Пётр Исаевич Вейнберг (1831-1908) — поэт, учёный, академик, педагог, издатель, редактор, переводчик- профессионал, много сделавший для знакомства русских читателей с западной литературой, —  прочно вошёл в историю российской словесности.
Родители его стали православными не корысти ради, но по зову души. Отец, Исай Семёнович, строго следил за исполнением семьёй всех церковных обрядов, сам подавал этому пример, и дети с самых ранних лет привыкли относиться к религии с благоговением.
В семье Вейнбергов часто давались самодеятельные спектакли, в которых не гнушались играть и всероссийски знаменитые Михаил Щепкин, Павел Мочалов, известный американский чернокожий актёр-гастролёр Айра Олдридж.
С детства у Петра проявилась тяга к литературе, и отец, одобряя это увлечение, определил его в лучшее в Одессе учебное заведение — Пансион Василия Андреевича Золотова (1804-1882). Мальчик проучился здесь шесть лет, и это оказало на него огромное влияние, сформировало его эстетический вкус.
А вот дальнейшей учёбой в гимназии при Ришельевском лицее Пётр доволен не был. Там, как он впоследствии вспоминал, "царил рутинный формализм при полном отсутствии живого элемента". Не лучше обстояло дело и на юридическом факультете лицея, куда Вейнберг поступил по окончании гимназии. "Не столько юридические науки, — признавался он, — сколько поистине ужасный способ их преподавания бездарными и ленивыми профессорами отравил мне годы, которые я поневоле проводил на скамьях лицейских аудиторий". Отец внял его настойчивым просьбам и разрешил Петру за полгода до окончания курса покинуть лицей и отправиться в Харьков, в университет, чтобы стать студентом историкофилологического отделения.
Однако и там картина оказалась "мрачной и печальной". Преподавание велось на самом низком уровне, но, к счастью, были здесь и молодые преподаватели, отличавшиеся "содержательностью, широтой взглядов, новизной обобщения, отзывчивостью на общественные вопросы, с ораторским талантом". Именно благодаря этим светлым умам литературные способности Вейнберга проявились в полной мере. В студенческие годы в журнале "Пантеон" (1851, №11) был напечатан его перевод драмы Жорж Санд "Клоди". А его перевод стихотворения Виктора Гюго "Молитва обо всех" вышел в "Харьковских губернских ведомостях" (1852, февр.). В письме к редактору "Пантеона" Фёдору Кони от 24 сентября 1852 года Вейнберг предлагает свои услуги как переводчик рассказов, пьес, водевилей. А в 1854 году в Одессе выходит первый поэтический сборник Петра Вейнберга с несколькими оригинальными стихотворениями и переводами из Горация, Андре Шенье, Виктора Гюго, Джорджа Гордона Байрона.
После окончания университета наш герой начал служить в качестве чиновника особых поручений при тамбовском губернаторе Карле Данзасе (1806-1885). О трёх годах, проведённых в Тамбове, Пётр Исаевич говорил как о "времени глупого, праздного и бесцельного существования", которое скрашивалось усиленной литературной работой. Впрочем, он здесь излишне самокритичен, поскольку, помимо службы, редактировал неофициальную часть "Губернских новостей" и сам писал много и вдохновенно. И этот тамбовский период, о котором наш герой, по его словам, не мог вспоминать "без содрогания", сыграл в становлении Вейнберга-поэта весьма значительную роль. И прежде всего потому, что он открыл для себя творчество Генриха Гейне. Вейнберг стал редактором первого и последующих собраний сочинений Гейне на русском языке, переводчиком более 250 его стихотворений. Кстати, в любовной лирике Петра Исаевича влияние Гейне весьма ощутимо.
К периоду пребывания в Тамбове относится и самое, пожалуй, знаменитое стихотворение Вейнберга "Он был титулярный советник" (1859), впоследствии вошедшее в сборник "Юмористические стихотворения Гейне из Тамбова" (Спб., 1863), положенное на музыку Александром Даргомыжским и ставшее широко известным в исполнении Фёдора Шаляпина. Интересно, что другое популярное стихотворение Вейнберга высечено на его надгробном памятнике на Литераторских мостках в Петербурге:

В 1858 году Вейнберг переехал в Петербург и по рекомендации поэта Владимира Бенедиктова посещал литературный салон Александра Дружинина, где познакомился с самыми известными писателями того времени: Иваном Тургеневым, Иваном Гончаровым, Дмитрием Григоровичем, Алексеем Писемским, Николаем Некрасовым, Василием Боткиным. Он активно сотрудничал с журналами "Библиотека для чтения", "Современник", "Сын Отечества", "Русское слово", "Отечественные записки", "С-Петербургские ведомости", опубликовал цикл фельетонов "Мелодии серого цвета" в журнале "Весельчак", проявляя необыкновенную энергию и трудолюбие.
В 1859 году в Петербурге начал издаваться сатирический журнал революционно-демократического направления "Искра". Его основателями были Василий Курочкин и Николай Степанов. С первого же номера журнала Вейнберг принял в нём самое деятельное участие в качестве автора и члена редакции. "Искра" занимала непримиримую позицию к проявлению всякого рода произвола, и именно здесь окрепло дарование Вейнберга, оформился его поэтический талант. Весьма симптоматично, что издатели не боялись возвышать свой голос в защиту евреев от нападок реакционной печати. Вот что писал редактор "Искры" Василий Курочкин, обращаясь к журналистам-юдофобам:

Вейнберг бичевал в "Искре" нечистоплотных дельцов всех племён и мастей. Один из критиков писал: "Нет ничего удивительного в том, что Вейнберг, будучи евреем, не жертвует национальному чувству истиною и обличает возмутительные деяния другого еврея". Необходимо отметить, что в то же время Вейнберг покровительствовал еврейским литераторам и помогал печатать их произведения.
Собственно поэтическое творчество Вейнберга мало оригинально, стихи в основном рассчитаны на декламацию. Но он прославился и историколитературными этюдами, критическими статьями, обзорами-рецензиями, публицистическими фельетонами. Был он и составителем всякого рода сборников, хрестоматий, призванных нести культуру в самые широкие массы.
Важным событием культурной жизни Петербурга было создание в 1859 году Литературного фонда, организованного в целях оказания помощи нуждающимся литераторам и учёным. Одним из его инициаторов, деятельным участником, а потом и председателем стал Пётр Вейнберг. Современник свидетельствовал: "Он буквально в своей личности сосредоточил всё обилие горя, нужды и печали, которые так часто сопутствуют жизни писательского сословия". При этом Пётр Исаевич не боялся вступаться за литераторов- революционеров, подвергшихся репрессиям. Так, он ходатайствовал об освобождении Горького, арестованного после событий 9 января 1905 года; о разрешении вернуться в Петербург из Вильны сосланного Германа Лопатина. Он был "вечным ходатаем перед обществом за писательское сословие, устраивая в его пользу концерты, спектакли, чтения, привлекая сюда выдающиеся поэтические силы, хлопоча о величине сборов, дабы иметь возможность как можно шире прийти на помощь человеческой беде". Возглавлял Вейнберг и Союз взаимопомощи русских писателей, председателем которого был избран в 1897 году. А в 1905 году по рекомендации Антона Чехова он стал ещё и почётным академиком Российской академии наук.
Квартира его на Фонтанке у Аничкова моста, которую знала чуть ли не вся научная и литературная Россия, стала своего рода центром, куда люди шли за советом, за помощью и поддержкой.
И всё же главная и неоценимая заслуга Вейнберга в том, что он ввёл в российский культурный обиход шедевры мировой литературы. Масштабы переводческой деятельности Вейнберга огромны: свыше шестидесяти европейских и американских авторов от Данте до его современников. Важно то, что, неутомимый популяризатор западной литературы, он формулирует принципы художественного перевода, которыми неукоснительно руководствуется и сам. По словам литературоведа Юрия Левина, "среди своих современников Вейнберг стяжал славу лучшего переводчика, а его переводы долгое время считались образцовыми".
Будучи христианином, Пётр Исаевич, по собственным словам, стремился постичь "область религии с её внутренней стороны", развить и укрепить в себе нравственно-религиозное чувство. Но он не мог не думать о своём народе. Правнучка Петра Исаевича, Галина Островская, замечает: "Конечно, бытовой антисемитизм в России был широко распространён, и с его проявлениями Петру Исаевичу безусловно и многократно приходилось сталкиваться. И, конечно, он это остро и болезненно переживал. И страшно даже подумать, что творилось в его душе, когда в 1905 году в его любимой Одессе, где жили его многочисленные родственники и друзья, прокатилась волна ужасных еврейских погромов".
Надо сказать, что Пётр Исаевич был нетерпим к любым проявлениям юдофобии. К примеру, когда в 1897 году в журнале "Нива" появилась статья, восхваляющая антисемита Виктора Буренина, Вейнберг написал издателю журнала: "В сегодняшнем номере „Нивы“ я прочёл статью в честь господина Буренина! После такой оценки его заслуг я (и смею думать, что найдутся люди, которые поступят точно так же), конечно, должен лишить себя возможности печататься долее в Вашем журнале".
Еврейская тема занимает большое место в переводческой деятельности Вейнберга. По-видимому, влияние и обаяние таланта обожаемого им Гейне, с его повышенным интересом к еврейству, дали Вейнбергу импульс к разработке темы уже на более широком литературном материале. Он переводит "Венецианского купца" (1866) Шекспира и драму Карла Гуцкова (1811-1878) "Уриэль Акоста" (Отечественные записки, 1872, № 2, 11, 12 и переизд. в 1880, 1895, 1898, 1905), пьесу Генри Уодсуорта Лонгфелло (1807-1882) "Иуда Маккавей" (Еврейская библиотека, 1875, т. 5), драму "Натан Мудрый" Готхольда Эфраима Лессинга (1729-1781).
Перевод Вейнберга драматической поэмы писателя-романтика Виктора Гюго (1802-1885) "Торквемада" (Восход, 1882, кн. 9-10) критики называли "превосходнейшим". Отметим, что сама эта пьеса была написана под влиянием погромов в России, с осуждением которых Гюго, президент комитета помощи русским евреям, неоднократно выступал в печати. Тема изгнания евреев из страны также обретала свою актуальность в связи с небывалой волной эмиграции иудеев из империи и поощрительными призывами властей: "Западная граница открыта для вас!"
Вейнберг был популяризатором и собственно еврейской литературы. Знаменательно, что он перевёл капитальную монографию Густава Карпелеса (1848-1909) "История еврейской литературы" (Спб., 1890) — первый систематический опыт подобного рода, имевший огромное культурное значение. Этот учёный определил еврейскую литературу как "умственные произведения евреев, в которых отпечатлеваются еврейское миросозерцание, еврейская культура, еврейский образ мысли, еврейское чувство".
Событием большой общественной значимости стал выход двухтомника "великого политического сатирика" Карла Людвига Берне (1786-1837) под редакцией и в переводе Вейнберга (Спб., 1869), с приложением его биографической статьи об авторе.Несомненный интерес представляет его перевод произведения "еврейского романиста большой руки", педагога, пылкого оратора Бертольда Ауэрбаха (1812-1882) "Поэт и купец" (Восход, 1885, кн. 6-11) — о еврейском поэте конца XVIII века. Ауэрбах призывал к преобразованию еврейства, а вовсе не к отходу от него. Во времена "массовых крещений" евреев в России перевод романа "Поэт и купец" был весьма актуальным. Ауэрбах 183 с горечью говорил об охватившем Европу антисемитизме как о "всеобщей нравственной порче" и "варварстве" и был глубоко потрясён погромами в России 1881 года.
Отметим и перевод "Избранных мыслей" (Спб., 1893) еврейско-австрийского писателя-сатирика Морица Готлиба Сафира (1795-1852), весьма популярного и в России благодаря своему сверкающему остроумию (его юмор ценили Фёдор Достоевский и Лев Толстой). Непревзойдённый мастер афоризмов, "остроумный балаганщик и сплетник", он поражал читателей своим парадоксальным мышлением, неожиданными сопоставлениями, каламбурами. И хотя Генрих Гейне не находил в пассажах Сафира "серьёзной основы" и называл их "умственным чиханием", они востребованы и в наши дни, вошли в многочисленные сборники "Мысли и афоризмы деятелей и мыслителей народов мира".
Заслуживает внимания и перевод произведения другого австрийского писателя еврейского происхождения, Фрица Маутнера (1849-1923), известного более как театральный критик, фельетонист, автор колких литературных пародий и трагикомических историй, выдающийся философ-лингвист.
Речь идёт о его романе "Новый Агасфер" (1882), публиковавшемся по горячим следам в ежемесячнике "Восход" (1882, № 12, 1883, №1-3). Важно то, что Пётр Исаевич снабдил публикацию предисловием, в котором специально оговорил, что изложил роман в сокращённом виде, акцентируя внимание читателей именно на его "еврейской стороне".
Боевитая статья "Еврейский вопрос в иностранной сатирической литературе" (Восход, 1881, кн. 1) язвила известных в то время германских горлодёров Бернхарда Фёрстера, Адольфа Штеккера и Эрнста Генрици и доводила до абсурда их и без того иррациональные ксенофобские пассажи. Мир у таких озверелых юдофобов чёрно-бел, причём "еврейская краска всегда была чёрной, печальной, уродливой и злой, в противоположность германской белокурости".
Интересен и перевод главы "Римское гетто" из книги "Воспоминания об Италии" испанского писателя Эмилио Кастеляра (1832-1899) (Еврейская библиотека, 1878, т. 6). В погрязших в нищете и невежестве обитателях гетто автор узрел силу веры, сплочённость, "жизненность", проявляющиеся в самых ужасающих условиях. Он говорит об исторической преемственности: "Стоя вместе с другими в бесконечном водовороте, непрерывном потоке человеческих идей, евреи, однако, живут как бы вне своего времени и воссоздают в своих мыслях разрушенный храм, в котором незыблемо хранится ими старая вера с её благодатными надеждами".
Часто Вейнберг привносит в переводимый им текст своё отношение, комментирует, а иногда и полемизирует с автором. Надо сказать, что слово Вейнберга дорогого стоит, ибо основано на вдумчивом изучении многих произведений "бытописателей гетто", которые он активно переводил. Пример тому — повесть"Дети рандара" (Восход, 1884, кн. 6, 8, 10-12) Леопольда Комперта (1822-1886), считавшегося первооткрывателем темы гетто в литературе.
В 1886 году под редакцией и частично в переводах Петра Вейнберга вышел в свет сборник "Повести и рассказы" Карла-Эмиля Францоза (1848-1904). Критики отмечали: "Очерки Францоза не только ближе подходят к жизни наших русских евреев, но даже по большей части составляют целиком выхваченную картину этой жизни... Проза Францоза, очень хорошо и талантливо написанная, даёт нам возможность заглянуть и в область явлений... совершенно нам неизвестных; она выводит перед нами ряд лиц, в высшей степени замечательных в психологическом отношении"... Даже раскрывая непривлекательные стороны отсталого еврейства, писатель делает это не как сторонний наблюдатель, а как любящий друг, стремящийся разорвать те оковы, которые держат в своих тисках отсталую массу соплеменников.
Знаменательно, что христианин Вейнберг порицал евреев-ренегатов. Его отношение к выкрестам благожелательным назвать трудно. Об этом можно судить по резко осуждающему тону, которым он говорит о таком "фальшивом шаге" своего литературного кумира Генриха Гейне. Слабыми, не выдерживающими строгой критики называет Вейнберг ссылки великого поэта на то, что "крещение представляет собою билет для входа в европейскую культуру". Негоже было Гейне страшиться вздорных насмешек над его "жидовством", которые исходили лишь от невежественного, обскурантного меньшинства. И ведь совсем скоро немецкий поэт пожалел о содеянном. "Не глупо ли, — писал Гейне. — Едва я выкрестился — меня ругают как еврея... Я ненавидим теперь одинаково евреями и христианами. Очень раскаиваюсь, что выкрестился: мне от этого не только не стало лучше жить, но напротив того — с тех пор нет у меня ничего, кроме неприятности и несчастия... Когда еврей, сын религии, не только удовлетворящей его идеальным потребностям, но и обуславливающей всю его жизнь, меняет её на другую, то для него эта перемена означает разрыв не только с его прошедшим, но и со всем его внутренним существом. Ни одна религия не проникает в плоть и кровь человека, как еврейская. От этого ни один выкрестившийся еврей, при всём своём желании, не становится вполне христианином: новая религия, как вода, которою окрестили его, остаётся только на его поверхности. И по той же самой причине выкреститься так тяжело для всякой благородной натуры; еврей, делающий этот шаг охотно и весело, часто не что иное, как плут, настолько проникнутый страстью к торгашеству, что на свою веру он смотрит как на товар". Перевод этого текста Гейне безошибочно указывает на внутренние, глубинные чувства и мысли самого Вейнберга.
Он перевёл некоторые "Галицийские рассказы" писателя из Львова Натана Самуэли (1846-1921), отличавшиеся острой наблюдательностью и мягким юмором и направленные против ренегатства молодого поколения. Критик Семён Дубнов в статье "Еврейско-галицийские рассказы Н. Самуэли" (Восход, 1885, кн. 11) высоко оценил повествовательное мастерство этого писателя, его умение выбрать "типическое лицо и характерный момент".
Огромный интерес представляет и материал Вейнберга "Из переписки английской дамы о еврействе и семитизме" (Восход, 1884, кн. 1-3), посвящённый положению иудеев в современной Европе. Автор отмечает агностицизм и прагматизм среди некоторых евреев, желавших крестить своих детей, чтобы избавить их от "всяких столкновений". Речь идёт об особом типе людей без рода и племени, "для которых еврейство и христианство представляются равно ничтожными нулями; они с одинаковым равнодушием перешли бы в ислам или буддизм, лишь бы освободиться от общественного гнёта и беспрепятственно наслаждаться житейскими благами. Как только еврейство служит им помехой в карьере, эти люди „ползут к кресту“. Между тем, в иудейской религии заключено нечто, дающее необыкновенную силу сопротивления, что делает евреев народом апостольским, призванным дать пример, как сохранить жизненную энергию".
Литераторы аттестовали Петра Исаевича как "рыцаря духа", "сеятеля разумно-доброго", служившего русской словесности самозабвенно, "с исключительной искренностью и самоотверженной чистотой". Но его заслуга и в том, что зарубежная литература, в том числе на еврейскую тему, заговорила на русском языке, став достоянием отечественного читателя. В некрологе об этом замечательном по широте и многогранности деятеле перефразируются слова из шекспировского "Гамлета": "Писатель он был". Что же, безусловно, русский писатель и переводчик Пётр Вейнберг обогатил и духовную жизнь российского еврейства.