Известный поэт, драматург, актер Юрий Юрченко, постоянный участник русско-грузинского поэтического фестиваля, ежегодно проходящего в Грузии, выступил в качестве литературоведа и буквально взорвал научный (и не только!) мир своей сенсационной книгой «Пастернак против Сталина. Зашифрованная поэма». Это глубокое литературоведческое исследование, в котором автор анализирует перевод Акта пятого трагедии Гете «Фауст», с привлечением исторических документов эпохи, немецкого оригинала Гете, других переводов знаменитого произведения.
«Формально книга началась недавно, а на самом деле - ей двадцать с лишним лет..., - рассказывал Юрий Юрченко.- Этой книги не было бы без такого выдающегося, за все представимые рамки выходящего предприятия, как международный поэтический фестиваль, который устраивает Грузия. Руководитель фестиваля, Николай Николаевич Свентицкий, - просто невероятный человек! Каким образом он все устраивает и организовывает - это удивительно! Я был приглашен от Франции на этот фестиваль, который проходил уже в третий раз. Десять дней в Григолети, на берегу Черного моря мы прожили в таком раю! И как-то ночью, после всех поэтических споров, разговоров и деклараций, мы беседовали с немецким издателем и литератором Вальдемаром Вебе- ром о Пастернаке, о том, какое это
мы все там встретились. И после фестиваля все что-то начали, и я вот, видите, бросился писать совершенно для меня неожиданную книгу, литературоведческую.»
В прошлом году, на IV русско-грузинском поэтическом фестивале, организованном Международным культурно-просветительским Союзом «Русский клуб», состоялась презентация этой необычной книги. Кстати, она посвящена памяти замечательного грузинского литературоведа Гии Маргвелашвили.
Сенсационность книги, прежде всего, в том, что Юрий Юрченко опроверг бытующее мнение о Пастернаке как о политическом конформисте, чуть ли не сталинисте. Ведь Пастернак первым из знаменитостей воспел Сталина в стихах, посвятил ему восторженные строки. Наталья Иванова в своей публикации на страницах журнала «Знамя» (2001, №10) «Собеседник рощ» и вождь» пишет: «Н.Я. Мандельштам полагала, что в 1937 году «Борис Леонидович еще бредил Сталиным... После войны сталинский образ у Пастернака кончился». Еще одно свидетельство принадлежит Андрею Вознесенскому — он не забыл сказанные ему Пастернаком слова о Сталине: «Я не раз обращался к нему, и он всегда выполнял мои просьбы». И еще: «Сталина он называл «гигантом дохристианской эры» («Мне 14 лет» - «Воспоминания о Борисе Пастернаке», М., 1993)». По мнению Н. Ивановой, «Что очевидно - Пастернак искренне соучаствовал в создании легенды, мифа о Сталине. А в сокрушении и
разоблачении этого мифа он участия не принимал».
Именно с этим утверждением не согласен Ю. Юрчен- ко - он приходит к другому выводу, что в переводе «Фауста» как раз и происходит сокрушение и разоблачение мифа о Сталине.
В своей книге Ю. Юрченко обращается к образу доктора Фауста, которого сближает со Сталиным договор с дьяволом, размышляет о том, какие «знаменитый чародей» претерпел метаморфозы, начиная с XVI века, когда, собственно, он и стал героем легенд, сравнивает Фауста Гете с героем пастернаковского перевода: «Если у Гете (...) в сценах с Филемоном и Бавкидой Фауст действительно не выходит за рамки недовольства и все происшедшее в дальнейшем - трагическая случайность, спровоцированная Мефистофелем, то у Пастернака здесь - рассчитанное, осознанное убийство. Заговор. И ни о каком «одержимом искателе истины, справедливости и счастья» здесь уже говорить не приходится. Фауста-творца вдруг вытесняет фигура Фауста-тирана, не терпящего ничего «против». Причем фигура очень знакомая...»
Юрий Юрченко расшифровывает следующие строки перевода Пастернака: Бедной братии батрацкой Сколько погубил канал! Злой он, твой строитель адский, И какую силу взял! Стали нужны до зарезу
Дом ему и наша высь. Он без сердца, из железа, Скажет - и хоть в гроб ложись.
Каждое слово этого поэтического перевода тщательно, скрупулезно анализируется - с привлечением документов эпохи. Бедной братии батрацкой сколько погубил канал - за этими словами, по мнению автора, стоят вполне конкретные реалии сталинской эпохи. «Пастернак свидетельствует о сотнях тысяч, если не о миллионах загубленных крестьянских жизней...» - считает Ю. Юрченко.
«Величайший архитектор всех времен и народов», при котором возводятся огромные сооружения и которого сравнивают с Петром I, на деле оказывается «злым», «строителем адским». «Так кто же взорвал храм Христа Спасителя - Сталин - гениальный строитель коммунизма или Фауст - Злой Строитель адский?» - вопрошает автор. Кстати, у Гете Фауст не был «строителем адским». Таковым он становится по воле Бориса Леонидовича. Лингвостилистическое исследование текста перевода Пастернака позволяет Юрию Юрчен- ко найти прямые аллюзии с современностью, с суровыми временами политических репрессий.
Даже выражение «до зарезу», которого нет в оригинале, намекает на кровавую «деятельность» большевиков. «Вслушайтесь, ведь это старики Филемон и Бавкида кричат нам вместе с соратниками Кобы по революционной борьбе: «Стали нужны до зарезу дом ему и наша высь» - пишет автор.
Вокруг книги, ее концепции, которую одни называют открытием, другие - гипотезой, третьи - «фигой в кармане», возникла горячая полемика. Не все согласны с тем, что Б. Пастернак выступает именно против Сталина. «А как же тогда, в этом контексте, восприни
мать все стихи Пастернака о И. Сталине и роман «Доктор Живаго»? Или, может быть, писатель маскируется в своем творчестве и раскрылся только в «Фаусте»?»
— задается вопросом Б. Одинцов в своем эссе «Пастернак против Сталина? Размышления после прочтения книг Ю. Ключникова («Лики русской культуры») и Ю. Юрченко («Фауст»: Б. Пастернак против И. Сталина. Зашифрованная поэма»).
Ответ на этот вопрос содержится, пожалуй, в оценках М. Чудаковой и А. Карпенко: «...Как отметила Мариэтта Чудакова, длительное утаивание и подавление определенных мыслей не проходит для человека даром: оно может выскочить в любой момент, и в этом плане «агентурное» шифрование Пастернака очень даже понятно с точки зрения психологии. Поэт может быть слеп. Поэт может терпеть тирана во имя любви к своим близким. Но любить тирана большой поэт не может: это противоречило бы самой природе творчества, основанной на свободном волеизъявлении. Скажу страшную, непостижимую вещь: мне кажется, что Пастернак Сталина и любил, и ненавидел. И, наверное, эти чувства вряд ли были одновременны: правление Сталина затянулось почти на тридцать лет!» (А. Карпенко. Тайнопись пастернаковского перевода «Фауста»: Юрченко против Сталина. www.poliinform.ru)
Но вопрос в том, идет ли речь о «выскакивании», о подсознательном, или о сознательном выборе. Ю. Юрченко настаивает именно на сознательном выборе, на антисталинских размышлениях поэта, его завуалированных посланиях и шифрах.
В книге много других удивительных открытий. Так, в переводе Акта пятого «Фауста» автор усматривает и поэтический диалог «Пастернак-Шаламов». В сценах Мефистофеля с «душами умерших» - в сценах, представляющих собой наброски, эскизы к этим - возможным - будущим сценам в романе («Доктор Живаго»
— И. Б.) неизбежно и неотвратимо встает образ Шала- мова, слышится шаламовское прерывистое, хриплое дыхание».
Некоторые склонны считать исследование Юрия Юрченко сугубо «поэтическим». «Этот язык в книге такой, особенный, именно, в фонетической части, выходит на первое место, это же выдало поэта сразу, поэта, особенно такого - поэта-исследователя: «стали»
— «Сталин» и - зацепило, все, тут и Хайдеггера можно вспомнить, который говорил, что главное не сказать что-то, а дать языку сказаться через себя», - считает литературный критик, культуролог Александр Люсый (участник полемики на радио «Культура»). Такого же мнения А. Карпенко: «... Произошло самое удивительное: поэт Юрченко расслышал поэта Пастернака.»
И, тем не менее, книга Ю. Юрченко, без всяких скидок, - литературоведческое исследование, научный труд, написанный живым, увлекательным языком. Он читается на одном дыхании.
«То, что ему удалось обнаружить поэтическую тайнопись в пятом акте перевода «Фауста», является открытием в горизонте русской поэзии ХХ века, и, более того, русской литературы в целом. В определенном смысле Ю. Юрченко спас - и вернул! - имя Б.Пастернака на поэтический Парнас, поскольку публикации последних лет граничили с уничижающим «разоблачением» личной - как сокровенной - и поэтической - как художнической - жизни поэта. Поэтическое имя Б.Пастернака стала затягивать тина обывательских трактовок, что грозило русской литературе потерей его творчества в горизонте оригинальных - и нравственных! - художественных откровений» - пишет доктор филологических наук Светлана Макуренкова (из письма автору).