…У станции метро "Баррикадная" в Москве ко мне подошел молодой человек лет 18–20 и вежливо спросил: "Отец, нет ли закурить?". Ответил ему, что "не курю со времен Курской дуги". И тут, к моему величайшему изумлению, Василий, как он потом представился, говорит: "А что это такое, Курская дуга?"
Невольно вспомнил о том героическом и жестоком времени.
Когда я окончил 1‑е Томское артиллерийское училище, мне было тоже 18 лет. Несмотря на многочисленные просьбы немедленно направить на передовую, был вместе с другими молодыми лейтенантами-артиллеристами откомандирован в части РГК (резерв главного командования). Как стало ясно потом, нас готовили для сражения века в 1943 году — на Курской дуге.
К линии фронта передвигались мы через Воронеж, Старый Оскол. Много было пеших переходов — тяжелых, изнурительных, с полной боевой выкладкой, в жаркую погоду. В наши 18 лет жили в то время верой в завтра, отгоняли мысль о возможной скорой смерти, хотя фронтовые опасности начались для нас с глубокого тыла — с немецких бомбежек.
В колоннах не было уныния: молодые задорные ребята, хотя и не обстрелянные, находили место шутке. "Старики", или "отцы", как мы их звали, в возрасте, как правило, 25–30 лет, держались солиднее, хозяйственно, "по-отечески" к молодежи. На подходе к огневым рубежам все более крепла солдатская дружба. Ловкачей там не было, а если появлялись, то долго не задерживались.
В ночь на 5 июля артогонь с нашей стороны был открыт рано утром. Это была мощная обработка изготовившегося к прыжку противника. Зрелище потрясающее: рассвет, степь — и море огня. Особенно запомнились огненные языки "катюш", со специфическим грохотом изрыгающих пламя. По рассказам военнопленных, артиллерийско-ракетная атака привела в замешательство, вызвала панику, психические расстройства.
И вдруг наступила тишина и томительное ожидание. Что произойдет дальше? Начнут ли немцы после этого наступление?
Гитлеровская военная машина, заведенная на план "Цитадель", стряхнув осколки и землю, двинулась вперед. Архитекторы "Цитадели" были убеждены, что все будет сметено этой железной и мускулистой армадой. Ведь против русских брошены элитные дивизии Гитлера "Мертвая голова", "Великая Германия", "Рейх" и другие. О серьезных намерениях гитлеровцев свидетельствовали большие танковые подкрепления, ультрасовременные диковинные тогда машины типа "тигров", "пантер", "фердинандов".
Когда с 5 по 12 июля все это обрушилось на наши первые оборонительные рубежи, не скрою было очень страшно, но и не совру, что в течение первых суток страх прошел. В сознании все больше отстаивались такие чувства, как ярость, злость, желание удержать этот смертоносный вал "всем чертям назло". А гитлеровцы на "тиграх", "фердинандах", в танковых десантах непреклонно и фанатично, как роботы, лезли вперед, сминая противотанковые пушки, заваливая окопы обороняюшихся, погибая от нашего огня в рукопашных схватках.
Не верилось, что все это мог выдержать человек. Пехотинцы, артиллеристы передового базирования, не сумев победить, подорвать или поджечь ревущие чудовища, пропускали их над собой, отсекая пехоту. Но немецкие цепи шли накатом одна за другой. Обороняющимся на переднем крае в эту страшную неделю оставалось только одно — героически умереть. Сквозь танковый вал подкрепления не в состоянии были подойти. Гибли товарищи, в том числе и школьные друзья. Память о них вечна.
12 июля 1943 года две эти лавины, насчитывающие 1.200 бронированных чудовищ с обеих сторон, столкнулись в открытом бою. Бой продолжался день и ночь. В нем за разрывами снарядов, огнем и дымом трудно было понять, день это или ночь. Гигантские столбы пыли, огня, гари уходили ввысь, закрывая весь горизонт. Солнечный диск катался в этом затемнении, будучи бессильным пробить свои лучи сквозь дым и огонь, чтобы осветить несчастную землю и людей, бившихся насмерть. Далеко не всем удалось выжить и пройти это жесточайшее сражение. Среди оставшихся в живых немцев оказалось немало потерявших рассудок.
Лишь к вечеру наступил перелом. Немецкие войска, танковые соединения понесли огромные потери, увязли в ходе сражения.
5 августа 1943 года в честь победы на Курской дуге в Москве впервые был дан салют 12‑ю залпами из 120 орудий. 23 августа был взят Харьков. Курская битва завершилась нашей победой.
Память снова и снова возвращает к тем дням. Накануне боя, я, как и многие другие, передал заявление в партию: "Если погибну, прошу считать коммунистом".
Бой был жесточайшим. Я был ранен в руку, но пытался вытащить из пекла командира полка Н. Михневича. До медсанбата было два километра. Я волок его на шинели, потерявшего сознание. Я не знал, куда затем его отвезли, потому что сам потерял сознание и очнулся уже в кузове грузовика. Ощупал правой рукой левую руку — она казалась мертвой. "Отрежут", — мелькнуло в голове. "Им легче отрезать, чем вылечить", — вспомнил слова бывалого майора, который не раз лежал в госпиталях.
Еще раз пощупал руку. Ущипнул. Еще сильнее ущипнул. Но ничего не почувствовал. "Точно — отрежут".
— Далеко еще? — спросил сопровождавшего младшего лейтенанта.
— Сейчас приедем, потерпи, — сострадательно ответил тот.
— Слушай, друг! Возьми! Это у меня немецкий — парабеллум. Защити меня.
— От кого? — удивленно спросил тот. — Мы же в тылу.
— От врачей. Не дай им пилить руку. Они меня усыпят и начнут пилить… Стреляй. Мне ведь еще и девятнадцати не исполнилось. Без руки… сам понимаешь…
— Ладно! — согласно кивнул младший лейтенант. — Припугну их, если чего…
Когда операция закончилась и я пришел в себя, прежде всего, потрогал левую руку. Она была на месте. Может, врачи сами решили оставить руку, а может, сопровождавший младший лейтенант действительно припугнул. Выяснить это я уже никогда не смогу. Больных спешно грузили в санитарный поезд и отправляли подальше от линии фронта.

Эшелон уходил на восток…