Людвиг II Баварский почти так же легендарен, как герои средневековых рыцарских романов. Хотя жил и правил он в весьма прозаичном и прагматичном XIX веке, в совершенно неромантической второй его половине, мифов и загадок с ним связано невероятно много.


Он был необыкновенно красив, за что удостоился от своих подданных прозвания "сказочный принц". Он был мечтателен, любил уединение и яркому дню предпочитал сумрак ночи, за что его прозвали "лунным королем". Он не любил войну и политику, тратил государственные деньги на строительство прекрасных замков, взял на полное свое обеспечение Рихарда Вагнера, построил знаменитый театр в Байройте, где с тех самых пор и по сей день проходят вагнеровские фестивали. Известно о его платоническом романе с кузиной, австрийской императрицей Елизаветой, которая сама по себе личность весьма романтическая. К концу жизни Людвиг был объявлен сумасшедшим, отстранен от управления государством и буквально на следующий день после этого таинственным образом погиб. И история его безумия, и история гибели до конца не разгаданы. Вероятно, именно по этой причине последний баварский король неизменно привлекает к себе романистов и кинематографистов. Есть даже мюзикл "Людвиг II – тоска по раю" и компьютерная игра, в которой использованы как реальные факты его биографии, так и мифы о нём. Биографы уверяют, что он, несмотря на свои странности, был любим народом, о нём слагались фольклорные песни, по сей день в Баварии существуют общества его почитателей.


К чему это все? А к тому, что Людвиг Баварский родился на свет и прожил свою странную жизнь словно бы нарочно для того, чтобы давать волю художественной фантазии. Так что появление пьесы Юрия Клавдиева "Сказочный король" совершенно понятно и по-своему оправдано. Это вольная фантазия… Пожалуй, здесь уместно было бы использовать музыкальную аналогию - вариации на тему.


Только вот на какую тему? Биография Людвига Баварского? Но это вовсе не историческая пьеса, и степень достоверности исторических и биографических фактов ни автору, ни читателю совершенно не важна. Мифы и легенды о "лунном короле"? Это, пожалуй, точнее. Но даже не сами эти мифы и легенды, а скорее их отголоски, смутные отзвуки, своеобразное эхо этой странной личности.


Людвиг у Клавдиева – почти гофмановский персонаж, что-то вроде графа Б., возомнившего себя отшельником Серапионом. Тому тоже являлись в его уединении разные люди – то ли реальные, то ли воображаемые. Причём воображаемые были куда интереснее, ярче и симпатичнее реальных. Так и у Клавдиева. Те персонажи, которые должны были бы быть реальными людьми – государственные деятели, свидетели обвинения, слуги короля, - выглядят картонными куклами, похожими друг на друга. А являющиеся ему в воображении Вагнер и Сисси (Елизавета Австрийская) – интересны и совсем не однозначны.


В общем, в "Сказочном короле" мы обнаруживаем вполне традиционный романтический конфликт художественно одарённой личности и пошлого прагматичного общества. Пошлая прагматика объявляется нормой, художественная одарённость безумием. Но почему-то именно безумцам открываются тайны бытия. И именно безумцы становятся героями легенд и преданий, поэм и романов, опер и мюзиклов. Так что "безумство храбрых – вот мудрость жизни". Не знаю, понравится ли Клавдиеву отсылка к Максиму Горькому, но его Людвиг как раз и есть один из тех великих безумцев, кто стремится к звёздам (то и дело мы застаём его глядящим в телескоп), к красоте, к высшей гармонии, заключенной в музыке. И в этом своём стремлении он храбр и по-своему мудр. Был ли так же храбр и мудр тот, исторический Людвиг? Кто знает? Да и какая разница. Пьеса-то не о нём.

На мой взгляд, при некоторой внешней экзотичности (в контексте современной драматургии) самого сюжета пьесы "Сказочный король", посвящённой королю Баварии Людвигу II, она логично вписывается в творчество Юрия Клавдиева. А если вспомнить недавние тексты автора, так и вовсе продолжает взятый курс на историческую тему: "Ночь и туман" была посвящена Варфоломеевской ночи и Медичи, "Победоносец", обозначенная автором как "миракль", стремилась быть авторским житием святого Георгия. При этом интересна эволюция языка: если в "Победоносце" это обычное для Клавдиева сочетание сниженной лексики с выспренной, то язык "Сказочного короля" гораздо ровнее и литературнее — возможно, в связи с тем, что действующие лица пьесы из околокоролевского круга. В остальном же текст описывает типичную для Клавдиева ситуацию противостояния непонятого романтического героя (Людвиг II) филистёрам. И не столь важно, тольяттинский подросток перед нами или Баварский король — все они живут в своём фантазийном мире (вспомним военную обстановку пьесы "Я - пулемётчик", например) и существуют в одном пафосно-ироническом контексте, в неповторимой клавдиевской интонации. Хотя, конечно, фраза "Сегодня холодная ночь. Возьми, там есть твоя горжетка" в начале "Сказочного короля" заставляет давних поклонников Клавдиева вздрогнуть.

Применительно к текстам новейшей российской драматургии принято говорить, что в них нет героя. Пожалуй, справедливо для большинства. Но не для текстов Ю.Клавдиева. В них герой, несомненно, есть. И этот герой сам автор. Он проходит через кризисы, периоды становления, сомнения распадается на осколки персонажей и эволюционирует из маргинала в святого-панка, а теперь и в короля. После пьесы "Победоносец", прочитанной драматургом на Левановке 2015 года, конечно, логично было ждать расширения авторского эго до человекобога, но не в антураже Баварских замков, в романтических беседах с Вагнером. Хотя на одной из дискуссий, затронувших авторскую читку "Сказочного короля", на той же Левановке в 2017 году, кажется, М.Дурненков иронизировал, что сейчас время от времени на репетициях пьес современных драматургов нет-нет да и послышатся среди документально точной современной, часто сниженной, речи реплики о шпагах в соседстве с высокопарными обращениями. Но, по всей видимости, Ю.Клавдиев в "Сказочном короле" не склонен к иронии. По крайней мере, авторская интонация в большинстве своем предельно серьёзна и высокопоэтична. В 2012 году Ю.Клавдиевуже написал пьесу на историческом материале - "Ночь и туман", - но её трудно поставить в один ряд со "Сказочным королем" именно из-за соотношения патетики и иронии в тексте. В истории о Варфоломеевской ночи и Медичи иронии и даже стёба, обычного для новодрамовцев, несравненно больше, чем в истории о "лунном короле" и его любви к прекрасному.


Реконструированная драматургом по документальным источникам (многие из них цитируются объёмно и почти дословно) история Людвига II Баварского– это не фантазия на тему эксцентричного короля, влюблённого в оперу и стремящегося эстетизировать действительность, это удобная сюжетная схема для моделирования мира, в котором в очередной раз проходит апробацию авторская концепция человекобога. Такой человек строит сам свой собственный мир и несёт ответственность за всё, что в нём происходит. Местами текст стилистически походит на философский трактат и, как и положено в таких сочинениях, в нём даётся определение ключевого понятия: "Король - это способ выбирать среди возможностей и почётное право нести за свой выбор ответственность". Эта дидактическая фраза появляется в тексте уже ближе к финалу, и она проясняет казавшиеся странными, неточными, как бы невпопад разбросанными будничные реплики персонажей: "В конце концов, ты всегда был не таким королём, как мы все", - говорит брату Елизавета Баварская в самом начале пьесы. Все мы короли. Каждый создаёт своё государство, наделяет его теми параметрами, которыми может, делает тот выбор, который хочет. Всё также в духе философского трактата один из персонажей иллюстрирует эту мысль притчеобразным сюжетом, о том, как молодой Людвиг спас тонущую собаку сестры и сделал жизнь осмысленной для себя и других.


Однако, видимо, возможности человекобога в устройстве мира всё же ограничены. Ограничены они, прежде всего, тем пространственно-временным континуумом, в котором разворачивается мир творящего. Пространство Людвига – это построенные им замки. Собственно замки – это почти физическое продолжение короля, они одухотворены им, они дышат, двигаются, звучат. Но герою тесно в замках, он бы хотел расширить своё господство до звёздного пространства, ну или, на крайний случай, до пространства Крыма, в котором он бы мог устроить свою Утопию.


Пространство Людвига фантомно потому, что оно разворачивается в координатах метафор: лебединого озера, легенды о Лоэнгрине, поэтических названий созвездий. Фантомно оно ещё и потому, что не существует в линейном времени. Его время – это время звёздное, время полёта на луну, оно несоизмеримо с временем земным. Жизнь, протекающая в этом времени, бесконечна и прекрасна, в ней нет налогов, войн, суверенитета и прочих примет государственности. Отсюда так настойчивы отсылки к Элладе, к средневековому германскому эпосу – это отсылки к вехам истории, которые составляют единственно возможную для короля жизнь, после неё только скучная "дальнейшая история". Её-то и выбирает новый король – Отто. Он выбирает план Биссмарка, графики, войну. При этом для Отто и других государственных людей обозначается новый период на прямой времени –познаваемый, математически исчислимый, существующий по законам Дарвина и Ньютона, фиксируемый протоколами, открытками, фотографиями и другими документами. Однако, очевидно, что время "лунного короля" не заканчивается (в пьесе Ю. Клавдива он хитроумно избегает гибели), оно существует в его отдельном мире, существует как метафора, в том числе и Божественная, выразимая музыкой, живыми замками, созвездиями, образами. Этим миром довольны "все": "шлюхи, продавцы требухи, карманники, извозчики, сборщики навоза, мусорщики, полицейские, лавочники... даже пьяницы", - к слову сказать, большинство – маргиналы.