* * *

Приходит день короткими словами
и падежами — в дивном языке —
диакритичнее знакомых знаков.
Единорог листа робеет слов,
которым улдис где-то рядом с чайкой, —
тут, в Вентспилсе, их гнёзда прям на крышах,
а киевским стрижам легко гнездиться
в щелях старинных городских фасадов:
квадратных окнах вентиляционных.
Пусть белизна и тяжесть этих чаек
уравновесят черноту стрижей,
их юркую породу дополняя
до совершенной ясности, когда мы
плывем по Эмайыги, или Венте,
иль по центральноукраинским рекам,
Срединный путь губами намечая
и трогая душистым языком.


* * *

В себя оглянувшись в тревоге,
Окажешься вновь виноват…
Но вдруг милосердные боги
Вам сделают всё же возврат?
От цельности не отвертеться.
А был ведь довольно дыряв,
И каждой прорехою сердца
Ловил исключенья стремглав.
Где узкоколейка лесная
Подобна путям родовым,
Ты въедешь, младенца спасая,
И выдохнешь время, как дым.
И вентспилсская Ариадна
Не станет тебя торопить:
Пусть сердце берёт сколько надо
Её путеводную нить.
А вентспилсская Эвридика
До срока не будет пенять,
Хоть знает, что память-заика
Оглянется в сердце опять.


* * *

Янтарным божеством
Прирученного леса
Недаром станешь ты,
Зародыш и орех.
Единственный пароль
Отведается вместо
Избыточного сна,
Делённого на всех.
Смеющейся волной
Обдаст волну другую —
На Колке было так,
В слиянье здешних вод.
Раскачивайся в такт.
Тебя перерифмую,
Переплыву тебя,
А берег подождёт.


* * *

Как любовников после измены
Вновь друг к другу бросает стремглав,
Так поэтом швыряет о стены
Речевого двоения нрав.
Он смеётся, давясь тошнотою
(Что-то рифма сегодня колом).
Сговорился он с речью другою,
Но теперь-то ему поделом.
Он, такой андрогин двуязыкий,
Возвратился как будто назад,
Но теперь закавыки и стыки
На отступника всюду глядят.
Что-то склеилось, что-то пропало,
Что-то в руки уже не идёт.
Нет магичней/трагичней кристалла,
Чем отчаявшийся недоглот.


* * *

Все мы живы ещё,
                      нам хватает пока языка —
не оправдываясь, произносить близкое чуду.
Пахнет голос палисадником после дождя,
где чёрный кот Рудис любит гулять —
                      графически-грациозный Сидур.
В этом городе мартынов и котов
гигантские чайкины перья торчат
из огромной чернильницы на площади.
А белое пятнышко на груди Рудиса —
то самое, единственное найденное слово…


* * *

Где музыка привет передала
В обход пространства сдавленного смысла,
Где в бурсака, бродягу, гимназиста
Занозой входит сила ремесла, —
Быть там, где раздевают догола
Такие руки, где простые числа
Заведомого обнулятся быстро:
Блок-флейта к нам на нерест приплыла.
Чтоб не досталось ничего утратам
И чтобы нам с тобою вместе взятым
За эти губы, руки и года
С гончарно-поворотным кругом яви
До обжига дойти случилось. Вправе
Навёрстывать неявное тогда.