МОЛЛА ПАНАХ ВАГИФ
МОЛЛА ПАНАХ ВАГИФ – ДИПЛОМАТ И ПОЭТ
Молла Панах Вагиф – первый визирь Гарабахского ханства, известный политический и общественный деятель Азербайджана XVIII века, один из выдающихся поэтов Азербайджана, создатель новой, близкой к народному творчеству, реалистической школы, оказавшей огромное влияние на дальнейшее развитие азербайджанской поэзии.
Молла Панах Вагиф родился 6 апреля 1717 года в селе Салахлы ныне Газахского района (ныне Газахский район) в крестьянской семье. Получил хорошее образование, знал персидский и арабские языки, музыку, архитектуру, математику. Учёность Вагифа получила известность далеко за пределами его Азербайджана. В народе сложилась поговорка: ≪Не всякий, кто учится, может стать Моллой Панахом Вагифом≫.
Вагиф занимался преподавательской деятельностью в медресе при мечети (именно с этим связана приставка к имени поэта ≪молла≫) в городе Газах, а затем в Гарабахе. Слава поэта дошла до правителя Гарабаха Ибрагим Халил-хана, и тот пригласил Вагифа во дворец и назначил визирем. На этом посту Вагиф проявил незаурядные способности дипломата. При его участии был заключён оборонительный союз между Гарабахом, Грузией, Талышским и Эриванским ханствами против Ирана. Он же был инициатором переговоров с Россией, имевших целью заручиться её поддержкой. Вагиф серьезно изучал астрономию и с успехом использовал свои знания как на практике, для предсказаний затмений и календарных выкладок, так и для астрологических изысканий. Достаточно хорошо Вагиф владел и практической математикой и использовал эти знания при строительстве ханского дворца, жилых домов и крепостных стен в Шуше. Обладая обширной библиотекой, Вагиф непрерывно занимался самообразованием. Он заметно выделялся своей ученостью среди дворцовой знати и интеллигенции Шуши и оправдал свой поэтический псевдоним Вагиф (≪Сведущий≫).
Произведения поэта были собраны впоследствии по отдельным записям или из уст певцов. Первый сборник стихов Вагифа был издан в 1856 году Мирзой Юсифом в Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск). Затем Мирза Фатали Ахундов собрал богатый материал и передал его видному востоковеду Адольфу Берже, который издал их в 1867 году в Лейпциге. Одновременно творчеством Вагифа заинтересовался составляющий большую антологию азербайджанской поэзии муфтий Закавказья Гусейн Эфенди Гаибов, потомок известного поэта Видади, близкого друга Вагифа. Хотя Гаибов свои рукописи не опубликовал, его материалами до сих пор пользуются многие литературоведы. Наконец, последний раз в дореволюционный период его произведения были изданы редактором газеты ≪Новая жизнь≫ Гашим-беком Везировым. После революции для сбора и публикации сочинений Вагифа очень много сделал Салман Мумтаз. Первое наиболее полное их собрание было издано в 1945 году (русский перевод 1949 г.). В 1982 году на могиле поэта в Шуше был воздвигнут мавзолей.
В своей поэзии Вагиф использует все классические формы восточной поэзии. Однако особое место занимает поэтическая форма –гошма, взятая им из народного творчества. Язык этих стихов предельно приближен к народному. До минимума сведено заимствование арабских и фарсидских слов. Вагиф вырос в ашугской среде и прекрасно знал вкусы и потребности аудитории.
Увлечение этой поэтической формой положительно повлияло на содержание и язык стихов классических форм. Любовь в стихах Вагифа окончательно освобождается от суфийско-мистической символики, присущей в какой-то степени большинству азербайджанских средневековых поэтов. Поэт воспевает наслаждение жизнью, красоту возлюбленной, горечь разлуки и радости встреч. К концу жизни в творчестве поэта начинают преобладать глубоко философские, обличительные стихи о смысле жизни и бренности мира.
Молла Панах Вагиф родился 6 апреля 1717 года в селе Салахлы ныне Газахского района (ныне Газахский район) в крестьянской семье. Получил хорошее образование, знал персидский и арабские языки, музыку, архитектуру, математику. Учёность Вагифа получила известность далеко за пределами его Азербайджана. В народе сложилась поговорка: ≪Не всякий, кто учится, может стать Моллой Панахом Вагифом≫.
Вагиф занимался преподавательской деятельностью в медресе при мечети (именно с этим связана приставка к имени поэта ≪молла≫) в городе Газах, а затем в Гарабахе. Слава поэта дошла до правителя Гарабаха Ибрагим Халил-хана, и тот пригласил Вагифа во дворец и назначил визирем. На этом посту Вагиф проявил незаурядные способности дипломата. При его участии был заключён оборонительный союз между Гарабахом, Грузией, Талышским и Эриванским ханствами против Ирана. Он же был инициатором переговоров с Россией, имевших целью заручиться её поддержкой. Вагиф серьезно изучал астрономию и с успехом использовал свои знания как на практике, для предсказаний затмений и календарных выкладок, так и для астрологических изысканий. Достаточно хорошо Вагиф владел и практической математикой и использовал эти знания при строительстве ханского дворца, жилых домов и крепостных стен в Шуше. Обладая обширной библиотекой, Вагиф непрерывно занимался самообразованием. Он заметно выделялся своей ученостью среди дворцовой знати и интеллигенции Шуши и оправдал свой поэтический псевдоним Вагиф (≪Сведущий≫).
Произведения поэта были собраны впоследствии по отдельным записям или из уст певцов. Первый сборник стихов Вагифа был издан в 1856 году Мирзой Юсифом в Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск). Затем Мирза Фатали Ахундов собрал богатый материал и передал его видному востоковеду Адольфу Берже, который издал их в 1867 году в Лейпциге. Одновременно творчеством Вагифа заинтересовался составляющий большую антологию азербайджанской поэзии муфтий Закавказья Гусейн Эфенди Гаибов, потомок известного поэта Видади, близкого друга Вагифа. Хотя Гаибов свои рукописи не опубликовал, его материалами до сих пор пользуются многие литературоведы. Наконец, последний раз в дореволюционный период его произведения были изданы редактором газеты ≪Новая жизнь≫ Гашим-беком Везировым. После революции для сбора и публикации сочинений Вагифа очень много сделал Салман Мумтаз. Первое наиболее полное их собрание было издано в 1945 году (русский перевод 1949 г.). В 1982 году на могиле поэта в Шуше был воздвигнут мавзолей.
В своей поэзии Вагиф использует все классические формы восточной поэзии. Однако особое место занимает поэтическая форма –гошма, взятая им из народного творчества. Язык этих стихов предельно приближен к народному. До минимума сведено заимствование арабских и фарсидских слов. Вагиф вырос в ашугской среде и прекрасно знал вкусы и потребности аудитории.
Увлечение этой поэтической формой положительно повлияло на содержание и язык стихов классических форм. Любовь в стихах Вагифа окончательно освобождается от суфийско-мистической символики, присущей в какой-то степени большинству азербайджанских средневековых поэтов. Поэт воспевает наслаждение жизнью, красоту возлюбленной, горечь разлуки и радости встреч. К концу жизни в творчестве поэта начинают преобладать глубоко философские, обличительные стихи о смысле жизни и бренности мира.
***
Я правду искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво – на свете прямого нет.
Друзья говорят – в их речи правдивого слова нет,
Ни верного, ни родного, ни дорогого нет.
Брось на людей надежду – решенья иного нет.
Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей –
Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.
Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей,
И сколько бы я ни слушал бесчисленных их речей –
В них, кроме лжи и неправды, смысла второго нет.
Странный порядок в силу у сильных мира вступил:
Чье бы печальное сердце ты ни развеселил, –
Оно тебе злом отплатит, отплатит по мере сил, –
Им неприятен всякий, кто доброе совершил...
На целом огромном свете мне друга родного нет.
Ученый и с ним невежда, учитель и ученик –
Снедаемы все страстями, в плену у страстей одних.
Истина всюду пала, грех повсюду проник,
Кто в молл и шейхов поверит, тот ошибется в них.
Ни в одном человеке чувства святого нет.
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.
Шах округляет земли – за ними в погоне он.
Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.
Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.
Алхимиками я сделал множество гончаров.
В золото обращал я прах забытых гробов,
Из щебня я делал яхонт, с камня срывал покров,
В бриллианты мог превращать я бляхи на шеях ослов,
Признанья искал – но мир мне ответил сурово: нет!
Тот, кто дворец Джамшида в развалины превратил,
Тот веселье и счастье безжалостно поглотил.
Нет никого, кто б в горе кровь свою не пролил,
Сам я не раз жестокой судьбою испытан был.
Повсюду царство коварства – и царства другого нет.
Ты на людей, как солнце, свой излучаешь свет –
Помни, что слов признанья в радостной вести нет.
Честь, благородство, стыдливость давно уж утратил свет.
Услышали мы, что где-то найден честности след,
Я долго искал и знаю: чувства такого нет.
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,
Он злу и добру достойного места не приберег.
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,
Щедрости нет у богатых – у щедрых пуст кошелек.
И ничего в нем, кроме насилия злого, – нет.
Я видел конец надежды, мечтаний конец пустой,
Конец богатства и славы с их земной суетой,
Конец увлеченья женской невянущей красотой,
Конец и любви, и дружбы, и преданности святой.
Я знаю, что совершенства и счастья людского нет.
Потухли глаза, старею, жизнь черней и черней.
Сколько красавиц мимо прошло за тысячи дней!
Дурною была подруга – погублено счастье с ней!
Аллах, одари Вагифа милостию своей:
Ведь, кроме тебя, на свете друзей у больного нет.
Я правду искал, но правды снова и снова нет.
Все подло, лживо и криво – на свете прямого нет.
Друзья говорят – в их речи правдивого слова нет,
Ни верного, ни родного, ни дорогого нет.
Брось на людей надежду – решенья иного нет.
Все вместе и каждый порознь, нищий, царь и лакей –
Каждый из них несчастлив в земной юдоли своей.
Их всех сожрала повседневность, оторванность от людей,
И сколько бы я ни слушал бесчисленных их речей –
В них, кроме лжи и неправды, смысла второго нет.
Странный порядок в силу у сильных мира вступил:
Чье бы печальное сердце ты ни развеселил, –
Оно тебе злом отплатит, отплатит по мере сил, –
Им неприятен всякий, кто доброе совершил...
На целом огромном свете мне друга родного нет.
Ученый и с ним невежда, учитель и ученик –
Снедаемы все страстями, в плену у страстей одних.
Истина всюду пала, грех повсюду проник,
Кто в молл и шейхов поверит, тот ошибется в них.
Ни в одном человеке чувства святого нет.
Всякий чего-то ищет, погонею поглощен,
Ищут себе престолов, венцов, диадем, корон.
Шах округляет земли – за ними в погоне он.
Влюбленный бежит за тою, в которую он влюблен.
Ни радости нет на свете, ни прочного крова нет.
Алхимиками я сделал множество гончаров.
В золото обращал я прах забытых гробов,
Из щебня я делал яхонт, с камня срывал покров,
В бриллианты мог превращать я бляхи на шеях ослов,
Признанья искал – но мир мне ответил сурово: нет!
Тот, кто дворец Джамшида в развалины превратил,
Тот веселье и счастье безжалостно поглотил.
Нет никого, кто б в горе кровь свою не пролил,
Сам я не раз жестокой судьбою испытан был.
Повсюду царство коварства – и царства другого нет.
Ты на людей, как солнце, свой излучаешь свет –
Помни, что слов признанья в радостной вести нет.
Честь, благородство, стыдливость давно уж утратил свет.
Услышали мы, что где-то найден честности след,
Я долго искал и знаю: чувства такого нет.
Я мир такой отвергаю, он в горле стал поперек,
Он злу и добру достойного места не приберег.
В нем благородство тщетно: потворствует подлым рок,
Щедрости нет у богатых – у щедрых пуст кошелек.
И ничего в нем, кроме насилия злого, – нет.
Я видел конец надежды, мечтаний конец пустой,
Конец богатства и славы с их земной суетой,
Конец увлеченья женской невянущей красотой,
Конец и любви, и дружбы, и преданности святой.
Я знаю, что совершенства и счастья людского нет.
Потухли глаза, старею, жизнь черней и черней.
Сколько красавиц мимо прошло за тысячи дней!
Дурною была подруга – погублено счастье с ней!
Аллах, одари Вагифа милостию своей:
Ведь, кроме тебя, на свете друзей у больного нет.
Перевод Константина СИМОНОВА
***
Видади, ты на черствые эти сердца погляди,
И на время, что мчится вперед без конца, погляди!
На судьбу, что злодея внезапно сравняла с землей,
И на праведный гнев, на десницу творца погляди!
На бессилье того, чей светильник под утро угас,
А вчера вызывал поклоненье льстеца, – погляди!
И на эту надменную голову, павшую в прах,
Ей уже не носить золотого венца, – погляди!
На того, кто меня без пощады казнить повелел,
На того, кто его превратил в мертвеца, погляди!
Для доски гробовой нужно шаху четыре гвоздя,
На того, кто от гибели спас кузнеца, погляди!
Пусть примером паденья послужит Ага-Мухаммед,
Опустели роскиошные стены дворца, – погляди!
Не гляди на подругу и друга, на сына и дочь.
На творца всемогущего, как на отца, погляди!
О Вагиф, пред очами твоими пророк Мухаммед,
На избранника божьего и мудреца погляди!
Видади, ты на черствые эти сердца погляди,
И на время, что мчится вперед без конца, погляди!
На судьбу, что злодея внезапно сравняла с землей,
И на праведный гнев, на десницу творца погляди!
На бессилье того, чей светильник под утро угас,
А вчера вызывал поклоненье льстеца, – погляди!
И на эту надменную голову, павшую в прах,
Ей уже не носить золотого венца, – погляди!
На того, кто меня без пощады казнить повелел,
На того, кто его превратил в мертвеца, погляди!
Для доски гробовой нужно шаху четыре гвоздя,
На того, кто от гибели спас кузнеца, погляди!
Пусть примером паденья послужит Ага-Мухаммед,
Опустели роскиошные стены дворца, – погляди!
Не гляди на подругу и друга, на сына и дочь.
На творца всемогущего, как на отца, погляди!
О Вагиф, пред очами твоими пророк Мухаммед,
На избранника божьего и мудреца погляди!
Перевод В.ПОТАПОВОЙ
***
Задержите в полете удар крыла:
Слово есть у меня для вас, журавли,
Вереница ваша откуда летит?
Начинайте об этом рассказ, журавли.
Очарован вами высокий Багдад,
Он прилету вашему будет рад.
Вы широкими крыльями бейте в лад,
Не роняйте перо в этот раз, журавли.
Я с возлюбленной милой давно разлучен,
Словно бабочка, я красотой сожжен.
Я ищу кареглазую среди жен.
Не видали ль вы этих глаз, журавли?
Полюбил я сурьму этих карих очей.
Пусть не сглазят и в темноте ночей,
Пусть минует вас сокол, глядите зорчей!
Я хочу, чтоб вас случай спас, журавли!
Ваша дикая песня нежна, нежна,
И душа моя радостью обновлена.
И Вагифа душа высоко взметена,
Чтобы вечно лететь возле вас, журавли!
Задержите в полете удар крыла:
Слово есть у меня для вас, журавли,
Вереница ваша откуда летит?
Начинайте об этом рассказ, журавли.
Очарован вами высокий Багдад,
Он прилету вашему будет рад.
Вы широкими крыльями бейте в лад,
Не роняйте перо в этот раз, журавли.
Я с возлюбленной милой давно разлучен,
Словно бабочка, я красотой сожжен.
Я ищу кареглазую среди жен.
Не видали ль вы этих глаз, журавли?
Полюбил я сурьму этих карих очей.
Пусть не сглазят и в темноте ночей,
Пусть минует вас сокол, глядите зорчей!
Я хочу, чтоб вас случай спас, журавли!
Ваша дикая песня нежна, нежна,
И душа моя радостью обновлена.
И Вагифа душа высоко взметена,
Чтобы вечно лететь возле вас, журавли!
Перевод Владимира ЛУГОВСКОГО
***
Женщина, что сердцем хороша, –
Век пройдет, – она бледней не станет.
Если, словно лал, светла душа,
От невзгод она темней не станет.
Благородной красота верна,
Стройная – не сгорбится она.
Если добротой одарена,
Не изменит, холодней не станет.
Кровь ее девически чиста,
Ярче свежих роз ее уста.
Стрел острей ресницы… Лет до ста
Ранящая сталь слабей не станет.
Страшно ль совершенной жить сто лет!
Пусть уже в движеньях силы нет,
Но в глазах горит все тот же свет.
Обаянье меньше в ней не станет.
Истинное счастье – не забудь –
В той, что знает страсти скорбный путь:
К девушкам, Вагиф, не надо льнуть,
А не то спокойных дней не станет.
Женщина, что сердцем хороша, –
Век пройдет, – она бледней не станет.
Если, словно лал, светла душа,
От невзгод она темней не станет.
Благородной красота верна,
Стройная – не сгорбится она.
Если добротой одарена,
Не изменит, холодней не станет.
Кровь ее девически чиста,
Ярче свежих роз ее уста.
Стрел острей ресницы… Лет до ста
Ранящая сталь слабей не станет.
Страшно ль совершенной жить сто лет!
Пусть уже в движеньях силы нет,
Но в глазах горит все тот же свет.
Обаянье меньше в ней не станет.
Истинное счастье – не забудь –
В той, что знает страсти скорбный путь:
К девушкам, Вагиф, не надо льнуть,
А не то спокойных дней не станет.
Перевод Марии ПЕТРОВЫХ
***
Своей весенней красотой цветок любой затмила ты.
Прекрасным станом ствол живой тубы святой затмила ты.
Красавица вселенной всей – пыль под сандалией твоей.
Над Искандаровой главой серп золотой затмила ты.
Благоуханье кос твоих дороже мира для меня.
Небесный мир передо мной и мир земной затмила ты.
Я – раб дуги твоих бровей, мне больше нет пути в михраб, –
Каабы свет, свет божества, день огневой затмила ты!
И если страждет, как Меджнун, Вагиф и гибнет, как Фархад,
Лейли — сияющей душой, Ширин — красой затмила ты.
Своей весенней красотой цветок любой затмила ты.
Прекрасным станом ствол живой тубы святой затмила ты.
Красавица вселенной всей – пыль под сандалией твоей.
Над Искандаровой главой серп золотой затмила ты.
Благоуханье кос твоих дороже мира для меня.
Небесный мир передо мной и мир земной затмила ты.
Я – раб дуги твоих бровей, мне больше нет пути в михраб, –
Каабы свет, свет божества, день огневой затмила ты!
И если страждет, как Меджнун, Вагиф и гибнет, как Фархад,
Лейли — сияющей душой, Ширин — красой затмила ты.
Перевод Владимира ДЕРЖАВИНА
***
Если милая приходит, с чем сравнится счастье это?
Целовать ее и слышать юной крови жаркий ток,
Видеть круглый подбородок перламутрового цвета,
Отсвет утреннего солнца – золотой румянец щек.
Лебедь белая дивится шее девичьей лебяжьей.
Я стою вблизи потока изнывающий от жажды.
Ты была небесной феей рождена на свет однажды,
Но затмила красотою фею-мать в недолгий срок.
Грудь округлая прекрасна, тело знойное прекрасно.
И лицо твое в улыбке и спокойно, и прекрасно.
Кипарис ты мой высокий, тополь стройный и прекрасный,
Эти царственные плечи для блаженства создал бог!
Губы – алые кораллы, зубы – жемчуга сиянье.
Ах, зачем меня решила вдруг отдать на осмеянье!
Ты особенно красива в этом ярком одеянье,
И к лицу тебе, плутовка, твой оранжевый платок.
Если б скорбного Вагифа полюбила дорогая,
То болезнь его мгновенно излечила дорогая,
Если б дом мой потаенно посетила дорогая,
Чтоб лицо ее и руки целовать я вечно мог!
Если милая приходит, с чем сравнится счастье это?
Целовать ее и слышать юной крови жаркий ток,
Видеть круглый подбородок перламутрового цвета,
Отсвет утреннего солнца – золотой румянец щек.
Лебедь белая дивится шее девичьей лебяжьей.
Я стою вблизи потока изнывающий от жажды.
Ты была небесной феей рождена на свет однажды,
Но затмила красотою фею-мать в недолгий срок.
Грудь округлая прекрасна, тело знойное прекрасно.
И лицо твое в улыбке и спокойно, и прекрасно.
Кипарис ты мой высокий, тополь стройный и прекрасный,
Эти царственные плечи для блаженства создал бог!
Губы – алые кораллы, зубы – жемчуга сиянье.
Ах, зачем меня решила вдруг отдать на осмеянье!
Ты особенно красива в этом ярком одеянье,
И к лицу тебе, плутовка, твой оранжевый платок.
Если б скорбного Вагифа полюбила дорогая,
То болезнь его мгновенно излечила дорогая,
Если б дом мой потаенно посетила дорогая,
Чтоб лицо ее и руки целовать я вечно мог!
Перевод Татьяны СТРЕШНЕВОЙ
***
Кто заболеет любовью к рассыпанным локонам – тот
В ямочкн нежных ланит, как в колодец Юсуф, попадет.
Кто совершенен, того постигают напасти судьбы,
Так полнолунья краса постепенно к ущербу идет.
Сильному духом – арена страданья, разлука, тюрьма,
Лишь негодяй, недостойный, не ведая скорби, живет.
Чистым и ярко блестящим выходит из горна металл.
Пламя металл от изъянов очистит, но угли пожрет.
Вот рассыпаются кудри, скрывая любимой лицо,
Ибо лицо, как предатель, смятенье души выдает.
Клады таятся в развалинах, так же для чистых душой
Часто бывает прибежищем всяческой скверны оплот.
Так же, как черная родинка прекрасноликой к лицу,
Радость украшена грустью и праздник — годиной забот.
О Видади! На мученья разлуки тебя и меня,
Словно Юсуфа-Канана, жестокий обрек небосвод.
Ты ж для любви, для цепей ее стар, – отойди, Видади!
Пусть молодой их Вагиф за тебя, за себя понесет.
Кто заболеет любовью к рассыпанным локонам – тот
В ямочкн нежных ланит, как в колодец Юсуф, попадет.
Кто совершенен, того постигают напасти судьбы,
Так полнолунья краса постепенно к ущербу идет.
Сильному духом – арена страданья, разлука, тюрьма,
Лишь негодяй, недостойный, не ведая скорби, живет.
Чистым и ярко блестящим выходит из горна металл.
Пламя металл от изъянов очистит, но угли пожрет.
Вот рассыпаются кудри, скрывая любимой лицо,
Ибо лицо, как предатель, смятенье души выдает.
Клады таятся в развалинах, так же для чистых душой
Часто бывает прибежищем всяческой скверны оплот.
Так же, как черная родинка прекрасноликой к лицу,
Радость украшена грустью и праздник — годиной забот.
О Видади! На мученья разлуки тебя и меня,
Словно Юсуфа-Канана, жестокий обрек небосвод.
Ты ж для любви, для цепей ее стар, – отойди, Видади!
Пусть молодой их Вагиф за тебя, за себя понесет.
Перевод Владимира ДЕРЖАВИНА
***
Я мечтой к кудрям прикован, ароматным, как цветок.
От любви изнемогаю, стан согнулся, взор поблек.
Если будет живописец рисовать ее портрет, –
Я хочу стать тонкой кистью, чтоб коснуться нежных щек.
Будто облако восхода на челе ее горит.
Лебедь белая, не бойся, насмерть ранен злой стрелок.
Ты меня околдовала – стал я пленником твоим,
Без тебя, как месяц в небе, я блуждаю одинок.
Я – Вагиф, мне нет спасенья, гибель родинки сулят …
Ради ямочки на щечке мукам я себя обрек.
Я мечтой к кудрям прикован, ароматным, как цветок.
От любви изнемогаю, стан согнулся, взор поблек.
Если будет живописец рисовать ее портрет, –
Я хочу стать тонкой кистью, чтоб коснуться нежных щек.
Будто облако восхода на челе ее горит.
Лебедь белая, не бойся, насмерть ранен злой стрелок.
Ты меня околдовала – стал я пленником твоим,
Без тебя, как месяц в небе, я блуждаю одинок.
Я – Вагиф, мне нет спасенья, гибель родинки сулят …
Ради ямочки на щечке мукам я себя обрек.
Перевод Татьяны СТРЕШНЕВОЙ