Впечатление первое, обалдевшее. Удивительной мощи и целостности альбом. От первой до последней песни все — единый цикл, монолитная композиция. Не последнюю роль здесь играет обрамление — диск начинается со стилизованного русско-народного женского хора, тревожного "плача Ярославны" (точнее, Ярославен) и заканчивается их же "плачем" в сопровождении собачьего (волчьего?) воя. Но поет тот хор песни стебные, песни стебные, да прикольные, только плачет он… Собственно, по нам и плачет.
Впечатление второе, возрожденное. При всей своей мрачности — альбом на редкость жизнеутверждающий. Начиная с песни "Мог бы" с ее "чернушным", оскаленным "в жестяной рукомойник" началом и резким, контрастным переходом к жизни, к действию, к себе. И заканчивая песней о похоронах русского рока. Похоронили — эксгумировали — обломайтесь.
Впечатление третье, от противного. Радует, что вопреки сегодняшней, "слюнявой" и "розовосопливой" музыкальной действительности, Юрий Шевчук умудряется сохранить основную (и, пожалуй, единственную) отличительную черту рок-музыки — протест. Но вот она широта русской души: если уж протестовать, то против всего. Главное — против всех, и знать врага в лицо (подробный список см. в "похоронной команде" русского рока). Сохранение этого протеста и дает, на мой взгляд, Юрию Юлиановичу право передавать "привет" от русского рока. Или от своего лица, но пока (тьфу, тьфу, тьфу) со света этого.
Впечатление четвертое, критическое. Постоянный ностальгический лейтмотив, тянущийся еще с "Единочества" — типа "были времена и почище" — вроде бы пока не перевешивает в сторону прошлого, шаткое равновесие держится (надеюсь, и будет держаться). Резкие переходы от лирики к стебу почти всегда оправданы, а вот провалы в подземелье Невыверенных "ляпов" — не радуют. "Добавил в сущность — ложку человека": задумка хорошая, но…
Впечатление пятое, доброе. Протест — далеко не всегда подразумевает злость на что-то, на кого-то. В данном альбоме хорошо заметны некоторые текстовые провалы, причем в самых "злых" местах. Ругаются, как правило, прямым текстом, не обращая внимания на стилистику... Не могу не отметить такой настораживающей черты как пафосность. Пафосность особая, протестная, рокерская и пр. — все равно ею и остается. Пафос, выродившийся в фарс. Патриотизм, доведенный местами до кликушества. Но — местами выходящий на совершенно иной качественный уровень. На уровень Поэзии.
"Я назову тобой дорогу"… Миллионы пропавших без вести. Они — среди нас, мы — среди них, для них. Пропавшие. Без вести.

"Синоптики с погодой ошибаются, а что уж там о жизни говорить". Да, если уж говорить по поводу песенных текстов, представленных в данном альбоме, то не о жизни. О жизни в нем и так слишком много сказано. Именно сказано, рассказано, констатировано. А так хотелось поэзии…
Похоже, совершившийся несколько лет назад "переезд" О. Митяева из бардовской песни в шансон, произошел настолько неожиданно для автора, что тот не успел даже собрать "пожитки". Так в бардовском прошлом остались работа над текстом (в первых альбомах), филигранность сочетания текста и музыки, звуковая и смысловая наполненность стиха и прочие в принципе ненужные коммерческой музыке "вещи". Впрочем, любимую слушательницами "фирменную" митяевскую интонацию автор при "переезде" не забыл. И все?
Нет, как показал данный альбом, кое-что автор все-таки "заначил". Хотя и создается впечатление, что большая часть песен написана если не на случай, то на заказ. А если учесть, что альбом уже больше месяца — в лидерах продаж, то соцзаказ понят правильно и принят от тех, от кого нужно. Вопрос в одном — а нужно ли? Ведь всю суетную небрежность, многословие, размытость текста — все, чем богат альбом — уже сложно замаскировать интонацией и доверительным исполнением. К сожалению, автор не молодеет, а хриплые "фирменные" придыхания уже сейчас наводят на мысли о бренности бытия. Может, пока не поздно, изменить направление: сделать ставку на поэзию, а не на антураж? Вернуться в "светлое прошлое", к нераскрученности, к безденежью, к разговорам на кухне, к стихам…
В наше время модно вспоминать свое нищее советское прошлое — со слезой, но без малейшего желания туда вернуться. Альбом пропитан ностальгией, причем ностальгией обобщенной, и потому стертой, размазанной, "никакой". Песни порой похожи на путевые заметки, на интервью ("Хроники перестройки"). А поскольку истории у большинства постсоветских бизнесменов общие, то и рассказ неоригинален.
Собственно, не оригинален и сам альбом. Многое в нем кажется слишком знакомым — повторение пройденного: пройденного или самим автором, или другими. Например, те же "Хроники перестройки" ("Она играла на альте…"). Если даже не говорить о неоправданном музыкальном оформлении (судя по ресторанно-цыганистому аккомпанементу, "жемчужина филей", пахнущая "Poison"-ом, "играла на альтЕ" в таборе или в бардаке), сама песня явно не первой свежести. Во-первых, слишком уж напоминает она и модную в начале 1990-х, песню про путану (хотя песня не об этом — но как похоже!), и миладзевскую "Она была актрисою", и собственно митяевскую "Она была актрисою, а он — простой полярник" и многое другое. И все излишне затянуто, забито мелкими подробностями, небрежно и многословно. "В работе честные пути мне удавались лишь местами". Местами? Какими именно?
А "на себе испытывал мытарства снова я"? А слившийся "проплеть", которого (которую?) вспоминает поручик? И кто такой "капельтуш"? "Мы в пустой езде провели весь день" — и вовсе воспринимается матерно… "Не формулируя природу в слово".
Такие "ляпы" особенно заметны на фоне хороших песен. Это "Письмо от матери", "Холода", "Норильск", "Запах снега" и, пожалуй, лучшая — "Намастэ". Душевно, в традициях "раннего" Митяева (чем-то напоминает "Таганай") — раскрытие смысла происходит не по мере возвышения, взлета, а по мере приближения к людям: поприветствовать Бога, повстречавшегося со мной, обнимающего, отпускающего меня, выпивающего со мной.
"Запах снега" — альбом-дневник. В дневнике человек описывает свою жизнь в конкретном месте-времени. Поэт описывает свою жизнь в поэзии, жизнь в слове, жизнь вне времени. Если жить стихами, то каждая строка, каждое слово должны быть прожиты не зря. Должен остаться мир — твой мир — и "запах уставшего снега второй половины зимы".