В океане мирской суеты нас привычно
                                                выводит из дрейфа
Пасторально-знакомый мотив,
                                                  неизжитая детская блажь.
Оркестровка почти не звучит,
                                                      лишь вибрирует мысленно флейта,
Заставляя спуститься пешком с верхотуры
                                                                на нижний этаж
По ступеням исхоженных лет,
                                       мимо прочих людей и событий,
Застывая голодным щенком у защелкнутых
                                                                   на ночь дверей,
Где так ждали, но больше не ждут, -
                                                остается тихонько завыть и
Постараться хоть раз изменить нерушимый
                                                                     порядок вещей.
Поджимают свои животы корабли
                                                           без причалов и порта,
Раздувают мешком паруса под аллегро
                                                                  шумящей волны,
Только склянки давно не звенят молодецки
                                                              (для пущего понта),
Ариозо печальной cудьбы отдавая навеки коны.
Как размашисто крут дирижер!
                                         Это шторма прекрасное престо -
Перелом, поворот-оверштаг, лязг запора,
                                                               распяливший дверь,
И надежда в глазах у щенка на концерте
                                                     для флейты с орекестром,
Что любовь нереально жива в череде
                                                               бесконечных потерь.
В океане земной суеты нас Вивальди выводит
                                                                              из дрейфа -
Одинокий с рыжинкой старик,
                                             в нищете скоротавший свой век.
Пусть поет и вибрирует в такт вместе
                                                    с сердцем чудесная флейта -
Так, что хочется все изменить,
                                                 и слезинки ползут из-под век.

Колеса резво катились к югу.
В купе соседнем нетрезво пели
Про степь да степь, ямщика и вьюгу.
А проводница несла постели,
Мела и мыла, поила чаем,
На остановках в смешной беретке
С флажком ходила… И он, скучая,
Влюбился cразу, как малолетка.

Леса мелькали, сады, платформы.
Мелькали груди как две Ай-Петри,
Которым тесно под cиней формой.
«Она красотка!» - мужик допетрил.
Когда за тридцать - легко и просто,
Когда за сорок - чуть-чуть сложнее.

Пират покинул семейный остров
И не заметил, как стал трофеем.
Колеса дружно гребли на север.
О Сулико пел грузин поддатый,
А проводник - вечно в черном теле,
Про саклю слушал и мыл плацкарту.
Как древний бог, вел войну с титаном
И клал на горб, как Сизиф, бутылку.
В купейном ждали из ресторана,
«Мой отпускник!» - говорили пылко.

Поля мелькали, дома, заборы,
Мелькали листья в осеннем ветре.
В час увядания помидоров:
«Что я наделал!» - мужик допетрил.
Когда за сорок - легко и просто,
Когда за тридцать - чуть-чуть сложнее.
Жена простила, взяла на остров,
Чтоб не болтался пират на рее.

На крыльях чайки зной качают зыбкий.
Под страхом раскаленной булавы
Мне штиль вернул зеленые улыбки
Морской, никем не скошенной травы,
В чьих дебрях распускаются медузы,
В чью благодать плывут стада бычков,
Спеша спастись от солнечной обузы,
И мошкарой клубится рой рачков -
Как Млечный Путь, они всю ночь мерцали,
Но ярок день, качают чайки зной.
Затиненные сваи на причале,
Где спит с утра рыбак невыездной,
А вместе с ним и невод в изголовье,
Засваенные бунгала в песке -
Вкушают сны... Лишь я мешаю с кровью
Мускат Массандры в грусти и тоске.
Под булаву подставиться не жалко,
Пусть солнце бьет... Обратный свой билет
Зажму в руке и прокричу русалкам:
«Останусь жить с наядой средних лет
На зависть вам, отродья Посейдона!»
...Зеленой рябью щерится трава.
На постаменте в позе управдома
Стоит Волошин и молчит слова.

Свил ветер на твоих губах гнездо для слов,
                                                                    волшебных слов.
Они ночами крепко спят, хранит дыхание тепло в
Больших и маленьких телах - ни око их неймет,
                                                                                  ни слух -
Лишенных плоти, естества, бескрылых,
                                                                  но крылатых вдруг,
Когда протянет почтальон в плаще багряного сукна
Тебе конверт с блестящим днем, фрамугу зацепив окна.
И встанешь ты, читая день, и полетят ко мне слова,
Веселой стайкой щебеча (да так, что кругом голова)
Про моду, быт, любовь и спорт, про всё на свете и не всё,
Что близко и не близко нам - хочу cовету внять Басе:
Повыше жаворонка вверх забраться, сесть на перевал,
Передохнуть. А что в ответ? «Она сказала»,
                                                                             «он сказал»,
«Сосед заметил», «друг не врет»,
                                                   «подруга с мужем говорят».
Меня б легко нашла и там орда галдящих воронят.
Лишь ночь тропинкой дождевой придет
                                                            в промокшей епанче -
Фрамугу тронет, чтоб забрать конверт,
                                                                   поправив на плече
Торчащий локон смоляной,
                                               и поспешит под гребень струй,
Ты замолчишь - и в тишине раздастся первый поцелуй,
Потом второй, потом еще - общенью положив предел.
Свил ветер на твоих губах гнездо для слов. Я не хотел!

Волны, разбитые в брызги, силу попросят у ветра.
Впадины скальные - миски, очередь в полкилометра
Из валунов - просят ила щедро добавить в похлебку.
Выжало тучу светило в жгучую пляжную глотку.
Ежится тонкая кожа в мокром плаще из загара.
Август, случайный прохожий
                                                в цепких объятьях вокзала,
Топает к поезду быстро, машет, прощаясь, букетом,
Где все бутоны, как числа, в каждом - застывшее летo.
Пахнешь разлукой и морем, чудо в соленых песчинках.
Чайки с природой не спорят - тучи разносят на спинках.
У сентября сигарета палой набита листвою,
Даст прикурить ему лето нашей любовью с тобою.
В бред разбиваются волны,
                                               в дым превращаются страсти.
Фото в застенках альбома станут гербарием счастья.

В море южном, где волна облита
Щедро апельсиновым лосьоном
И у кромки пляжа пена взбита
Брадобреем берега - муссоном,
Плавала роскошная медуза
В платье с голубым, как небо, шлейфом.
Рядом, извиваясь карапузно,
Плыл конек и представлялся эльфом,
Королем соленого планктона,
Рыцарем кораллового грота,
«Я влюблен в тебя, - твердил резонно, -
Cловно в Эсмеральду Квазимодо».
Говорила мудрая креветка
Распаленной водяной скотине:
«Ты б отчалил, дохлик с гривой редкой.
Разве ялик - пара бригантине?»
«Эх, злодейка, стерва-недотрога,
В самом секси из нарядных платьиц», -
Так страдал коняшка от ожога
Под зловредный хохот каракатиц…
…Прежде чем к милашке прикоснуться,
Льды представь пролива Лаперуза,
Охлади свой пыл, не вышло б куце,
Как с коньком, познавшим яд медузы,
Чьи муссон искусно раны лечит -
Дует нежно, заглушая стоны,
И, волной облив больные плечи,
Щедро мажет солнечным лосьоном.

Забавный мужчина, похожий на гнома,
Скучает на крыше стокгольмского дома.
Лениво струится из трубки дымок:
- К шести приглашала на чай фрекен Бок.
Готовит старушка ванильные плюшки.
Все ждет Малыша, для него ставит кружку,
Надеясь, что вспомнит про старых друзей.
Года пролетели, и мир стал взрослей.
Малыш бородат, заседает в риксдаге.
Поездки, дела… Обещал дать бумаги,
Чтоб мог я своих петухов рисовать -
Забыл, вероятно. Был Бэтмен опять.
Спивается, слабая мышья порода.
Сыграли в трик-трак, поругали погоду,
О детях сегодняшних был разговор.
Процессор в друзьях у них и монитор,
Собаки живой детям на дух не надо,
Живут тамагочи внутри аппаратов,
Компьютерный хакер - мечта и кумир.
А Бэтмен орал: «Я спасу этот мир!»
Лететь, не лететь? Надеваю пальто
И за пару эре доеду в метро…

Забавный мужчина, похожий на гнома,
Спускается в лифте стокгольмского дома.

- Месье, я смеялся во время диктанта
Совсем не нарочно: шепнула мне парта,
Что прежде была корабельной сосной.
Но с детства страдала морскою болезнью,
Поэтому плотник Анри из предместья
Поехал на верфь с древесиной другой.
Бедняжке обидно, она проскрипела,
Что дух флибустьера таит ее тело.
Зовут океаны: «Покинь материк,
Подальше от классa, от школы, Парижa,
И там, где волна тебе щеки оближет,
Зовись гордо шхуной «Акулий плавник!»
- Месье, вы поверьте, смеялся сквозь слезы.
В минувшую среду - почище курьезы.
По нашему парку в обнимку брели
Два карпа в плащах и вишневых беретах,
В киоск направлялись - купить там газеты,
Да видно, в бистро перебрали шабли.
А пони, который в конюшне Фламандца
Работает частным учителем танцев,
На праздник воскресный устроил канкан:
Подковы на мощных ногах першеронов
Дробили брусчатку, взлетали попоны…
И - сел на свою же фуражку ажан.
...Иллюзии детства живут вместе с нами:
Из капли дождя вдруг родится цунами,
От мелкой обиды случится война.
Пусть взрослым нелепое кажется грустным,
Фантазия пропуском станет в искусство.
- Месье, вы не будьте строги c Франсуа.

Созерцая с обрыва природы алтайской убранство,
Насыщая эфир энергетикой праведных дум,
Воплощением птицы, застывший
                                                         в тантрическом трансе,
Не по-русски бормочет «ом мани», затем - «падме хум».
Сострадательный Будда,
                                        прикинувшись утренним ветром,
Шевельнет его волосы теплой и мягкой рукой.
Открываются чакры - дороги в душевные недра,
И космическим странником бродит по чакрам покой...
Ей придется одной на горе этой ставить палатку,
Долго хворост таскать, на кореньях настаивать чай.
«Только б он не упал, - колбасу поедая украдкой. -
Бес попутал меня с чудаком прилететь на Алтай!»

Разбился грозовой калейдоскоп,
На мир просыпав градины-осколки.
Подставил крышу дом - панельный гроб,
Сколоченный еще до перестройки:
- Бей звонче, град, в стареющий металл,
Сшибая ржу и превращаясь в брызги.
…Я столько раз вернуться обещал
В свой город Nпо адресу прописки.
Подъезд-швейцар чтоб взял под козырек
И кнопкой подмигнул от домофона:
«С приездом, я так рад тебе, сынок.
Все будет замечательно, ты дома».
Тросами лифт прищелкнул: «Не блажи,
Терпению любому вышли сроки».
…А дождь наружу рвался из души
С твоим дождем смешать свои потоки.
Разбитый грозовой калейдоскоп
Упреки градин сыпанул горстями.
Подставил крышу дом… Нет! Крышку - гроб
Любви-царевны, спящей между нами.
Стекляшке новой буднично сверкать
Придется в небе, осушая лужи.
Ты грустно скажешь мужу, что опять
Был ночью град -
Не ждан, не зван, не нужен.