести!
Править к плесу... твердь обрести.
Хорошо так жить, не устав!
...Жди не жди, — придет ледостав...
все с руки полив нагишом,
да с дымком ночного костра
ночку всю до дна опростать;
полоскать с мосточка белье,
знай себе ловить окунье,
на песке оставив следы,
просто так сидеть до звезды.
А когда лунища над ней,
все созвездья ближе, видней.
Рассудив — где прав, где не прав, —
стыд-слезу отправить в рукав...
С зорькой к веслам — петь и грести!
Править к плесу... твердь обрести.
Хорошо так жить, не устав!
...Жди не жди, — придет ледостав...
* * *
Белесый свет на дюнах от луны.
Два светлячка — сиянье ярче шелка —
как водится в июне, — влюблены.
И тщится шепелявая иголка
к прибою приторочить галуны.
Прилипли к телу джинсы и футболка,
планктон не в силах бездну превозмочь.
С ним чудится — морская кофемолка
и нас с тобой перемолоть не прочь!
И снова слева солнца тихий блеск.
Разбросаны прозрачные медузы.
День. Новый день из черноты воскрес,
тем укрепил наличие союза.
Подобно тени, долог интерес —
подробно изучать следы от шторма.
И каждый новый безмятежный всплеск
соединяет содержанье с формой.
В сплошном смешенье моря и песка
с вкрапленьем солнца в каждой из песчинок
смешно лишенье, призрачна тоска.
Волна к волне, — их жажда беспричинна.
Завидна даже участь пятака —
для глаз твоих — в карманах щедрой смерти.
Да это все потом!.. Ну, а пока
ни сил ошибки править, ни усердья.
* * *
Пора сорвать тоски репей, — лесок утюжить лыжами,
оторопев во сто тетерь, сомлеть у елей с фижмами!
Пора конькам на лед теперь... Осечка (!) — тема русская, —
вороньей стаей оттепель, как семечками, лузгает.
Но голенастой быть уже, — снега грядут под нордами.
Короста наста, выдюжи зимы походку твердую!
В погоне бурной улица кипит, — заботы яркие.
Пургой не в пору ль пудриться? Сменить наряды маркие!
Тропарь с пристрастьем выучен, казна деньками щелкает —
словарь истратим рыночный: "За елками! За елками!.."
...Сродни веселым дележам покупки елей бойкие...
Огни, в тесемках дилижанс, хлопушки, хмель и ойканье.
Ошкурен сочный мандарин на снега свежем кружеве.
До дури алчный взгляд витрин, — им все б зевак выуживать.
— Пожива нынче не дурна! — ворона ближним каркает.
Зенит зимы. Звенит струна страстями жизни жаркими.
Два светлячка — сиянье ярче шелка —
как водится в июне, — влюблены.
И тщится шепелявая иголка
к прибою приторочить галуны.
Прилипли к телу джинсы и футболка,
планктон не в силах бездну превозмочь.
С ним чудится — морская кофемолка
и нас с тобой перемолоть не прочь!
И снова слева солнца тихий блеск.
Разбросаны прозрачные медузы.
День. Новый день из черноты воскрес,
тем укрепил наличие союза.
Подобно тени, долог интерес —
подробно изучать следы от шторма.
И каждый новый безмятежный всплеск
соединяет содержанье с формой.
В сплошном смешенье моря и песка
с вкрапленьем солнца в каждой из песчинок
смешно лишенье, призрачна тоска.
Волна к волне, — их жажда беспричинна.
Завидна даже участь пятака —
для глаз твоих — в карманах щедрой смерти.
Да это все потом!.. Ну, а пока
ни сил ошибки править, ни усердья.
* * *
Пора сорвать тоски репей, — лесок утюжить лыжами,
оторопев во сто тетерь, сомлеть у елей с фижмами!
Пора конькам на лед теперь... Осечка (!) — тема русская, —
вороньей стаей оттепель, как семечками, лузгает.
Но голенастой быть уже, — снега грядут под нордами.
Короста наста, выдюжи зимы походку твердую!
В погоне бурной улица кипит, — заботы яркие.
Пургой не в пору ль пудриться? Сменить наряды маркие!
Тропарь с пристрастьем выучен, казна деньками щелкает —
словарь истратим рыночный: "За елками! За елками!.."
...Сродни веселым дележам покупки елей бойкие...
Огни, в тесемках дилижанс, хлопушки, хмель и ойканье.
Ошкурен сочный мандарин на снега свежем кружеве.
До дури алчный взгляд витрин, — им все б зевак выуживать.
— Пожива нынче не дурна! — ворона ближним каркает.
Зенит зимы. Звенит струна страстями жизни жаркими.
* * *
Если чуешь: любви, как икебане, ты обучаем,
а во влажные комнаты тянет специями и маринадом, —
значит, это Осень — постукивая каблучками —
прогуливается, важная, с индульгенциями и с маскарадом.
...Неглиже, кстати, входит в число светских ее нарядов…
Если с утра на ветру зовет-верещит сорока,
а мосластый подсолнух ей честь отдает с поклоном, —
значит, это Осень — довольна и розовощека —
изучает твой огород и честно готовит земное лоно.
...Неважно, что помидоров еще до х... зеленых…
Если чайки трясут иргу, рябью пятная чело у бани,
а мальвы под "танец драже" рвутся, неответные для гороха, —
значит, это Осень — все и вся бы ей раздербанить —
готова доказывать: "Это только моя эпоха!"
Забей на то,
...она ведь женщина, а не отпетая выпивоха…
а во влажные комнаты тянет специями и маринадом, —
значит, это Осень — постукивая каблучками —
прогуливается, важная, с индульгенциями и с маскарадом.
...Неглиже, кстати, входит в число светских ее нарядов…
Если с утра на ветру зовет-верещит сорока,
а мосластый подсолнух ей честь отдает с поклоном, —
значит, это Осень — довольна и розовощека —
изучает твой огород и честно готовит земное лоно.
...Неважно, что помидоров еще до х... зеленых…
Если чайки трясут иргу, рябью пятная чело у бани,
а мальвы под "танец драже" рвутся, неответные для гороха, —
значит, это Осень — все и вся бы ей раздербанить —
готова доказывать: "Это только моя эпоха!"
Забей на то,
...она ведь женщина, а не отпетая выпивоха…
* * *
Другой, но все же вновь поводырем
снег вышел из небесного закута.
Такой хороший! — Хочешь, заберем
его на двор, весна придет покуда?
Сведем знакомство со снеговиком —
пускай по-свойски с непоседой-сойкой
следит за нами с высоты веков
чудак бокастый — весело и стойко.
А если кто холодный и чужой
придет нарушить чудную обитель,
он вьюгою отвадит, как вожжой,
а нас ничуть при этом не обидит.
Он будет вольно жить — без поводка
и без ошейника гулять в округе...
Он чутким нюхом будет знать, когда
мы ошибемся как-нибудь друг в друге...
снег вышел из небесного закута.
Такой хороший! — Хочешь, заберем
его на двор, весна придет покуда?
Сведем знакомство со снеговиком —
пускай по-свойски с непоседой-сойкой
следит за нами с высоты веков
чудак бокастый — весело и стойко.
А если кто холодный и чужой
придет нарушить чудную обитель,
он вьюгою отвадит, как вожжой,
а нас ничуть при этом не обидит.
Он будет вольно жить — без поводка
и без ошейника гулять в округе...
Он чутким нюхом будет знать, когда
мы ошибемся как-нибудь друг в друге...
Елена Михайловна Виноградова родилась в 1962 году. Училась в Московском текстильном институте. Писать начала в 1994 году. Свободный художник. Живет в городе Великий Устюг (Вологодская область).