Село Ермилово стояло рядом с федеральной трассой, ведущей из Москвы на запад, в сопредельные страны. А сельский храм в честь Рождества Пресвятой Богородицы возвышался над местностью и был хорошо виден прямо с шоссе. Все, кто проезжал мимо, замечали красоту старинной церкви, построенной ещё до никоновской реформы.
Долгие годы храм стоял в запустении. Штукатурка на некогда белоснежных стенах облупилась и осыпалась, купола потемнели, кресты и колокола поснимали безбожники ещё в довоенные времена. Так и стояла церковь, превращаемая то в зерновой склад, то в сельский клуб, потихоньку ветшая.
Грянула окаянная перестройка, принёсшая страшные перемены: кому удачу и богатство, кому разорение и нищету; кому почёт и славу, а кому горе и забвение.
Но церкви на русских просторах стали понемногу оживать. Вот и в Ермилово в начале девяностых годов XX века прибыл новоназначенный священник — отец Николай. Был он человеком уже в годах, служение Богу начал ещё при Никите Хрущёве под влиянием псково-печерских монахов, к которым привели его юношеские искания истины и спасения.
Поселился батюшка со своей женой, матушкой Татианой, в маленьком домишке при храме и жизнь вёл очень скромную. Не было у него ни автомобиля, ни имущества, только большой огород выделили ему на окраине села. Летом частенько передвигался священник на стареньком велосипеде, подаренном заботливой прихожанкой.
Отец Николай развернул активную деятельность по восстановлению сельской церкви и возрождению прихода. Поначалу собралось едва ли не всё село, а в то время стояло в нём около двухсот дворов и проживало почти семьсот жителей. Дружно провели они субботник по приведению в должный вид бывшего клуба, вернув ему первоначальное назначение — быть храмом Божиим.
Вытаскали горы мусора и навели порядок, прибрали и обиходили территорию вокруг. Внутри — стены подштукатурили и побелили; поправили окна и двери; настелили полы и восстановили незатейливый иконостас; развесили иконы, большинство из которых подарили местные жители; собрали нехитрую утварь; и начались богослужения. Два года почти длилось восстановление церкви.
Самая старая жительница села, баба Фрося, которая ещё задолго до войны, девчонкой, помнила храм действующим, передала церкви чудом уцелевшую престольную икону — Рождества Богородицы. Многие сочли это весьма знаменательным событием.
Но отремонтировать храм снаружи сил уже не хватило. Поправили и подлатали кровлю, чтобы не протекала, а вот привести в божеский вид стены, покрасить купола и поставить новые кресты — не было уже ни денег, ни возможностей.

Прихожане начали стремительно убывать, как будто мор прошёл по селу. Пожилые и старые, которых особо жестоко покарали перестройка и капиталистические реформы, умирали один за одним. Кто от нищеты и от голода — мизерные пенсии-то по полгода задерживали, а то и вовсе разворовывали новые хозяева страны. Кто от болезней — единственный фельдшерский пункт закрылся и был превращён заезжим армянином в водочный магазин. Кто-то просто угас от тоски и от безысходности, глубоко уязвлённый оскорбительными заявлениями новых властей, что жили, мол, зря и напрасно. А кого-то и вовсе убили залётные бандиты, позарившиеся на нехитрое имущество беззащитных стариков.
Те, что помоложе, тоже начали разбегаться кто куда. Колхоз развалили, разворовали, работы вовсе никакой не было. Разъехалась молодёжь на заработки — куда глаза глядят.
Держались подольше сельчане среднего возраста — не старые, ещё крепкие мужики и бабы: кто — промышляя торговлей на трассе, кто — живя с огорода; но и им скоро стало невмоготу. Многие подались в город, а кто остался — запил и совсем погиб…
Через восемь лет у отца Николая осталось уже всего-то десятка два прихожан — немощных и болящих старушек. Старичков не было вовсе.
Скорбел душой священник и не знал, что ему делать. Паства шла на убыль, новые прихожане не появлялись, да и откуда бы им взяться?! Так, изредка заезжали с шоссе какие-нибудь любопытствующие туристы-путешественники, торопливо осматривали старинный храм, дивились его бедности и уезжали восвояси, бросив в ящичек для пожертвований немного денег.
Свадеб давно уже не играли — венчать-то было некого, крестить тоже — никто не рождался на белый свет. Только помирали. Заупокойную службу совершал отец Николай едва ли не каждый день, с большой печалью в сердце провожая своих прихожан в последний путь. По бедности и за отпевание мало кто мог ему заплатить, всё больше продуктами благодарили доброго пастыря, потому как не отказывал отслужить панихиду бесплатно. Треб и вовсе никаких не было — ни дом освятить, ни молебен отслужить. Нищета, беспросветность и уныние царили в селе Ермилово.

Денег на содержание храма не хватало. Нечем было заплатить регентше, старой школьной учительнице музыки; хорошо хоть ещё несколько бабулек соглашались бесплатно попеть на клиросе. Нечем было оплатить электроэнергию, и церковь отключили от сети. Как и в старину, вечерние службы теперь проводили только при свечах. Причт потихоньку разбежался, потому как за гроши никто не хотел прислуживать. А уж чтобы привести внешний вид храма в должное состояние — и речи быть не могло. Не на что было ремонтировать-то! Так и стояла церковь — с ветхим и облупленным фасадом, с облезлой кровлей и без крестов.
Теплилась ещё некоторая надежда на помощь местного руководства, но напрасно — надежда эта не оправдалась. Глава районной администрации, вороватый и чрезвычайно деловой мужичок, поначалу наобещавший и всяческую поддержку, и золотых гор, первым делом шустро прибрал к рукам всё, что плохо лежало, пораспродал что можно и отбыл на повышение в областной центр — делиться опытом по «прихватизации» народного достояния. Пришедший ему на смену руководитель оказался горьким пьяницей; он сильно досадовал, что всё растащили до него и поживиться было уже нечем, потому и заливал он свою скорбь с утра до вечера, глубоко запуская руку в тощий местный бюджет. На церковь и дела духовные ему было искренне и глубоко наплевать.
Правящий архиерей, приехав однажды на престольный праздник поинспектировать, остался очень недоволен и видом церкви, и ситуацией на приходе.
— Что ж, отец Николай, ты приход-то свой так довёл, что и народу у тебя совсем никого не осталось? — сердито молвил владыка, строго глядя на хмурого священника.
Был архиерей по годам много моложе отца Николая, в сан епископский рукоположили его в разгар перестройки, и, как человек новых веяний, он много внимания уделял внешней красоте и внутреннему благолепию храмов. А вид сельской церкви, старинной и очень красивой, но снаружи неухоженной и облезлой, сильно удручал его.
— Да и внутри у тебя как-то совсем бедно. Полы плохо настелены, света электрического нет, вместо хора не пойми кто. Диакона и того у тебя нету. Как же ты Богу-то служишь, отче? А?! — ещё более сердито вопрошал епископ.
Отец Николай смиренно молчал, потупив взор и с кротостью внимая словам священноначальника. А тот всё распалялся и отчитывал пожилого священника, как мальчишку.
Увидав скромное угощение, которым хотела попотчевать владыку матушка Татиана, архиерей и вовсе отказался от трапезы, сел в свой автомобиль иностранного производства и отбыл восвояси, оставшись в сильном неудовольствии от увиденного в Ермилове.
Отец Николай захворал от всех этих невзгод, и служить ему стало очень трудно. Написал он архиерею прошение, чтобы отпустили его на покой. Епископ, поразмыслив, прошение удовлетворил, наградил «Благодарственной грамотой» за долгую и верную службу и отправил старого священника за штат.
Уезжал отец Николай с матушкой Татианой из Ермилово в большой печали, оставляя паству свою без духовного окормления. Малочисленные прихожане с горькими рыданиями провожали своего пастыря, да и сам батюшка не мог удержать слёз.

Ермилово к тому времени уже на три четверти стояло пустое. Дома где-то были заколочены, а где и вовсе порушены. Огороды и улицы позарастали высоким бурьяном. Всё пришло в страшный упадок. Живых жителей в селе не набиралось уже и полсотни. Но Бог миловал, что в Ермилове ещё пожаров не случалось. Скорей всего потому, что стояло село на федеральной трассе и озоровать на виду было не так уж и просто, да и рискованно.
А по соседним деревням словно смерч огненный проносился — и дома выгорали, и люди гибли целыми семьями. Многие погорельцы, кто уцелел, уезжали отсюда подальше. Ходили страшные слухи, что некие бандиты поджогами сгоняли с земли деревенских жителей, а их землю себе присваивали. Но вслух говорить об этом боялись почти все. Местные же власти упорно делали вид, что и вовсе ничего не происходит.
Почти год в Ермилове храм стоял пустой. Только на большие праздники наведывался благочинный, протоиерей Сергий, по-быстрому совершал богослужения, кого исповедовал, кого причащал; но делал всё торопливо, без энтузиазма, постоянно поглядывая на часы.
В какой-то момент к селу Ермилово проявили интерес московские дельцы. Стали они скупать землицу окрест да прибирать к рукам заброшенные усадьбы. К ним потянулся и другой ушлый народец из столицы. Рядом с шоссе сначала отстроили автостоянку с гостиницей, бензоколонкой, рестораном… Затем в Ермилове начали возводиться богатые двух- и трёхэтажные коттеджи.
Земля в селе была почти задаром. С местной администрацией всё можно было «порешать» быстро, конкретно и задёшево. Вот и начало глухое и заброшенное село Ермилово потихоньку превращаться в элитный коттеджный посёлок для «новых русских». Появились в селе большой магазин, ресторан, ночной клуб, казино, сауна с «массажем» и привозными девками. Стало село оживать, но только уже с новыми, пришлыми жителями.

Назначили в Ермилово на приход нового священника — отца Игоря. Был он совсем молодым иереем, ещё и тридцати годов не исполнилось, но кипела в нём энергия и имел он хорошую деловую хватку. При нём сельский храм зажил совершенно по-новому.
Местные богатые новожители полюбили захаживать в старинный храм. Приятно было перед посещением ресторана или ночного клуба подумать о жизни вечной, понюхать благовонного ладана и послушать богослужебные песнопения. Приобщались, так сказать, к благочестию.
Стали они щедро жертвовать отцу Игорю на ремонт, потому как стрёмно им было в облезлый храм ходить. Церковь должна, под стать всем новым сельским зданиям, выглядеть красиво и торжественно — не хуже какого-нибудь казино или супермаркета.
Отец Игорь, уверовав в удачу, воодушевился. Поселился он в домике при храме, сделав предварительно добротный ремонт. Однако супругу свою, матушку Ларису, в Ермилово перевозить не спешил. Жила она пока у своих родителей в городе, в райцентре, наведываясь к отцу Игорю по выходным. Да и сам батюшка частенько пропадал в городе. В селе бывал от силы дня четыре в неделю. Но дело у него двигалось.
Приступили к новому, капитальному ремонту внутри храма. Вызвали лучших мастеров по отделке и резчиков по дереву, выписали художников, чтобы сделали росписи стен. Иконостас заложили роскошный, а иконы заказали аж в Софринских мастерских.
Погодя начали и снаружи стены отделывать — возвели высокие строительные леса вокруг Богородично-Рождественского храма. Заезжая большая бригада с Украины работала шустро — от рассвета до заката, и церковь начинала приобретать благолепный и торжественный вид.
Но была у отца Игоря одна печаль. Ездил он на стареньких «Жигулях» шестой модели. Автомобиль этот подарил ему родитель его на свадьбу, сам откатав на ней лет пятнадцать. Купить новую машину возможности пока не было. Из денег, что давали ему на ремонт щедрые спонсоры, выкроить на автомобиль пока не удавалось — слишком уж много затрат требовалось на благоустройство храма. И попечительский совет каждую пожертвованную копейку скрупулёзно учитывал, сметы тщательно проверял, ревниво следя за расходами. Но надежда на то, что по завершении ремонтно-строительных работ что-то всё-таки перепадёт и ему за усердное служение, не покидала молодого священника.

Сложился новый приход — из богатых и достойных людей. Коммерсанты, банкиры, чиновники — они подолгу проживали в Ермилове, став, по сути, его постоянными жителями. А на службу и по делам ездили кто в Москву — всего-то полтораста километров, кто в областной центр — ещё ближе, кто в райцентр — совсем рядом.
От старых прихожан почти и не осталось никого — семь-восемь совсем уже немощных ермиловцев.
Но была среди них одна — бабка Лида, старуха слегка блаженная, чудаковатая и очень богобоязненная. Стала она омрачать понемногу жизнь молодому священнику…
Откажется отец Игорь по сугубой занятости отпеть новопреставленную рабу Божию — бабка Лида тут же с укором:
— Как же, батюшка, долг свой священнический не исполняешь?! Негоже без отпевания земле предавать христианина!
— Занят я! — отмахивался отец Игорь от строгой старушки и бежал проверять разгрузку пиломатериалов.
В другой раз зовёт бабка Лида батюшку поисповедовать умирающего от алкогольного отравления старика Борисыча, а батюшка опять отнекивается. Ходит за ним по пятам старушка, а отец Игорь своё:
— Мне сейчас бетон должны привезти, фундамент под апсидой будем укреплять!
— Побойся Бога, батюшка! В исповеди умирающему отказываешь. На Страшном Суде ответ держать будешь! — корила его Лидия.
— Буду, буду! Ступай с Богом! Не мешай мне,— едва сдерживаясь, отвечал назойливой бабке священник.
Зато на просьбы новых жителей Ермилова отец Игорь откликался охотно и мгновенно. Святили новые хоромы, освящали новые дорогущие иностранные автомобили, служили молебны — батюшка никому не отказывал, всем угождал и везде поспевал. Щедро платили ему за все эти требы.
Благосостояние молодого священника постепенно росло и неуклонно укреплялось, и задумал он обосноваться в этом селе надолго и всерьёз, так как перспектива развития Ермилова была ему уже вполне очевидна.
Вот только бабка Лида всё не переставала попрекать батюшку за неусердие и невнимание к своей престарелой пастве. Но священник старался не обращать на неё внимания.
К осени ремонт куполов должен был завершиться, и настала пора заказывать надвершные кресты. Но задумал отец Игорь водрузить кресты не простые, крашенные бронзой, а непременно золочёные. Настоящим сусальным золотом. Но по смете никак на это не мог выкроить нужную сумму.
Попросил он благотворителей оказать ему помощь в этом вопросе, те пообещали, но не торопились с выполнением своего обещания. А отцу Игорю очень уж не терпелось золотые кресты на куполах поставить. Как гордо будут они сиять с высоты, и видно их будет далеко-далеко. Многие, проезжающие по федеральному шоссе, захотят заглянуть в красивый храм с золотыми крестами.
Новыми просьбами про кресты беспокоить своих благодетелей священник не желал — побаивался их неудовольствия. Кресты, однако, уже пора было заказывать, чтобы поспеть к осеннему сроку.
В сильном волнении пребывал молодой священник и службы совершал без должного воодушевления. Печаль его о золотых крестах стала владеть им постоянно, денно и нощно.

Как-то в начале августа, после полудня, перед вечерней службой, в церковный двор, заставленный и заваленный кирпичом, досками, железом, механизмами и прочими строительными принадлежностями, заехал огромный чёрный джип с тонированными стёклами. Притормозила машина почти возле самого церковного крыльца, и из неё, кряхтя, вылез грузный мордастый мужик с короткой стрижкой. Был он в тёмных очках, в пёстрой яркой рубашке, заправленной в особого покроя широкие бордовые штаны, а на ногах у него красовались массивные туфли из крокодиловой кожи с золочёными пряжками.
Мужик подбоченился и задрал голову вверх, разглядывая закрытые строительными лесами купола храма. Его массивный двойной подбородок растянулся, а складки на короткой шее сзади, наоборот, сложились в тройной гребень.
Из храма вышел навстречу отец Игорь и, оценив непростого посетителя, спустился с крыльца и подошёл к мужику.
— Добрый день! — с полупоклоном поприветствовал священник необычного гостя.
При этом странное волнение вдруг напало на батюшку. Он, поклонившись ещё раз, заискивающим голосом и более подобострастно произнёс:
— Добрый день!
Мордастый мужик опустил голову и с удивлением поглядел на молодого священника.
— Ты, что ли, местный пахан будешь? — спросил мужик высоким сиплым голосом с каким-то сомнением и подозрением.
— Да, я настоятель сего храма. Иерей Игорь. А вы кто будете? — робко и едва не заикаясь, произнёс батюшка.
Мужик снял тёмные очки, под ними оказались маленькие свиные глазки, чёрные и очень злые; усмехнувшись, мужик весело произнёс:
— Кто я?.. Я, батя, твой ангел хранитель… И, возможно, твой благодетель.
Помолчав, мужик протянул руку вверх и, показывая толстым коротким пальцем на купол, строго спросил:
— А чего, батя, у тебя церковь без крестов стоит? Непорядок… Храм уж давно действует, а крестов всё нет и нет. Я который год мимо езжу и не могу понять, то ли христианская церковь это, то ли синагога какая?
Отец Игорь стоял, смутившись и не зная, что ответить. Речь незнакомца была непочтительной и почти дерзкой, и священник раздумывал, как ему реагировать на это.
— Чего, батя, молчишь? Ремонт, гляжу, нехилый затеял. А вот кресты до сих пор не поставил. Куда архиерей смотрит? — мужик сделал шаг в сторону священника — не то угрожающе, не то дружески; вид его был суровым и даже свирепым.
Батюшка опасливо шагнул назад и едва не споткнулся о ступеньку крыльца. Сильно разволновавшись, он громко ответил дерзкому незнакомцу:
— А где я денег на кресты возьму? У меня ремонт по смете идёт. Спонсоры всё до копейки проверяют. А до крестов ещё очередь не дошла! Вот дадут отцы-благотворители денег, тогда и кресты закажу тотчас.
Мужик сокрушённо покачал головой, вроде бы как сочувствуя священнику. Но снова просипел своим высоким, почти бабским голосом:
— Непорядок, батя! Непорядок! Что ж это за спонсоры у тебя такие, что сначала штукатурить начинают, а потом о крестах думают? Неруси, что ли, какие-то? Сначала надо кресты поставить, колокола поднять. Чтоб было видно и слышно, что здесь храм православный благую весть несёт окрест. Правильно, батя, я говорю? — мужик наклонил голову и посмотрел на священника, набычившись, исподлобья.
Отцу Игорю стало не по себе. Он не знал, чего вообще ждать от этой неожиданной встречи.
— Вы всё правильно говорите, уважаемый. Но денег на кресты пока никто не дал,— очень осторожно произнёс отец Игорь, не переставая следить за выражением лица своего гостя.
Мужик с большой досадой вздохнул, сокрушённо помотал головой и неожиданно засунул руку в карман своих странных бордовых штанов.
«Сейчас убьёт!» — с испугом подумал батюшка и едва не потерял сознание. Как назло, во дворе не было ни одного человека — ни строителей, ни прихожан.
Мордастый медленно вынул руку из кармана, и отец Игорь увидел в ней не пистолет, не нож, а толстое чёрное кожаное портмоне. Неторопливо раскрыв его, мужик вынул три пачки странных разноцветных банкнот в упаковке и протянул священнику:
— На, батя! Здесь тридцать кусков европейских рублей. Держи тридцать тысяч евро. Хватит тебе на золотые кресты!
Отец Игорь, не веря своим глазам и не зная, что ему нужно делать, повинуясь какому-то повелительному гипнозу странного гостя, подошёл к нему и осторожно взял деньги.
Мужик самодовольно ухмыльнулся и, полуобернувшись с намерением уйти, весело, с сиплыми подсмешечками произнёс:
— Я, батя, скоро здесь землю куплю неподалёку… Поселюсь рядом с этим селом и в этот храм ходить буду… Наверное… Так что я — твой будущий прихожанин. А это,— мужик небрежно кивнул головой на деньги в руках священника,— моё первое пожертвование на храм Божий… Чтобы вера наша православная укреплялась!
С этими словами мужик неторопливо и размашисто перекрестился на храм, и стало видно, что у него вся тыльная сторона правой ладони покрыта синими татуировками с замысловатыми рисунками. Отчётливо были видны синие, навроде перстней, татуированные кольца вокруг пальцев.
Слегка зевнув и снова помотав головой, мужик как бы нехотя, но строго произнёс:
— Только это… Батя… Ты сделай всё путём и красиво. Кресты обязательно поставь золотые. Я осенью заеду — проверю. И упаси тебя Господи,— мужик неторопливо и размашисто перекрестился,— если вовремя не сделаешь! Или медянки дешёвые поставишь. Пеняй тогда на себя! За крысятничество строго спрошу и по полной. И Бог накажет… Хотя… Я накажу строже… Понял?!
Отец Игорь стоял ни жив ни мёртв. Он был бледен и едва не терял сознание. Ноги его дрожали и подгибались. Деньги в руках вдруг стали тяжёлыми и начали жечь ладони.
Мордастый мужик уселся в свой автомобиль и, высунувшись из открытого окошка, уже миролюбиво произнёс напоследок:
— Если вдруг какие заморочки возникнут или там денег не хватит, то ты меня обязательно отыщи, я помогу. Спроси у местного ментовского хозяина, как отыскать Кабана,— он подскажет. Ты не стесняйся. На богоугодное дело мне бабла не жалко… У тебя тачка-то новая?
Отец Игорь отрицательно замотал головой и выдавил из себя:
— Н-н-не-е-ет! Нету. Новой нету.
Мужик сокрушённо покачал головой и уже почти ласково проговорил:
— Эх, батя! Ну как же так?!.. В общем, возьми с этих «бабок» себе тысяч пять. На новую нормальную тачку хватит. Понял?! Обязательно возьми. Заслужил!
Батюшка согласительно закивал головой. Он хотел произнести: «Спаси, Господи!», но язык не повиновался ему.
Машина, заводясь, заурчала и, резко развернувшись, умчалась прочь, подняв большие клубы пыли.

Некоторое время отец Игорь стоял неподвижно, тревожно вглядываясь вслед уехавшему чёрному джипу, хозяин которого совершил такое чудо жертвенной благотворительности.
Странные чувства роились в душе молодого священника. Счастье от неожиданной и столь своевременной помощи сменялось тревогой за несвоевременное исполнение поручения, а затем всплывала радость оттого, что он сможет наконец-то купить себе столь желанный новый автомобиль,— и снова страх и малодушие овладевали им.
Неожиданно раздался пронзительный старушечий голос:
— Не бери эти деньги!
Отец Игорь вздрогнул от неожиданности и машинально спрятал руку с деньгами за спину. Это бабка Лида стояла поодаль и с укоризной глядела на священника.
— Это ещё почему? — сердито спросил отец Игорь.
Он совершенно не заметил, откуда взялась бабка, и раздосадовался, что она стала свидетельницей его встречи со странным спонсором.
— Кровь на них! Кровь невинно убиенных и замученных душегубами людей! — закричала бабка Лида не своим голосом.— Не бери, батюшка! Не бери! Грех это!
— Ступай себе! — попытался утихомирить её священник.
— Не бери, батюшка, эти деньги! Не бери-и-и! — продолжала надрывно кричать Лидия, размахивая руками.
— Замолчи! Эти деньги благотворитель пожертвовал на возведение крестов! — тоже закричал в ответ разгневанный батюшка.
Его разозлила эта вредная старуха, и он не знал, как отделаться от неё. Он отвернулся, поднялся на крыльцо и шагнул к дверям церкви. Бабка Лида подбежала к нему и, перегораживая путь, снова закричала:
— Батюшка, Христом Богом заклинаю! Не вноси эти кровавые деньги в храм Божий! Не оскверняй святого места!!!
— Пошла прочь! — разъярился отец Игорь.
— Эти деньги тебе вручил бандит и убийца по кличке Кабан. Его вся наша округа знает. Он в окрестных деревнях всю землю поотбирал у крестьян. Стариков и старух, которые не желали ему земельные паи продавать, он в избах заживо сжёг. Спроси у милиционеров, которые после его пожогов в живых остались. Они ничего ему сделать не могут, потому что у него деньги огромные и власть большая. За ним местные начальники стоят. Он всех их купил, а они на его разбои смотрят сквозь пальцы. Не бери этих денег! Кровь на них! Кровь! — кричала бабка Лида.
Взгляд её становился безумным, а глаза начали страшно гореть.
Отец Игорь снова почувствовал страх. Только на этот раз был страх не перед Кабаном или этой безумной старухой. Священник впервые почувствовал страх Божий, который пронзительным невидимым лучом вдруг сошёл на него откуда-то сверху, с небес, и вызвал в его душе неописуемый ужас и трепет. Сердце сжалось, а в ушах тонко запел многоголосый ангельский хор. В глазах батюшки потемнело, но он сделал шаг вперёд и протянул левую руку, чтобы открыть дверь. В правой руке он по-прежнему сжимал три пачки с деньгами, и рука клонилась книзу, наливаясь неимоверной тяжестью.
Прямо перед ним стояла невысокая худая старуха с сумасшедшими глазами, и губы её кривились, как от боли.
Она не прокричала, а громко прошептала:
— Батюшка, отец Игорь, не бери эти деньги! Кровавые они. Мою сестру сожгли в деревне Петровке по приказу этого изверга. У нас даже заявление в милиции никто брать не стал. Боятся все. Только покуражились: мол, не надо было связываться с Кабаном и его бандитами. Будь он проклят!..
Неожиданно гнев снова овладел священником. Он с силой оттолкнул старую женщину в сторону и, распахнув массивную дверь храма, вбежал внутрь.
Лидия, едва не упав, повернулась к дверям и закричала вслед отцу Игорю:
— Взял кровавые деньги у душегубца! Не будет тебе от них блага — одно горе случится! Теперь и на тебя кровь невинно убиенных падёт. Господи, спаси его душу!
Лидия горько разрыдалась, сотрясаясь всем своим старческим телом. Затем, повернувшись, осторожно спустилась с крылечка. Снова развернувшись к храму, она горячо перекрестилась и пошла прочь.

Стояла поздняя осень, но всё ещё без снега. Ноябрьское солнце сухо светило через голые ветви высоких деревьев, росших рядом с храмом.
Отец Игорь любовался на новые золотые кресты, горделиво возносившиеся над церковными куполами. Их было пять. Самый большой крест возвышался над главным, центральным, куполом, гладко окрашенным синей блестящей эмалевой краской. Четыре — поменьше — венчали маковки того же синего цвета по бокам от главного купола. Шатёр колокольни тоже был почти завершён, но его ещё только предстояло покрасить. Крест для колокольни, накрытый брезентом, стоял внизу, дожидаясь своей установки после завершения ремонта шатра. Отец Игорь был очень доволен.
А ещё он был доволен тем, что рядом с храмом стоял его новенький автомобиль — изящный синий «Ниссан», пузатый, крутолобый, с модным обрубленным задком. Автомобиль был красив, невелик, но внутри просторен, обладал хорошей экономичностью и высокой проходимостью. Молодой священник с любовью и нежностью поглядывал на свою новую машину, и сердце его переполнялось радостью и счастьем.
Он любил вместе с матушкой Ларисой приезжать в Ермилово на своём новом автомобиле, не спеша прокатиться по обновлённым улочкам, заехать в церковную ограду и с шиком подрулить к стенам старинного храма, уже белоснежно сияющим после ремонта.
Во дворе ещё лежали конструкции разобранных строительных лесов и кое-какой строительный хлам. Но храм был уже почти полностью отремонтирован — оставалась только колокольня и незначительные, в основном декоративные, работы внутри. Почти два года потратил отец Игорь на восстановление церковного благолепия…
Батюшка любил ставить свою машину возле южной стены, справа от входа, возле самого цоколя. Автомобиль здесь был на виду и в лучах вечернего солнца блистал лакированными боками и хромированными деталями.
Стоял отец Игорь, подбоченившись, перед церковью и любовался то золотыми крестами, то своим новым автомобилем. Он не спеша переводил взгляд то сверху вниз — с куполов на машину, то снова снизу вверх — с «Ниссана» на купола. Радости его не было предела.
Близилось время вечернего богослужения. К храму подъезжали красивые дорогие автомобили и выстраивались в ряд на специально оборудованной возле церковной ограды автостоянке. Из них выходили нарядно одетые люди, некоторые парами, а кто-то и вместе с детьми. Это были новые жители Ермилова — богатые и преуспевающие люди. Они приветствовали друг друга и степенно проходили в церковь.

Отец Игорь, уже облачённый в одеяния, находился в алтаре и собирался начинать богослужение. Теперь у него были и хороший хор из великолепных, приезжавших из райцентра, певцов, и профессиональный регент. Прислуживали ему два диакона и многочисленный причт. Службы проходили красиво, благостно и всегда с особой пышностью и торжественностью.
Большая часть стен уже была расписана изумительными фресками, а убранство церкви изменилось до неузнаваемости. Появилось много пурпура и позолоты, изящных резных деревянных украшений, хрустальных светильников. Новые большие иконы висели в простенках, и на многих из них красовались серебряные оклады. Новый паркетный пол матово блестел ореховым шпоном.
Все прихожане любовались таким благолепным интерьером и всячески выражали своё почтение священнику Игорю, который на их деньги превратил запущенную сельскую церковь в VIP-храм местного богатого коттеджного поселения. Благодать и умиротворение царили у местных прихожан.
Вечернее богослужение началось. Красиво запевал хор, диакон возглашал громким басом, и все дружно крестились и кланялись. Народу собралось достаточно. Многие держали в руках толстые восковые свечи.
Неожиданно в церковь вошла сильно хромающая старуха, опирающаяся на палку. На ней был серый помятый плащ и белая косынка на голове. Это была бабка Лида. Она шла вперёд к иконостасу, и люди расступались, давая ей проход.
Лидия подошла к иконе, лежащей на аналое, и с поясными поклонами приложилась к ней. Затем отошла к стенке слева и присела на маленькую скамеечку. Сидя, она продолжала креститься и кланялась, низко нагибая голову.
Шла уже середина службы, когда отец Игорь, вознося молитвы, заметил сидящую возле стены бабку Лиду. Это его немного смутило, но он не придал особого значения присутствию старой прихожанки. Священник не видел Лидию с того самого момента, когда она кричала ему, чтобы он не брал деньги, а он оттолкнул её. С тех пор прошло уже несколько месяцев, и теперь батюшка сожалел, что так грубо обошёлся тогда со старухой. Он даже подумал о том, что ему следует после окончания богослужения подойти к старой женщине и попросить у неё прощения за тот инцидент.
Служба продолжалась.

Неожиданно снаружи послышались какой-то грохот, дребезжание и мерный свист… Было похоже на раскаты грома и шум сильного ветра. Священник глянул в окно — там, несмотря на ещё не поздний час, стояла непроглядная тьма. Деревья сильно раскачивались, и в храме был слышен их тревожный шум.
Улучив паузу, отец Игорь тихо спросил у стоявшего рядом молодого алтарника:
— Что там на улице?
— Похоже, что внезапно налетела буря,— так же тихо ответил алтарник.
Служба шла своим чередом. Буря усиливалась, и шум становился всё громче и громче. Уже ощущался гуляющий по храму сквозняк, проникающий снаружи под напором сильного ветра. Стало слышно жуткое завывание вихря, от которого дрожали стёкла в церковных окнах. Огоньки свечей заплясали и заморгали под воздушными струями.
А деревья снаружи шумели всё громче и громче, и полощущийся звук ветвей становился всё более и более зловещим. Неожиданно все услыхали страшные раскаты грома, такого сильного, что на мгновение стало не слышно хора. В окнах блеснул яркий, ослепительный отсвет молнии, и снова раскатился мощный удар грома.
Все присутствовавшие в храме испуганно крестились, не дожидаясь призыва «Господу помолимся». Ощущение тревоги наполнило сердца почти всех прихожан.
Хор закончил исполнять песнопения и окончательно замолк. Вечернее богослужение завершилось. Люди молча потянулись к выходу, а шум бури снаружи теперь был слышен отчётливо и громко, и ни у кого не вызывало сомнения, что такое природное явление в начале ноября не сулило ничего хорошего.
Народ потихоньку выходил наружу, осеняя себя крестным знамением. Двери распахивались, запуская внутрь порывы холодного ветра и грохочущий шум. Было хорошо слышно, как лил сильный проливной дождь…
Храм почти опустел, осталось всего несколько человек. Дежурившие женщины торопливо гасили свечи, доставали их из подсвечников и складывали в коробочки. Молодые служки расторопно сворачивали ковры, а две уборщицы начали быстро натирать полы. Все спешили домой. Оставаться в храме в такую грозу никому не хотелось, потому что непогода могла затянуться и до утра.
Отец Игорь разоблачился и вышел из алтаря, аккуратно прикрыв за собой резную дверочку с висевшей на ней иконой архистратига Божиего архангела Михаила. Архангел глядел на священника строго и с укором.
Бабка Лида всё ещё сидела на лавочке и как будто поджидала его. Немного подумав, священник подошёл к ней.
— Здравствуйте,— произнёс он с лёгким поклоном.
Бабка Лида, кряхтя, поднялась, поклонилась и, сложив руки рыбкой, испросила благословения.
Понимая это как жест примирения, отец Игорь благословил старую женщину и, глядя ей в глаза, спросил:
— Вы простили меня? За тот случай?
Лидия тоже поглядела в глаза священнику, и это был усталый взгляд старой и мудрой женщины; в нём не было ни злобы, ни осуждения, ни укоризны — только слёзы, готовые выкатиться наружу, стояли в глазах:
— Это ты прости меня, батюшка. А я давно всё простила. Вот только ты спроси у Господа — простил ли Он?
С этими словами бабка Лида повернулась и медленно заковыляла наружу.
— Давайте я вас подвезу до дома! — крикнул священник ей вслед.
Лидия остановилась, слегка полуобернулась и сокрушённо спросила:
— А кто же тебя, батюшка, подвезёт до дома?
Отец Игорь даже растерялся от такого странного вопроса. Разве не знает старуха, что у него есть автомобиль? Теперь — новый и красивый.

Неожиданно помещение храма, уже погружённое в полумрак из-за погашенных свечей и светильников, озарилось яркой вспышкой молнии.
На пол метнулись тени от деревьев за окнами, и вслед раздался ужасный удар грома, настолько сильный, что на минуту у отца Игоря заложило в ушах.
— Господи, помилуй! — испуганно пробормотал он и трижды осенил себя крестным знамением.
Но следом раздался громкий и очень странный шум. Как будто с силой треснуло дерево и что-то тяжёлое рухнуло сверху на церковную кровлю, ударившись, громко загрохотав, заскользило вниз и упало с карниза. Послышался звук ломаемого металла и бьющегося стекла.
Отец Игорь испуганно выбежал наружу; он ещё не понял, что же могло упасть на кровлю храма.
Холодный дождь лил как из ведра, сильный ветер задувал прямо в лицо, и стояла необычная, густая, туманная тьма. Люди торопливо бежали к своим автомобилям, заскакивали внутрь, заводили моторы и спешно разъезжались по домам.
Священник тоже заторопился. Ему надо было ехать в райцентр около восьми километров, домой к жене. Он кинулся к своей машине.
Сбежал с крыльца…
Повернул за угол налево…
И — застыл от изумления.
Перед его глазами было страшное зрелище…
Крест, сорвавшийся с главного купола то ли от удара молнии, то ли от ураганного ветра, упал прямо на новенький батюшкин «Ниссан» и пробил его насквозь, пригвоздив к земле. Сплющенная крыша, выбитые стёкла, покорёженный корпус — автомобиль выглядел как убитый зверь. И над ним, сурово раскинув вширь большую перекладину, торчал, наклонившись чуть вбок, огромный позолоченный крест…
Отец Игорь стоял как вкопанный, растерявшись и не зная, что делать.
И тут слова бабки Лиды стали доходить до его сознания. Значит, она прозорливо предвидела, что такое несчастье случится с его машиной?!
Страх Божий, как и в тот день, когда он, священник, взял деньги у мордастого мужика по прозвищу Кабан, вошёл в него невидимым тонким лучом из-под небесной выси, чёрной и гневной, и озарил в нём нечто такое, что было недоступно для его понимания ещё несколько секунд назад. Что-то мгновенной яркой вспышкой изменилось в душе молодого священника, завибрировало и откликнулось навстречу тому пронзительному, всепроникающему лучу. Сердце мощно запульсировало, а в ушах тонко запел многоголосый ангельский хор. Страх мгновенно прошёл, и душа наполнилась неизъяснимым чувством радости и благодарности.
Отец Игорь поднял лицо к небу. Дождь сильными ледяными струями обливал его с головы до ног, а ветер студил пронизывающе и колко, но батюшка почти не ощущал этого. Он смотрел в чёрное небо с трепетом и надеждой, и кроткая улыбка озарила его.
Молодой священник трижды осенил себя крестным знамением и с радостью зашептал:
— Благодарю Тебя, Господи, за то, что Ты вразумил меня. Благодарю за то, что не лишил меня живота моего. Благодарю за то, что укрепил дух мой и отвратил меня от корысти и любостяжания. Прости меня, Господи!
На помощь к отцу Игорю спешил церковный староста Пётр Михайлович, пожилой седоусый мужик, и причитал:
— Ах ты ж, беда какая! Как же так угораздило-то? Ах ты ж!
Подбежав к священнику, он, перекрикивая шум дождя и ветра, участливо вопросил его:
— Как ты, батюшка? Цел? Главное, что сам жив!
Повернувшись к старосте, отец Игорь кротко попросил:
— Отвези меня домой, Михалыч, пожалуйста.
И они оба зашагали в сторону стареньких «Жигулей», принадлежавших Петру Михайловичу.
Гром ещё рокотал и иногда раскатисто потрескивал, но молнии появлялись всё реже и всё дальше от Ермилова. Гроза стала утихать и отодвинулась за федеральную трассу.