Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

НАТАЛЬЯ ЗЕЛЯНСКАЯ
Оренбург

Родилась 29 ноября 1977 года в Барнауле. В Барнауле же провела детство, окончила школу, затем филологический факультет Алтайского госуниверситета. Как, наверное, многие провинциальные девочки, стихи начала писать с детства. Где_то в 1991 году наша школа стала гимназией, и я выбрала филологию, а не математику, поступила в гуманитарный класс. Затем поступила на филфак АлтГУ, , начала посещать поэтическую студию, «отметилась» на семинаре молодых литераторов. Дальше — больше. Аспирантура, защита диссертации. Я попыталась исследовать мифоонтологические основания эстетики раннего Ф.М. Достоевского. Судя по лежащему в ящике письменного стола диплому кандидата филологических наук — успешно. Немножко поработала в родном университете, но вышла замуж за Константина Белоусова, и уже вместе мы переехали в Оренбург, преподаем в Оренбургском госуниверситете.
 Печаталась в барнаульских газетах, журналах «Барнаул», «Встреча». В 2002 году стала лауреатом Пушкинской премии, учрежденной администрацией Алтайского края и Алтайским отделением СП России. Сейчас интересуюсь пара_ и квазилитературными феноменами в современной культуре. Творчество — процесс сложный и нелинейный, поэтому, помимо прочего, мое внимание привлекает феномен графомании как литературы особого типа.



…НЕ УЕХАТЬ И НЕ ВОЗВРАТИТЬСЯ
 
* * *

А солнце живёт вместе с вами
В закрытом пространстве кофейника
Стареющими близнецами
Вы смотритесь… Или отшельника
С тоскливым искривленным ликом
На фоне кубических далей
Вы изображаете, бликом
Склоняя горизонтали
По плоскости, тайно ребристой.
Пытаетесь верить в трёхмерность
И в солнечный облик статиста,
Чей лик удивительно внятен
Под слоем коричневых пятен.
И вам тяжела его смертность.



* * *

Вот вокзал, вот перрон, вот синица,
Вот пакет, в нем сплошной фуд лайн.
Мы толпимся: здесь надо толпиться.
Каравай, выбирай, гуд бай.

Мы целуем друг другу лица
Очень звонко, из края в край.
Этот поезд сейчас умчится,
Он так странно похож на трамвай.

У вагона цветет проводница.
Ты ей дай — за постель и чай.
А я буду, наверно, жар-птицей,
Просто, чтобы не так скучать.

А потом все, как встарь, повторится.
Фокус-покус — и месяц май.
…Обязательно будет носиться.
Уезжай.



* * *

Светлеет небо. За стеной всё тише
Стучат часы. Мир подступает ближе.
В окне спадают ангелы на крыши.
Ты видишь их, но ты уже не та…

Тебе от света больно. Но не очень.
Ты хочешь затеряться среди прочих.
Пернатым остаётся лишь пророчить,
Хоть «never more» не значит ни черта.

Ты выйдешь замуж или выпьешь водки.
Пройдут все войны, и всплывут все лодки.
О, бедный Йорик! Собираем шмотки.
Ведь всюду тишь да гладь — и пустота.

А мир опять меняет оболочку.
Куда б ни шла, приходишь в ту же точку.
Per aspra, но это всё цветочки…
Кто знает, где последняя черта.

А там — зима в необъяснимой злости
Так мягко стелет, что болят все кости.
Но вдруг спасут нечаянные гости
Иль холодок нательного креста.

Твои мечты о Боге так реальны,
Так сексуальны, аж суицидальны.
Прочтёшь учебник, чтоб постичь все тайны,
Ну а потом рискнёшь родить Христа.

И станешь солнцем в центре всех парадов
В плаще из лилий и в венке из гадов.
В сосновой бочке уплывёшь от взглядов,
Желающих скорейшего суда.

И время будет длиться в разговорах
О белой даме в мрачных коридорах,
Которая задёргивает шторы.
Ты не зови, она уже не та.



* * *

Привередливые стены
В старой золоченой раме
Я повешу возле сцены
На погнутый гвоздь программы.
Будем любоваться стоя,
Молча разводить руками,
В изумленье непристойном
Думать пыльными словами.
Удивительно случайны
Междустенные таланты —
Почерк штукатурно-чайный,
Жесты между строк помяты.
Я не знаю, где берутся
Темы угловатых виршей,
Из каких стаканов льются
Кирпичи четверостиший.
В стены встынут стаи точек,
Чей-то голос прекращая,
Чайно-непонятный почерк
Мутным лампам посвящая.
И на стенно-скальном лике
С ограждением из рамы,
Как последняя улика —
Заржавевший гвоздь программы.



* * *

Зима смерзается до трещины в стекле.
Зигзагом обессиленного лая
Она ползет кривляясь по земле —
Ни сном, ни духом — ни внутри, ни с краю.

Останется, ссылаясь на декабрь, —
Холодным пальцем по открытым лицам, —
Обняв воспетый триста раз фонарь,
Начнет расти, и множиться, и длиться.

И снова неразгаданный финал:
Застывших зимних окон вереница
И белый недостроенный вокзал,
Чтоб не уехать и не возвратиться.



СМЕРТЬ ЗИМЫ

Черно-белая зима
По притихшим коридорам
Ходит в шерстяных носках
И с подсвечником дешевым.
Натыкается впотьмах
На целующихся кошек
И с брезгливо-бранным «брысь!»
Заколачивает двери.
Наблюдает свысока
Грязно-слезные пейзажи,
Намалеванные вскользь
Недалекою весною,
Водит пальцем по стеклу
И цитирует с усмешкой,
Выдающей интеллект,
Мол, и я весною болен...
Черно-белая зима
Занавешивает окна,
И неоновая ночь
Выползает из-за шторы.



* * *

Гляжусь в тоннель из отражений,
Брожу средь зарослей из снов,
Цежу печаль чужих творений
Из пусто-тесных вечеров.

Альбомы старых фотографий,
Картины гулких площадей,
Букет ненужных биографий,
Следы непонятых идей...

Раскрылись веером страницы,
Смешались буквы. В листьях путь.
И это тоже только снится,
А значит, снова не вернуть.



* * *

Отцветают заборные палки,
Воробьиный трещит налет.
Белый старец идет вразвалку,
Хриплым кашлем по улицам бьет.
Приближаясь к прозрачным встречным,
Ищет взглядом в лице черты,
Всем беспечным, калечным, вечным
Кружит головы, плавит рты,
Отпускает, всучив немного
Желтых лунно-полночных снов,
И уходят по белым дорогам
Зараженные тайной стихов.



* * *

Этот трамвай в тысячу окон
Перебирает четки людей,
Трет побледневшие впалые щеки
О переулки, огни фонарей.
Это меня в непрозрачности стекол
Не различить средь незваных гостей,
Средь незнакомых, втиснутых боком,
Сжатых в квадраты словарных статей.
Это запутанность заданных сроков,
Чет или нечет дозволенных дней...
Хмурый трамвай в тысячу окон
Лязгает четками сонных людей.