Общество любителей книги губернского города К. очень удачно прописалось в старинном купеческом особняке, украшенном лепниной. Балкон с ажурной чугунной решёткой живописно смотрелся на фоне стен, выкрашенных светло-голубой краской. Этим везением общество было обязано своей предводительнице, бывшему обкомовскому работнику Полине Георгиевне Кувшинниковой, по старой дружбе выпросившей у местных властей территорию в самом сердце города, дабы, выйдя на пенсию, не отходить далеко от дел и найти применение своей кипучей, деловой натуре. Поначалу Полина (как звали шефиню птенцы её гнезда) набрала себе в услужение небольшой штат из молодых, влюблённых в литературу женщин да ещё взяла «для развода» одного никудышного, безобидного мужичонку неопределённого возраста. Когда же она раскрутила деятельность своей общественной организации до заметных для жизни города размеров, Полина Георгиевна решила создать ячейки общества книголюбов во всех крупных районах губернского центра. И хотя эти ячейки имели известную самостоятельность в вопросах выбора форм работы, мозговым управляющим центром всё же оставалась головная организация из купеческого особняка.
Сюда-то и пришла трудиться, сбежав от рутины своей прежней архивной работы, тридцатилетняя восторженная «девушка» (именно так обращались к ней в общественном транспорте граждане всех возрастов) Леночка Савельева. Будто по какому-то негласному уговору, Леночка сразу стала всеобщей любимицей. А чего Бога-то гневить? Леночка была на редкость приветливым, доброжелательным человечком, не склонным к плетению в коллективе интриг, столь свойственных малым трудовым образованиям. К тому же ни у кого не вызывал неудовольствия результат её деятельности в должности инструктора по лекционной работе — всем были хорошо известны её глубокие познания в литературе, театре и кинематографии, а также свойственный ей одержимый задор в организации вечеров, встреч, обсуждений и презентаций книг.
Но кроме всех этих несомненных достоинств, которые при желании можно найти у многих представительниц прекрасного пола, было в Леночке что-то абсолютно непостижимое, можно даже сказать — магнетическое, что побуждало проникаться к ней моментальной симпатией, а при более длительном общении — и глубокой привязанностью. Что не заставило себя ждать со стороны Полины Георгиевны. Савельева была её безоговорочной любимицей. Это усугублялось ещё и тем, что у шефини никогда не было детей, и Леночка давала импульс к пробуждению в Полине лучших материнских инстинктов.
Так, в предощущении всеобщего обожания и неотложных, милых сердцу дел, погожим июньским днём Леночка взбежала по старинной деревянной лестнице на свой второй этаж, вошла в пронизанный солнцем уютный рабочий кабинет, который она делила ещё с тремя энтузиастами пропаганды книги,— и от неожиданности оторопела. В комнате творилось что-то невообразимое. В кои веки никто не обратил на неё внимания, а восторженные девичьи голоса наперебой выкрикивали примерно следующее:
— Этого не может быть! Неужели мы увидим его здесь, в этой комнате?!
— А ты помнишь, как он хорош в «Лунной легенде»?
— Неужели есть на свете такая счастливица, которую он целует?
— Девчонки, какой Тунгусский метеорит на вас свалился? Что вы раскричались? — воззвала Лена к коллегам.
— Ты не поверишь, Ленка: с нами будет целый месяц работать Игорь Борисов! И больше всего этого счастья достанется, видимо, тебе. Ты ведь у нас главный концертный организатор.
Лена в ту же минуту лишилась слуха и голоса. Кровь ударила ей в голову, и в ушах зазвенело. Перед глазами поплыли кадры из ставших уже хрестоматийными кинокартин, где Борисов гордо восседал на лихом скакуне и одаривал всех лучезарной улыбкой или с капитанского мостика смотрел вдаль исполненными вековой печали синими, как море, глазами. Ей предстояло увидеть рядом живого бога. По крайней мере, так его воспринимала Лена Савельева.

Полина Георгиевна заглянула в кабинет, протиснув в приоткрытую дверь голову и плечо, и, обращаясь к Лене, произнесла заговорщическим тоном:
— Дорогуша, зайдите, пожалуйста, ко мне.
Чуткое сердце Леночки начало отбивать сумасшедший ритм, и она, словно в замедленной киносъёмке, поплыла к двери с золочёной табличкой «Дирекция».
Торжественным голосом Полина Георгиевна скомандовала:
— Через пять минут я жду вас внизу у выхода, должна подойти машина. Поедем в гостиницу «Центральная» к Игорю Борисову — договариваться о концертах в ДК «Планета».
Начальница тут же переключилась на зазвонивший телефон, а Лена на ватных ногах вышла за дверь и опустилась на стоявший рядом диванчик для ожидающих посетителей.
В висках стучали невидимые молоточки, и Лене показалось, что над городом К. в эту минуту происходило солнечное затмение: всё погрузилось во тьму, и лишь высоко в небесной бездне из-за чёрного диска золотой короной вырывались острые лучи света. В размеренной, исполненной затаённой тоски и глубочайшего надрыва жизни Лены случилось настоящее светопреставление. Неужели такое возможно — оказаться рядом с Игорем Борисовым, дышать одним с ним воздухом, говорить с ним?! Сколько же слёз скатилось по её щекам, когда, сидя в зрительном зале, она рвала себе душу, сопереживая его героям…

И вот они с Полиной Георгиевной вошли в гостиничный номер Игоря Борисова. Он вежливо поздоровался, окутав гостий облаком своей непостижимой энергии, состоявшей одновременно из тёплой доброжелательности и испытующе-оценочного интереса: кто это ко мне пожаловал? Лена почувствовала, что Игорь Петрович в считанные секунды просветил их своим внутренним рентгеном, и пока они застенчиво усаживались на предложенный диван, этот необыкновенный человек уже понял всё про каждую из женщин.
Игорь Петрович сел на стул прямо напротив посетительниц, слегка расслабился и сложил на груди руки в замок. Его поза располагала к доверительному разговору, и в то же время он сидел на достаточном расстоянии от женщин, как бы создавая определённую невидимую преграду; к тому же их отделял друг от друга стол. Такое размещение переговорщиков в пространстве комнаты произошло отнюдь не случайно, хотя и не специально, просто Игорь Петрович, со свойственной ему гениальностью жить на свете, всё делал как надо.
В течение минуты все трое молча смотрели друг на друга, а дальше шёл устный разговор между артистом и директрисой — и бессловесный, состоявший из радуги их энергий, между Игорем и Еленой.
— Уважаемый Игорь Петрович! Общество любителей книги просит вас дать несколько концертов для книголюбов в самом красивом ДК нашего города в удобное для вас время…
— Да, да, я могу согласиться только при условии, что буду свободен, потому что я занят в трёх наших гастрольных спектаклях, и вам придётся подстраиваться под мой рабочий график.
— Вот я и говорю, Игорь Петрович: мы готовы работать на ваших условиях. Для нас большая честь, да и попросту счастье — увидеть вас на сцене ДК «Планета». Об оплате не беспокойтесь, заплатим вам по высшей ставке…

— Что вы кусаете губы и отводите свой светлый взгляд, очаровательное создание? Я в жизни никого ещё не съел. Я знаю, что вы в меня влюблены, как миллионы юных поклонниц в нашей стране.
— Да, я люблю вас; вы даже представить себе не можете, как я вас люблю. Я видела все ваши фильмы, я собираю все статьи о вас из журналов «Советский экран» и «Театр». Мне хочется положить к вашим ногам целый мир. Я пошла бы за вас на костёр. А пока я сделаю всё, что будет от меня зависеть, чтобы окружить вас в нашем городе теплом и заботой.
— Что вы, моя хорошая, так удивлённо смотрите на беспорядок в номере? Жена проспала и спешно убежала на репетицию. А я только что встал и тоже не успел прибраться, так что извините.
— Какая у вас счастливая жена. Я знаю, что вы с ней вместе работаете в театре, но вы знаете, мне она не нравится ни как актриса, ни как человек. В ней есть что-то неприятное. И хотя я незнакома с ней лично, мне кажется, я оцениваю её верно. И это не женская ревность, просто рядом с вами должна идти по жизни другая женщина, равная вам по таланту и человеческой сути, достойная вас.
— И всё-таки вы ревнуете. Это несправедливо. У меня не счастливая, а умная жена, и она изумительно готовит кофе. Именно такая женщина и должна быть рядом со мной, женщина, умеющая многое прощать. Но я, кажется, излишне разоткровенничался, и к тому же время поджимает. До встречи.

Домой с работы в этот вечер Лена не спешила, она договорилась с мужем Витей, что он заберёт дочку из садика. Ей хотелось после ухода коллег остаться в кабинете одной. Лена заварила крепкого зелёного чая, добавила сливок и, выпив залпом всю чашку, откинулась на спинку кресла и, расслабившись, закрыла глаза. Она увидела себя, буквально парящую над ступенями массивной гостиничной лестницы, когда она устремилась на улицу после разговора с Борисовым. За ней, покряхтывая и постанывая, осторожно спускалась Полина Георгиевна.
— Куда же вы так разогнались, Лена? Я за вами не успеваю. Ну, как вам понравился Игорь Петрович? Правда, хорош? Просто красавец-мужчина!
— Разве он может кому-то не понравиться? Да по нему полстраны женского пола рыдает в подушки. Какая вы молодец, что придумали эти концерты. Мне и в голову не пришло, что можно сотрудничать с театром такого ранга.
— Мы лишь на подступах к делу. На вас ляжет основная нагрузка по организации концертов, готовьтесь, лёгкой жизни вам не обещаю.
— Полина Георгиевна, миленькая, о каких трудностях вы говорите? Такие заботы иначе как счастьем и назвать-то нельзя!

На следующее утро Лена встала чуть свет, надела своё любимое синее платье, в котором была просто неотразима, и помчалась на цветочный базар. Выбрала семь разноцветных роз, источавших тонкий волнующий аромат, и с этим сокровищем примчалась на работу. У подъезда уже поджидал микроавтобус. Лена легко запрыгнула на подножку, вошла в салон и разместилась на первом сиденье, следом вошли шефиня и бухгалтер и проследовали на задние сиденья. Словно королевский кортеж, автобус торжественно поплыл к «Центральной», у входа в которую уже поджидал Игорь Петрович. Лена издалека увидела его стройную фигуру и жгуче-чёрную пышную копну волос. Лена выскочила из автобуса и помахала артисту рукой. Движением стремительной птицы он легко преодолел расстояние и уже спокойной, исполненной внутреннего достоинства походкой прошёл в середину салона, одарив всех знакомой ослепительной улыбкой и пожелав доброго дня. Леночка встала и торжественным голосом, как будто уже начался концерт, пропела:
— Дорогой Игорь Петрович! Общество любителей книги радо приветствовать вас на нашей земле. Мы желаем вам праздничного настроения и успешных гастролей.
Большой розовый букет перекочевал из рук хозяйки к дорогому гостю, который благодарно склонил голову, а потом взглядом исподлобья дал понять, что оценил красивый жест внимания.
Как в волшебном сне прошёл концерт Борисова в огромном зале ДК, до отказа набитом счастливчиками-книголюбами, сумевшими достать желанный билет. Леночка в своём тёмно-синем вечернем платье выходила на сцену, чтобы торжественно открыть вечер и представить героя встречи, потом, сидя в крайнем кресле первого ряда, принимала записки с вопросами зрителей и то и дело взбегала на сцену, чтобы передать их в благодарные руки Игоря Петровича. И у неё было абсолютное ощущение, что в зале происходит что-то невероятно значительное и она к этому непосредственно причастна (не случайно после нескольких таких концертов ей передадут слухи, будто бы зрители решили, что она — конферансье Борисова, приехавшая вместе с ним из Питера, и ей будет это необычайно сладко слышать).

Концерты Игоря Борисова шли с оглушительным успехом, и слух о них докатился до самых отдалённых городов области. Заявки поступали ежедневно, и Леночка еле успевала их разруливать. Она видела, что Игорь Петрович стал немного уставать, и придумала, что он должен был дожидаться выхода на сцену и отдыхать в перерывах не просто за кулисами, как раньше, а в отдельной гримёрке, чего она и добилась в конце концов от непредусмотрительной администрации ДК. Когда однажды она заглянула в гримёрку, чтобы предупредить Борисова, что его выход через десять минут, он пригласил её зайти и предложил сесть в кресло напротив зеркала. Жутко робевшая Лена всё-таки не посмела отказаться. К тому же такой знак внимания был ей настолько лестен, что в душе у неё запели птицы.
Игорь Петрович сел поодаль, так, что она могла видеть его только боковым зрением, и неожиданно сказал:
— Я сразу понял, что мы с вами одной породы. Мне с вами легко и приятно общаться и работать. Вы так сердечно дарите цветы и носите мне на сцену записочки. Почему вы это делаете?
Он задал явно риторический вопрос, ответ на который знал с первой встречи.
Лена вся напряглась, щёки залил румянец, и она срывающимся от нехватки воздуха голосом отпарировала:
— Из любви к искусству…
— Моему или вообще?
Она не успела ответить, потому что Борисов поднялся с кресла, подошёл к ней, встал за спиной и молча положил руки ей на плечи. Лену прошил ток высочайшего напряжения.
Этот неожиданный жест, как ни странно, вывел её из смущения и вернул к реальности. Лена испытала неведомое прежде чувство, сотканное одновременно из восторга, страха и огорчения. Ей сразу представился печальный взгляд мужа, нежная, как цыплячий пушок, головка дочки, и Елене стало их нестерпимо жалко, как будто в эту минуту она предала их. К тому же откровенный жест Борисова показался ей оскорбительным: с какой это стати он позволяет себе вольности? Она же не гулящая девка! Если он любимец публики, ему что — всё позволено? А ведь он был для неё идеалом… В общем, она приподняла обе руки вверх и отрицательно покачала указательными пальчиками из стороны в сторону. Потом стремительно вскочила с места и хрипло произнесла:
— Вам пора на сцену.
Когда в этот вечер Лена отдавала на сцене Борисову записки, она не могла не столкнуться с ним взглядом. С опаской она заглянула в его синие лучистые глаза и увидела в них усмешку над её наивной провинциальностью и какую-то старательно скрываемую досаду и разочарование. Лене стало плохо. В душе заскребли кошки. «Что же я наделала? Неужели я всё погубила? Ведь мы с ним как будто песню вместе пели! Какая же я дура! Ведь с Витей я никогда не знала такого счастья… Но это Игорь Петрович всё испортил. Со мной нельзя так обращаться. Хотя — чего я хотела от него? Ведь он мужчина, а у них всё не так, как у женщин,— всё конкретнее и грубее. И всё-таки что-то было неправильно, раз я так ответила…» В общем, она совершенно запуталась.
Концерт закончился, и Борисов, по обыкновению, стал раздавать на сцене многочисленные автографы. Тут и подошла к нему крупнофактурная руководительница регионального отделения общества книголюбов Инесса Аркадьевна и стала зазывать его с концертами в свой город. Игорь Петрович привычно обратил свой взор на Лену с вопросом: «Соглашаться или нет?» Она отрицательно покачала головой. «Почему?» — последовал второй беззвучный вопрос.
— Это очень далеко. Три часа езды в одну сторону. Вы ведь сами говорили, что устали,— уже вслух ответила Лена.
Инесса Аркадьевна, всё это время молча наблюдавшая за их немым разговором, не выдержала и напористо вклинилась:
— Леночка! Ну почему вы отговариваете Игоря Петровича от поездки к нам? Это совсем не утомительно, мы пришлём нашу самую лучшую машину, и она за два часа домчит его. А если хотите, то поедемте с нами, мы и для вас забронируем номер в гостинице, концерт ведь закончится поздно.
Инесса Аркадьевна, произнеся последний, самый в её представлении весомый аргумент, победно уставилась на Савельеву. Борисов тоже выжидающе смотрел в её сторону.
— Пусть Игорь Петрович решает сам, а я не смогу поехать, у меня много работы,— вконец смутившись, ответила Леночка.

Ночью Лена почти не спала, в сотый раз задавая себе один и тот же вопрос: правильно ли она поступила? И через это она со всей ясностью осознавала, что потеряла что-то очень для неё важное, к чему только лишь слегка прикоснулась. Под утро она успокоила себя тем, что впереди ещё много концертов и ей представится случай объясниться с Борисовым.
Но, увы, Лена Савельева была ещё совсем юной и потому не знала, что звёзды лишь на краткий миг выстраиваются в небе в особую конфигурацию, а потом стремительно разбегаются, не оставляя надежды на возвращение к прожитому.
Выступления Игоря Борисова перед книголюбами через пару дней неожиданным образом закончились. Случилось так, что в оставшемся гастрольном репертуаре не было спектаклей с его участием, а так как его срочно вызвали в Петербург на киносъёмки, руководство театра не возражало, чтобы он покинул город К. раньше запланированного. Перед отъездом Игорь Петрович заскочил на минутку в старинный купеческий особняк за причитавшимся ему неплохим гонораром. Перед уходом он зашёл в кабинет к Лене Савельевой, вежливо поблагодарил её за совместную работу и положил ей на стол свою фотокарточку, на обратной стороне которой было выведено его рукой: «Счастья!». Внизу красовалась его подпись, которая заканчивалась маленьким улыбающимся сердечком. Борисов ткнул пальцем в нарисованное сердечко и сказал светло:
— Это я рисую только самым близким людям.

Исчезновение из реальной жизни Елены Савельевой Игоря Борисова стало для неё шоком, поделив её существование на земле на «до» и «после». Во «вчера» остался играющий всеми красками радуги мир, наполненный свежим ветром восторга, радостным ожиданием наступающего дня, музыкой зазвеневших в ней душевных струн. Когда гений задевает встречного своим крылом, остаётся ожог на всю жизнь. В наступившей реальности вокруг неё образовалась удушающая пустота, которая постепенно всё плотнее обволакивала её глухой ватой, отгораживая от мира. Оставшись одна, Лена плакала в голос, как плачет ребёнок, который только что увлечённо занимался со своей любимой игрушкой — и вдруг кто-то злой сильным резким движением вырвал из рук его сокровище. И именно в тот момент, когда он этого меньше всего ожидал.
Она стала казаться себе засохшим деревом, в котором больше не бродили живительные соки и которое погрузилось в глубочайший, обморочный сон. Лена стала самой себе противна, потому что больше не могла найти сил, как прежде, убеждать себя и других, что у них с Виктором дружная семья. Не могла заставить себя пойти с мужем погулять в парк, срывалась на крик, если он долго и муторно допытывался, почему она сутками не произносит ни слова, а молча смотрит в одну точку, не говоря уже о том, что ночи с Виктором превратились для неё в настоящую пытку. Поэтому она делала вид, что увлечённо читает книгу, дожидаясь, когда усталость провалит супруга в сон. И даже обожаемая дочка как-то незаметно отошла на второй жизненный план, потому что Лена никак не могла вынырнуть из своей внутренней глубины, где она решала для себя одну единственную задачу: «Как теперь жить без Борисова?»
Ей попросту стало нечем дышать, и она со всей очевидностью поняла, что в её судьбе случилось что-то непоправимое, и из этого непоправимого был только один выход: построить такую жизненную схему, при которой она сможет видеть Игоря Петровича хотя бы изредка. В голове звенели любимые строки из письма Татьяны: «Чтоб только слышать ваши речи, вам слово молвить, и потом всё думать, думать об одном и день и ночь до новой встречи…» Жизнь без него потеряла всякий смысл.
Лена была теперь настолько самоотверженно предана Игорю Петровичу, что не стала даже прогнозировать возможный исход событий, ей было даже не важно, положит ли он снова руки ей на плечи. Она только мучительно искала выход, который бы ей позволил оказаться рядом с Борисовым. И выход этот нашла не она, он ей просто в одну прекрасную ночь приснился, подобно тому как великому химику Дмитрию Менделееву приснилась его периодическая таблица.
Ей снилось, что она развелась с Виктором, разменяла их двухкомнатную квартиру, а потом выменяла свою «однушку» на комнату в Петербурге. Схватила дочку под мышку и по мановению небесной волшебной палочки очутилась в самом загадочном городе земли. Ей приснилось, что они с дочуркой очутились в шумной коммунальной квартире с весёлыми доброжелательными соседями, подобными тем, что окружали её интеллигентную тётю, всю жизнь прожившую в городе на Неве. Но самым потрясающим моментом ночного видения был кусок сна, где она встретилась с Борисовым в стенах его родного театра. Во сне она устроилась работать в этот храм искусства уборщицей (а какое ещё место могла предложить Северная столица приезжей провинциалке, пусть даже и до самозабвения любящей сцену и её обитателей). Главное было — не унывать. И она не только не унывала — Леночка летала на крыльях. Влажными тряпочками протирала пыль в гримёрке Борисова, чистила до прозрачного блеска окна, драила с усердием полы, а потом тихонько заходила в зал, где шла репетиция нового спектакля, который не видел ещё ни один зритель Вселенной, садилась осторожно на боковое кресло в самом последнем ряду и с жадностью впитывала волшебство, которое творилось на её глазах. И однажды в коридоре театра они с Борисовым случайно встретились, и он узнал её, а она посмотрела на него прежним, полным обожания взглядом.
«Здравствуйте, Игорь Петрович!» — «Здравствуйте. Что вы здесь делаете?» — «Работаю уборщицей».— «Почему именно здесь?» — «Потому что люблю этот театр и хочу, чтобы он сиял чистотой».— «Этот театр или моя гримёрка?..»
В этот миг Леночка показалась себе спиленным засохшим деревом, из которого пробились тоненькие молодые ветви. Всё начиналось с чистого листа. На новом витке жизненной спирали звёзды снова выстроились в особую конфигурацию. Наступило время исправления ошибок. И… сон оборвался.

P. S. Леночка Савельева взяла и поверила в то, что сон был вещим. С весёлой отвагой она ринулась воплощать его в реальность. А когда ты надеешься на лучшее — всё бывает именно так, как хочет твоя душа. Ведь наши мечты не бывают случайными, они — предощущение судьбы.