Тыко Вылка родился и прожил часть своей жизни в мире, который был создан Творцом изначально. Этот был мир, который был идеален в своей первозданности. Это было задолго до появления в тех местах отца Гавриила. Много-много задолго до того. Отец Гавриил в ту пору еще даже не родился.
И как-то раз Тыко Вылка захотел нарисовать этот мир, в котором жил. И ему это удалось. Тыко Вылка нарисовал рай.
Тыко Вылка нарисовал женщину в красном платке, стоящую к нам спиной на фоне очень холодного моря.
Тыко Вылка нарисовал рыбака в лодке, который тащил из воды невод.
Тыко Вылка нарисовал человека, свежующего тюленью тушу на улице в Становище лагерное, есть такой населенный пункт на Новой Земле.
А еще Тыко Вылка нарисовал семушный забор, на острове такие часто ставили. Он нарисовал айсберги, которые были частыми гостями в его краях, и забавную белую медведицу с двумя медвежатами на пристани, и северное сияние, а еще свою семью возле своего дома.
Тыко Вылка был художником.
Рисовать Тыко Вылка начал с раннего возраста, первые картинки он рисовал костью нельмы на ошметках тюленьи шкур, очень красиво получалось.
Когда родился Тыко Вылка, люди с материка не жили на острове, они появлялись пару раз в год, приплывали на железных кораблях, а после стали прилетать на самолетах и вертолетах.
Тот день он помнил очень хорошо, воспоминание это осталось у Тыко Вылки на всю жизнь, это было воспоминание о картонной коробке, которую ему протянул один из прибывших с материка людей, он не помнил, кто был этот человек, полярным летчиком или картографом, или еще кем-то, решившим сделать подарок маленькому северному мальчику. Память оставила себе лишь воспоминание о самой коробке, он помнил ее шероховатую поверхность и запах, и крышку с надписью ≪Нива≫ c изображением паруса, открыв которую, он впервые увидел цветные карандаши. С того дня мальчик стал рисовать по-настоящему.
С каждым годом людей с материка на острове становилось все больше, это были удивительные люди, и у них были удивительные вещи, которые пришельцы с удовольствием показывали, а иногда и делились ими. Например, у них были потрясающие стекла, это называется оптикой, бинокли и подзорные трубы.
Тыко Вылка помнил, что впервые он увидел в бинокле. Он увидел кита. Кит резвился в море недалеко от берега. В бинокле мальчику казалось, что кит очень близко, так близко, как однажды, за полгода до того, Тыко Вылка видел его из лодки. В тот день пятилетний Тыко Вылка плыл со своим папой на их новой лодке, сделанной ими из тюленьих шкур незадолго до того. Стоял штиль. Свинцовая поверхность моря, на которой играли лучи солнца, была абсолютно спокойна. И вдруг из глубины, из ниоткуда появилась волна, она возникла и стала очень быстро подниматься, а с
ней стала все быстрее и быстрее подниматься лодка. Отец почувствовал это первым, и Тыко Вылка почувствовал что-то необычное по реакции отца. После ему казалось, что в воздухе появился какой-то шум, но мальчик не был в этом уверен. А потом возле их лодки возник кит, самое большое животное их острова и самое большое животное планеты. Кит проплывал под их лодкой, и первое, что они увидели был его хвост, рыбий хвост, который был как айсберг. И он двигался на них. К счастью, в нескольких метрах до лодки эта штука снова ушла под воду, в глубину. Но из-за волны их лодка сделала поднырок, проще говоря, лодка с отцом и мальчиком перевернулась и через мгновение вновь заняла прежнее положение. Это и называется поднырок, их лодка была так устроена, вернее, сшита, они с отцом были как в кожаном коконе в той лодке, которая могла крутиться под водой. Отец долго учил этому своего сына возле берега, на мелководье, и потому маленький Тыко Вылка совсем не испугался , то есть испугался, но капельку, чуть-чуть. Лодка крутанулась, и тогда, под водой, Тыко Вылка увидел кита, он увидел его спину, а может, мальчику и показалось. В следующее мгновение они оказались на поверхности, и отец веслом попытался поставить лодку по волне, придать ей устойчивость, но волна была слишком высока, и они сделали еще один поднырок, и еще один, и всякий раз под водой Тыко Вылка успевал разглядеть кита, а может, мальчику и показалось. А голова кита появилась на поверхности через несколько секунд, с другой стороны лодки, уже подальше, метрах в десяти. И кит уплыл.
Тыко Вылка был зачарован биноклем, он разглядывал в него кита и не мог насмотреться на уже раз виденный хвост и громадную голову. Он не мог поверить, что это возможно – увидеть кита так близко с берега. А стоящий рядом полярник, который и дал ему бинокль, рассмеялся и погладил мальчика по голове.
Посмотрите на полотно под названием ≪На Карской стороне в районе зимовки Размыслова≫. Художник поместил себя в центр композиции, он сидит между отцом и матерью, все семья собралась у костра, на фоне традиционного северного чума, рядом лодка и только что выловленный тюлень. На этой картине Тыко Вылка изобразил себя в совсем юном возрасте.
Когда отец Гавриил через много-много лет увидит этот холст, он сам удивится тому, что дышать ему сразу станет легче. Но до того момента произойдет много разных событий. Когда все началось, отец Гавриил еще даже не родился.
Тыко Вылка рос и продолжал рисовать, а людей с материка становилось на острове все больше. Это были сильные и смелые люди. Однажды они спасли всю семью Тыко Вылки, случилось это в год большого голода. Такое случалось на острове нечасто, последний раз большой голод был очень давно, так давно, что даже дед Тыко Вылки знал о нем из рассказов своего отца, одного из немногих выживших. В этот раз все было как в рассказе предка. Ушла вся еда –и рыба, и тюлени (люди с материка называли это аномальной миграцией). Люди съели своих собак, а оленей они съели до того. И люди стали умирать. Они бы и умерли, если бы не люди с материка, те вызвали помощь с большой земли, и помощь пришла.
Тыко Вылка не помнил, как к берегу подошло большое судно, и с него стали сгружать ящики с едой, которую стали раздавать голодающим. К тому моменту мальчик был уже без сознания. Тыко Вылка выжил в тот год и продолжил рисовать.
Тыко Вылка нарисовал белую медведицу с детенышами, у него она получилась добродушной и вовсе не опасной. На самом деле Тыко Вылка очень боялся белых медведей, один белый медведь однажды его чуть не поймал, но Тыко Вылке удалось убежать. Он убегал так, как его и всех детей учили убегать от белых медведей, надо бежать изо всех сил, во весь дух, и обязательно бросить в сторону шапку, чтобы отвлечь медведя, а потом бросить в другую сторону рукавицы, чтобы отвлечь зверя еще раз, тогда есть шанс спастись. Тыко Вылка так и сделал, и ему удалось добежать до становища, а там медведя отпугнули взрослые выстрелами из ружей, и медведь ушел. Наверно, был не очень голоден, а может, просто хотел поиграть и вовсе не собирался есть Тыко Вылку.
Когда отец Гавриил переехал на остров, его тоже научили этому способу убегать от белых медведей, бросить в одну сторону шапку и бежать, а потом бросить в другую сторону рукавицы и продолжать бежать, что есть духу.
–Тогда можно спастись, батюшка, –объяснил ему полковник, командир воинской части, в которой служил свою службу отец Гавриил, –разумеется, без оружия здесь лучше не ходить, –добавил он.
Когда люди с материка обосновались на острове, в жизни появилось много замечательных нововведений. Появилось электричество, и фельдшерский пункт, и школа для детей до десяти лет. Люди работали и были довольны наступившим комфортом и безопасностью. А Тыко Вылка рисовал, и у него состоялась большая выставка в столичном Архангельске, и его фотография была напечатана в газете,которую люди читали, когда приходили в клуб. Да, к тому времени на острове появился клуб, где можно было почитать газету, послушать радио или поиграть в настольные игры. Там же помещался буфет и сельсовет, и там у Тыко Вылки был свой кабинет, и в том кабинете у Тыко Вылки был единственный на острове телефон. Телефон был красного цвета и стоял на специальной тумбочке, телефон был соединен с радиорубкой и через радиста можно было связаться с большой землей. И Тыко Вылка, если возникала нужда, мог позвонить на материк и сказать, что нужно для его острова и его народа, и его всегда слушались. Тыко Вылка стал президентом Новой Земли, так его называли, по-настоящему он не был президентом, а являлся председателем островного совета ≪Новая Земля≫.
Это было время достатка и покоя. У Тыко Вылки было шестеро детей.
Однажды красный телефон зазвонил: ≪К вам отправлено правительственное сообщение с фельдъегерем≫, –сообщили в трубке.
И вскоре Тыко Вылка получил письмо. В том письме было сказано, что принято решение перевезти всех людей с острова на материк, для их же пользы и безопасности, и Тыко Вылке было поручено провести разъяснительную работу. Конечно, Тыко Вылка объяснил людям, как будет хорошо для них переехать, и люди очень обрадовались, потому что они ему верили, а жизнь на острове оставалась очень суровой и опасной.
К острову подошли корабли и на них погрузили все, что было у людей Тыко Вылки: чумы, собак, оленей, лодки и инструменты, ничего не забыли, всему нашлось место на этих кораблях. И народ Тыко Вылки перебрался на материк, туда, где не так холодно, где климат больше подходит для человека, и нет нужды убегать от белых медведей.
Стали они жить возле больших городов, а некоторые поселились и в самих городах. Тыко Вылка получил квартиру в большом кирпичном доме, на третьем этаже, и там для него установили тот же телефон, чтобы он мог звонить и говорить, что еще нужно для переселенцев.
Много удивительных и полезных вещей было у людей с материка, и они охотно объясняли, как ими пользоваться, и делились ими. И была у них одна удивительная вещь, которую нельзя было никому показывать и которой нельзя было ни с кем делиться. Этой вещью была громадная бомба, ее привезли на остров, когда людей на нем уже не осталось. Остров был нужен для испытания этой бомбы, самой большой в мире, местных потому и попросили пожить на материке.
Бомбу привезли на корабле, установили на специальной площадке и взорвали. Взрыв была такой силы, что взрывная волна обогнула земной шар три раза, это зафиксировали специальные приборы. Как будто волшебный кит ударил хвостом по планете. А в квартире Тыко Вылки и во всем городе, куда он переехал, неожиданно задрожали оконные стекла, но Тыко Вылка не знал, в чем причина, он вообще-то так и не привык к городской жизни.
Это было в тот год, когда родился отец Гавриил, он родился в тот момент, когда испытание это состоялось.
Отец Гавриил приехал на остров через 47 лет после того взрыва, за эти годы на острове было проведено много испытаний, бомбы взрывали на поверхности острова, под землей, в специальных шахтах и в прибрежных водах. У каждого взрыва своя специфика, свой характер, своя разрушительная сила, и людям надо было это все досконально изучить. Этим занимались военные, только они и жили на острове на построенной для них военной базе. Некоторые офицеры привезли на остров свои семьи, жен и детей. И однажды кто-то из больших начальников в Москве решил, что было бы хорошо, чтобы в маленьком военном поселении на дальнем севере был бы храм. Идея пришлась по душе и другим начальникам, и было принято решение открыть на Новой Земле православный храм. Это был самый северный приход в мире, ни у кого не было храма так далеко на севере. И вскоре на остров в разобранном виде прислали церковь и всю необходимую утварь, а церковное начальство назначило священника, им и был отец Гавриил. И стал отец Гавриил служить, и прослужил он на острове три года.
Утром того дня отец Гавриил так и сказал командиру части, полковнику Николаеву.
–Три года уже прошло, как я принял храм.
–Да, быстро время летит, –ответил полковник.
Они находились в диспетчерском отсеке аэродрома и ожидали прибытия самолета, самолет должен был прилететь еще вчера, но погода не позволила принять борт. И вот сегодня утром диспетчер объявил, что в снежной буре, которая бушевала уже несколько суток, наметилось окно и получено разрешение на посадку.
Отец Гавриил очень хорошо помнил свой первый день на Новой Земле, как и всякому новоприбывшему, ему полагалось пройти инструктаж.
–Один звуковой сигнал –опасность, передвижение по одному запрещено. Два звуковых сигнала –движение разрешено только на тяжелом транспорте. Три звуковых сигнала –не покидать жилой сектор без специального разрешения.
–А я услышу сигнал? –спросил тогда отец Гавриил.
–Ну разумеется, –улыбнулся полковник.
Сигнал трудно было не услышать, это был ревун от пограничного катера, временами отцу Гавриилу казалось, что он был основным звуком, который он слышал за эти три года, и все равно он не мог к нему привыкнуть. Еще он не мог привыкнуть к климату, точнее, к очень низкому содержанию кислорода в воздухе, дышать ему было трудно.
–Для меня великая честь, батюшка, что самый северный приход в мире находится на территории вверенного мне воинского подразделения, –сказал полковник, когда отец Гавриил прибыл на остров.
≪В географическом местонахождении прихода не может быть состязательности≫, –подумал тогда отец Гавриил, но вслух ничего не сказал.
Полковник был симпатичен отцу Гавриилу, он был похож на русского богатыря, какими их изображают в школьных учебниках, и временами его тексты соответствовали этому образу. К своим обязанностям он относился чрезвычайно добросовестно. На встречу самолета отец Гавриил пришел по его просьбе. Пару дней назад у них состоялся разговор.
–В рамках планируемого мероприятия решено провести выставку художника из местных. Поскольку клуб в вашей епархии, вы уж помогите с организацией. Человек заслуженный, народный деятель культуры.
–Он прибудет? –спросил отец Гавриил.
–Нет, он умер уже давно, одно слово –классик.
–Солдатиков выделите?
–Не смогу, рад бы, да не смогу, весь личный состав задействован, комиссию ждем, вы уж как-нибудь сами, батюшка.
Отец Гавриил вздохнул, иногда его посещали горькие сомнения в необходимости пребывания в этой затерянной в океане ледяной пустыне, которая и без многочисленных атомных взрывов была непригодна для жизни. Как и подобает человеку его профессии, отец Гавриил гнал эти горькие мысли прочь, но они не оставляли его. Он полагал, что они, эти мысли, объясняются суровым климатом, который плохо влиял на его самочувствие. Но отец Гавриил понимал, что главная причина была в том, что добросовестное выполнение им его обязанностей является неким обязательным ритуалом, и истинной нужды в нем, пастыре, у людей его прихода нет. Весь личный состав, свободный от дежурств, в полном составе исправно посещал каждую неделю его службу, но отец Гавриил знал, что явка не была добровольной, а происходила вследствие прямого указания командира части. Во многом армейские священники заменили собой упраздненных новой властью замполитов. Он пытался быть, как и подобает священнику, внимательным к солдатикам, приходящим на службу, вникнуть в их проблемы и чаяния, подбодрить и помочь им в их нелегкой службе, но у него это не очень хорошо получалось. Иногда он замечал на их лицах синяки и ссадины, следствие неизжитой армейской дедовщины, но когда он вопрошал о причинах следов побоев на их лицах, юные воины отвечали уклончиво: ≪Упал…≫, –говорил каждый из них.
–У рядовых это случается, –с досадой объяснял ему полковник Николаев.
≪Наверно, из-за недостатка кислорода сгорает жир≫, –подумал отец Гавриил.
Лица и тела людей, живущих на острове, были невероятно рельефны. Через полгода пребывания на острове внешность человека изменялась, он становился каким-то другим.
–Мы в здешних местах меняемся, батюшка, –как-то признался полковник, – человек тут жить не должен.
Было получено разрешение на посадку, самолет приземлился и из него стали выходить члены правительственной комиссии и прибывшие гости, среди них были и штатские. Все шло по плану, полковник отрапортовал старшему, представился, и вновь прибывшие направились к служебному отсеку базы.
А из самолета стали выгружать ящики, в которые были упакованы картины, и с ними появилась девушка лет двадцати, по имени Нюцхе, она была ответственная за выставку от художественного музея.
Нюцхе была продвинутая девчонка, почти панк. Ей казалось, что ее одежда точно отражает ее национальную принадлежность, Нюцхе была этнографом и была поглощена изучением истории своего народа, предки которого в незапамятные времена перебрались в здешние места из Полинезии. Именно об этом она писала свою дипломную работу по антропологии. Нюцхе очень ждала этой поездки, и когда появилась возможность принять участие в мероприятии, не преминула ею воспользоваться.
Солдаты перенесли ящики в количестве десяти штук в примыкающий к храму армейский клуб, и отец Гавриил с Нюцхе принялись устраивать выставку Тыко Вылки.
Конечно, вначале отец Гавриил, как и подобает радушному хозяину, напоил Нюцхе чаем и показал Красный уголок воинской части, где был установлен макет бомбы и висело множество фотографий, которые Нюцхе внимательно рассмотрела. Отец Гавриил счел также необходимым объяснить этой милой девушке, что объект, где они находятся, очень важен для обороноспособности их родины, но Нюцхе это и сама знала, Нюцхе много чего знала об этом острове, больше, чем отец Гавриил.
Знакомое уже ощущение, предшествующее потере сознания, накатило, как это всегда с ним бывало, неожиданно. Отец Гавриил успел хорошо изучить эту симптоматику, у него потемнело в глазах, и он стал задыхаться. Первый раз это случилось с ним здесь, на острове, в самый неподходящий для священнослужителя момент.
Отец Гавриил чуть было не утопил годовалую девочку Настеньку, дочку лейтенанта Егорова. Произошло это во время обряда крещения. Он потерял сознание, когда погрузил маленькое тельце в купель. К счастью, стоящая рядом мама девочки, жена лейтенанта, подхватила ребенка.
–Плохо вам, батюшка, –сказала она, –это первое время у всех так, здесь кислорода мало, со временем привыкнете.
Но отец Гавриил за три года так и не смог к этому привыкнуть, и врач, к которому он обратился, не мог ему ничем помочь. Вот и сегодня приступ случился крайне невовремя.
–Вам плохо? –встревоженно спросила Нюцхе.
–Сейчас пройдет, –успокоил ее отец Гавриил, –это из-за недостатка кислорода. Надо нам приниматься за работу, –он указал на ящики.
–Сидите, я сама справлюсь, –сказала Нюцхе и принялась вскрывать крышку первого ящика.
И тогда отец Гавриил впервые в жизни увидел картины Тыко Вылки. Нюцхе открывала ящики, один за одним доставала холсты и расставляла их вдоль стены.
–Как красиво, –сказал отец Гавриил. –Это все наш остров?
–Конечно, это наш остров, –удивилась Нюцхе, –кроме него Тыко Вылка ничего не рисовал.
–Никогда не думал, что здесь так … –он задумался, пытаясь подобрать нужное слово.
–А давно вы здесь?
–Три года.
–Ну, еще поживете –оцените, –успокоила его Нюцхе.
Отец Гавриил ничего не ответил, он продолжал рассматривать картины и ему вдруг сделалось очень хорошо и спокойно, так как никогда не было за все время пребывания на этой земле.
Наступило утро.
Солдаты, прапорщики и офицеры под руководством полковника Николаева показали свою выучку и военную подготовку, они торжественно промаршировали по плацу, и все немногочисленное население острова собралось посмотреть на этот парад. А потом военнослужащие продемонстрировали комиссии, как быстро они умеют готовить к пуску ракетную установку, но эту часть мероприятия гражданским не показали из соображений секретности, эта часть мероприятия была организованна специально для прибывших генералов, они в этом разбираются. Генералы похвалили полковника Николаева и он очень обрадовался и даже немножко смутился.
А потом наступило время культурной программы, и она тоже прошла на должном уровне. Фольклорный ансамбль областного Дома культуры исполнил ритуальный танец, и Нюцхе тоже танцевала, ведь Нюцхе была специалистом по национальным танцам северных народов. Она била в бубен, задавая ритм пяти танцорам, которые языком танца доходчиво изображали сценки из жизни людей, еще не успевших приобщиться к цивилизации.
А в завершение юбилейных торжеств все собрались в клубе, где отец Гавриил и Нюцхе развесили картины. И один из генералов сказал прочувственную речь о том, сколько еще бомб можно будет взорвать на этом замечательном острове и как это важно для науки и обороноспособности страны, и все присутствующие дружно зааплодировали. А потом выступила Нюцхе и вкратце рассказала о том, каким замечательным художником был Тыко Вылка, и ей тоже зааплодировали. А потом все стали смотреть картины. А после был торжественный ужин, которым и завершилось мероприятие. Юбилейные торжества, посвященные 50-летию первого испытания ядерного оружия на Новой Земле, прошли на высшем уровне.
На следующее утро отец Гавриил и Нюцхе пили чай в Красном уголке. Еще оставалось время до отлета.
–Знакомая фотография, –улыбнулась Нюцхе, указав на один из выставленных в разделе ≪коренное население≫ снимков. На нем был изображен какой-то индеец в национальной одежде, державший на коленях годовалого ребенка, также одетого в шкуры, –у одного из моих дядек есть такая же, –пояснила девушка. –Говорят, что это моя бабушка, а это мой прадедушка, брат Тыко Вылки, он погиб.
Однажды, за много лет до испытания бомбы, красный телефон зазвонил, и Тыко Вылка взял трубку.
–Поздравляем вас, дорогой Тыко Вылка, –сказал голос в трубке, –у вас состоится большая выставка в Кремле, поедете в Москву, можете там остаться на постоянное жительство и быть московским художником.
–У меня вчера брата медведь убил, –сказал Тыко Вылка, –вдова осталась и шестеро детей. Я не полечу.
И Тыко Вылка остался на Новой Земле.
–Тыко Вылка женился на его вдове и стал отцом для его детей, у нас такой обычай, поэтому у меня на одного прадедушку больше, –засмеялась Нюцхе.
–Я и не знал, что вы потомок классика, –улыбнулся отец Гавриил, –как он погиб?
–Его медведь загрыз, –ответила Нюцхе.
Картины были упакованы в ящики. Выставке предстояло вернуться обратно в музей. Солдатики под руководством старшины понесли ящики к самолету.
–Это была моя идея –хоть на день привезти их на его родину, –сказала Нюцхе, –ну, мне пора.
То, что она сделала, могло бы показаться шалостью: она поцеловала отцу Гавриилу руку и весело улыбнулась, давая понять, что для нее это скорее дань вежливости. И отцу Гавриилу стало очень хорошо, он подумал: ≪Дай-то Бог тебе всего самого хорошего, дорогая Нюцхе≫, –и, улыбнувшись, благословил ее. А Нюцхе в ответ протянула ему свой амулет из перьев и тюленьей косточки, который сама сделала, ведь Нюцхе была специалистом по прикладному фольклору.
Самолет пошел на посадку, в иллюминаторе стала видна земля.
≪Конечно, наше племя новоземельных ненцев было другим, чем те из нашего народа, кто жил на материке, –подумала Нюцхе сквозь дремоту, –мы были разведчиками, первопроходцами, пионерами этих неведомых человечеству земель, края света. Мы и наши сородичи, которые дошли до Гренландии с другой стороны земли≫.
Земля приближалась, и вот уже стали видны дорога, домики и деревья. А маленькая девочка, Настенька, которая родилась на Новой Земле и никогда не выезжала на материк, та, которую отец Гавриил чуть не утопил в купели, посмотрела в иллюминатор и вдруг закричала:
–Мама, мама! Смотри, здесь есть ровные деревья! –Настенька никогда не видела таких деревьев, потому что там, где она выросла, ровных деревьев не бывает, все деревья на Новой Земле скрюченные, не выше человека.
Самолет совершил посадку.

Один умный и проницательный человек сказал однажды: ≪Может, с виду и нелегко догадаться о профессиональной принадлежности Заура, но то, что он человек, понимающий толк в еде и любящий вкусно поесть, видно сразу≫.
В тот вечер в ≪Козленке≫ было, как обычно, многолюдно. Заур остановился в дверях ресторана и осмотрелся, знакомых среди посетителей видно не было. К нему уже спешил официант, улыбающийся вовсе не служебной улыбкой обслуживающего персонала, а искренне радуясь появлению старого знакомого.
Поздоровавшись, Заур не сел за предложенный ему стол, а прошел на кухню. Шеф-повар выглядел озабоченным.
–Хорошо, что ты пришел, –вместо приветствия воскликнул он. –Тарелку, –обратился Али к одному из своих помощников.
Подцепив жарившийся на сковороде кусок, он положил его на протянутую тарелку и подал ее Зауру.
–Салфетку, прибор, –коротко бросил Али.
Заур отрезал кусочек и медленно разжевал.
–Недурственно, –отметил он.
Повар удовлетворенно кивнул и, выдержав паузу, торжественно объявил: ≪ФУАГРА!≫
–Печенка, –подтвердил Заур.
–Решили на фьюжен перейти, –объяснил повар.
–Куда?
–На ≪Фьюжен≫ –смешанная кухня.
С минуту Заур раздумывал.
–А что? Может, получится азербайджанская и французская в одном ресторане. Почему нет? –задал он риторический вопрос.
–Ах, да! –повар положил на его тарелку ломтик тушеного персика.
–А вот это правильно, –одобрил Заур.
–Я знаю, просто с непривычки забываю.
–Придает дополнительный вкус, –пояснил Заур, с удовольствием продолжая дегустацию.
–Нашли тебя твои приятели? –поинтересовался Али.
–Какие приятели?
–Ну, двое сегодня утром приходили, тебя спрашивали.
–Да?
–Я их сам не видел, Валера сказал.
–Позвонят, если понадобится, –сказал Заур и отодвинул тарелку.
–Что, не нравится?
–Ну что ты, потрясающе, просто мне идти надо.
–Заур, мне правда нужна, –Али стал очень серьезен.
–Ты о чем?
–Что, хуже, чем в Париже?
–Я бы не сказал, –искренне ответил Заур.
Он вышел из ресторана через служебный вход и направился в сторону Патриарших прудов.
На углу, возле магазина одежды, курил мужчина. Заур лакомился пончиком, запивая его кофе из бумажного стаканчика, он наблюдал за входом в магазин с противоположной стороны улицы. Незнакомец бросил окурок и сел в подъехавшую машину. Заур подождал, пока автомобиль скрылся из вида, перешел через дорогу и зашел в магазин.
Внимание Лены было целиком сосредоточено на узле розового галстука, который она завязывала на манекене.
–К этой рубашке больше подойдет синего оттенка, –мягко сказал Заур.
Девушка никак не отреагировала на это, в общем-то, дельное замечание.
–Розовый цвет в этом сезоне не носят, –со знанием дела пояснил Заур. Он положил руку ей на бедро и просительно заглянул в смотрящие из-под рыжей челки голубые глаза; их взгляды встретились.
–Лена, прости, я правда не мог, –искренне сказал он.
Какое-то время они молчали.
–Убери, пожалуйста, руку, –ровным голосом сказала Лена.
Заур убрал ладонь и в знак полного послушания отступил на шаг.
–Ну сегодня же я пришел! –привел он свой основной аргумент.
Сквозь витринное стекло было видно, как из припарковавшейся машины вышли двое.
–Ты позвонить мог? –спросила Лена.
–Неужели ты думаешь,что я бы не позвонил, если бы мог? –вопросом на вопрос ответил Заур. –Лена, мне надо бежать, я потом все тебе объясню.
Он быстрым шагом направился к двери с надписью ≪Для персонала≫.
–Я карпов запекла, подонок, –сказала она ему вслед.
–В духовке? –уточнил он и сглотнул.
–Да, как ты любишь.
–Я –свинья, –сказал Заур и ушел.
К двум стоящим на улице молодым людям присоединился третий. Они обменялись рукопожатиями, сели в автомобиль и уехали.
Продавщица подошла к платяным полкам, выбрала галстук синего цвета, набросила его на плечо манекена, посмотрела оценивающе и вздохнула.
Заур шел по улице. Возле театра Маяковского к нему со спины подошли двое и крепко схватили его за руки. Он попытался вырваться, но не вышло, держали его крепко.
–Попался! –радостно заржал один из них, смех его оборвался, когда он увидел лицо Заура.
–Что с тобой, тебе плохо?
–Нет, нет, все в порядке, –Заур глубоко вздохнул и громко выдохнул, –просто задумался.
–А мы смотрим, ты или не ты?!
–Я, –признался Заур. –Рад вас видеть.
Он поочередно обнял приятелей.
–Мы теперь тебя не отпустим, –сообщил второй.
–Ребята, я тороплюсь.
–Ничего, успееешь. Здесь недалеко, –они подхватили его под локти и повели.
За столом в летнем ресторане сидели пять человек. Заур поднялся из-за стола, держа в руке рюмку. Наступила тишина.
–Как сказал Эзоп, лисица знает много истин,а еж одну, но зато большую, –он выдержал паузу и улыбнулся. –Предлагаю выпить за женщин.
–Ура, –закричали собутыльники и зааплодировали.
Все выпили, и Заур стал прощаться.
≪Не могу, дела≫, ≪Мне самому жаль, что приходится уходить≫, ≪Неправильно это, что мы редко видимся≫, –произнося эти и подобные им фразы и пожимая руки присутствующих, он направился к выходу.
–Я отсюда выйду? –спросил Заур у гардеробщика, указывая на ведущую на кухню дверь. –Машину во дворе оставил, –пояснил он.
Он купил кипу газет в киоске ≪Пресса≫ на углу Тверской и пошел дальше.
Заур стоял на пешеходном мосту возле Киевского вокзала, смотрел на город и ел мороженое.
Смеркалось.
В сквере на Плющихе, том, что спускается к реке, он аккуратно расстелил на лавочке газетки и прилег.
Наступила ночь.
На часах было без четверти восемь, по одному или стайками дети спешили в школу. Сына Заура Эмина, ученика первого класса, в школу вела няня.
–Здравствуйте, Раиса Степановна, –поздоровался Заур.
Ребенок увидел отца, бросился к нему и крепко обнял.
–Я тут случайно проходил мимо, решил повидать, –пояснил Заур.
–Как твои дела?
–Хорошо, –ответил мальчик.
Няня деликатно отошла на несколько шагов.
–Прости, что долго не появлялся, дела, –сказал Заур.
–Ты не пунктуальный, –сказал мальчик.
–Ты так думаешь?
–Мама сказала.
–Мама права, ты так подрос.
–Пап, а я на тебя похож? –спросил мальчик.
–А тебе хотелось бы?
–Вообще-то да. Только я буду пунктуальным. Можно?
–Разумеется, –ответил Заур. –Пунктуальность –это хорошее качество.
Раздался звонок.
–Ну, иди, пунктуальные люди в школу не опаздывают, –сказал Заур и погладил сына по голове.
Мальчик пробежал через двор и скрылся в дверях школы.
На часах было пять минут девятого.
Заур брел по улице, он не видел двух наблюдающих за ним мужчин.
Двое неторопливо двинулись следом и вскоре поравнялись с Зауром. Один соскочил с тротуара и пошел по мостовой, второй вклинился между ним и Зауром. Три удара ножом были нанесены без замаха, в бок, очень быстро, снизу вверх. Хотя хватило бы и двух.
Они обогнали Заура, который еще несколько мгновений держался на ногах, и вскоре скрылись в проходном дворе. Нож убийца оставил в теле.

Я по жизни никогда ничего против фольклора не говорил, в принципе.
Фольклор фольклору рознь. Взять к примеру этих, в Англии, которые ходят в юбках и играют на таких пузырях с трубками. Я пару раз по телевизору видел и, если сказать по правде, мне не понравилось. Звуки мерзкие. Но зато сразу понятно: фольклор. Кому-то он, может, и по душе. Опять же у детей расширяется кругозор, и ещё, говорят, инстинкт самосохранения обостряется.
Иногда без этого вообще бывает не обойтись. На каком-то торжественном мероприятии, как дань традициям, чтобы придать особую значимость событию, фольклор бывает просто необходим.
Хочу добавить, что я абсолютно не националист, и фольклор любого народа готов, говорю с полной ответственностью за свои слова, всячески уважать. Никому никакого вреда от такого фольклора быть не может, одна польза, а для некоторых даже удовольствие. Люди разные бывают.
Но, как я уже упоминал, фольклоры разные бывают.
Когда в тот день этого мужика ко мне привели, я сразу должен был понять, что с ним дела иметь не нужно, вообще. Причём, без разговоров. Бывает так в жизни: ещё с человеком толком не побеседовал, не расспросил о родителях, друзьях, о том, чем занимался, где учился, на кого, а уже ясно –надо от него держаться подальше.
По одежде можно было понять, что за птица. Одет вроде как военный, но не современный, а как в гражданскую войну, так их в кино изображают. Я его даже спросил: ≪Ты что, актёр?!≫ А он мне говорит: ≪Я казак≫. Я говорю: ≪Слушай, а я с Кавказа, я что, по-твоему, должен в белой черкеске и каракулевой папахе ходить?≫
И тогда он мне выдал про фольклор. Что, мол, народные традиции и фольклор требуют трепетного и бережного к себе отношения. Особенно фольклор, потому что в последнее время он стал совсем хрупкий, зачах, можно сказать. Я спорить не стал, но подумал: может, их и надо сохранять, то есть, конечно, надо, даже необходимо, но зачем же по улицам в таком виде разгуливать? Китель, бриджи, портупея, фуражка, ордена. Я про ордена тоже поинтересовался. Говорю, мол, такой молодой, а уже столько наград. А он мне говорит: ≪Не мои. Это за первую мировую, –говорит, –одного дальнего родственника≫. Наверное, мне образованности не хватает, чтобы во всём таком разбираться, но я очень удивился, впервые вижу, чтобы человек добровольно признавался, что чужие награды носит. А он опять про фольклор. Мол, фольклор такая важная и необходимая вещь, что можно даже чужие ордена на себя надевать.
И я в него поверил, хотя ясно должно было быть, что дело с таким заводить не следует.
Он мне даже подарил очень красивую открытку с репродукцией картины Репина –≪Казаки пишут письмо турецкому султану≫, как-то так она называется. Я эту картину до этого пару раз видел, но не знал, что они пишут в Турцию, и не знал про письмо. Думал, так просто собрались. Казак сказал, что для него эта картина –как семейная реликвия. Фамильный портрет, можно сказать, потому что тот, чернявый, с усами, который сидит слева с шашкой и поднятыми пальцами –его прямой родственник по материнской линии. Пра-пра-прадедушка или пра-пра, не важно.
Хотя сама репродукция была небольших размеров, а людей в группе было не мало и сидел тот парень в полоборота, но я очень внимательно его рассмотрел и сходство заметил. Сходство определённо имело место.
Мне это понравилось, человек не должен своих предков забывать, я считаю, что у человека должно быть много родственников и ещё больше предков. Всё-таки я по натуре своей человек очень внушаемый, что угодно мне можно внушить.
С фольклором та же история вышла. Я решил, что если тот казак так хорошо в таких умных вещах, как фольклор, разбирается, то значит человек он серьёзный, и с ним можно дела делать. И мысли не допускал, чтобы обмануть его или ещё чего. Позвал обедать в ресторан, заказал полный стол. Посидели, поговорили. Денег ему дал, одежду купить неприметную. Фольклорный костюм, он, конечно, нарядный, но на дело в нём идти не стоит, слишком внимание привлекает и в будущем может помочь свидетелям на опознании. Одним словом, никаких разногласий. Под конец я его прямо спросил: ≪Справишься?≫, он ответил: ≪Да≫.
Он уверенно сказал: ≪Да≫, –и принялся мне рассказывать, что они, казаки, всегда были бесстрашны в схватках с врагами, чему есть много подтверждений как в фольклоре, так и в классической литературе. Он даже сказал, в какой. Сейчас уже не помню. То ли у Лермонтова, то ли у Толстого. По памяти цитировал, близко к тексту, очень интересно написано про то, как казаки поубивали чечен и меняли трупы.
Я сразу предупредил, что заказанный абсолютно не чечен. Ни капельки. Честно предупредил, чтобы он, казак, на этот счёт не обольщался. А казак сказал, что это его не смущает, и он вовсе не шовинист, чтобы из-за нации какие-то различия между людьми делать. Это мне в нём очень понравилось, я себя тоже искренне считаю интернационалистом, я уже это говорил.
Многие наивные люди думают, что человека убивают, когда он должен деньги. Это не так. Чем больше человек должен, тем меньше шансов, что его замочат. А если он к тому же должен многим, тогда он вообще в полной безопасности.
Человека убивают, когда ему должны. А если ему должны многие, то и вероятность убийства многократно увеличивается.
В данном случае должен был я. И пусть с моральной точки зрения это не очень хорошо, но после долгих, в чём-то мучительных размышлений, я решил вопрос с долгом радикально закрыть. Я вообще всё делаю радикально, в смысле, обстоятельно. Взять, к примеру, ту же еду, о которой мы очень подробно побеседовали с казаком. Я, когда обедаю, даже телевизор не смотрю, чтобы не отвлекаться, и к телефону не подхожу, человека нельзя отвлекать во время еды. Это моё твёрдое убеждение. Что говорить о выстрелах? Но дело есть дело. После долгих раздумий мы с казаком остановились на оптимальном варианте. Оптимален он был тем, что, во-первых, был достаточно прост для исполнителя, а, во-вторых –предоставлял мне неопровержимое алиби. Неопровержимое в том смысле, что никакой нормальный человек себе такого алиби никогда не придумает.
Мой кредитор давно настаивал на том, чтобы обсудить сроки возвращения
долга, разумеется, я не горел желанием конкретизировать время погашений моей задолженности, но он настаивал, причём, с каждым разом всё настойчивее и, я бы даже сказал, –непристойнее. Мы решили поговорить за ужином. Я пригласил кредитора в ресторан. Казак должен был прийти в ресторан пораньше и уйти через десять минут после нашего появления. Десять минут ему нужны были для того, чтобы хорошо запомнить клиента. Вернуться казак должен был часа через полтора, в определённое, точно оговоренное время. Именно за две минуты до этого я должен был отойти в туалет. Выйти из туалета я собирался сразу после выстрелов, чтобы опознать тело и заплатить по счёту за ужин, если это будет необходимо в столь экстремальных обстоятельствах.
Мы сверили с казаком часы, чтобы ничто не помешало столь тщательно продуманному плану.
Вначале всё шло как по маслу...
Таких изумительных рёбрышек я давно не ел, во рту таяли. А помимо рёбрышек я заказал осетрины, немного цыплят, бакинской икры, в общем, всё, что только можно пожелать. Не стол, а произведение искусства. Не буду же я экономить на угощении для гостя, тем более, если это последнее угощение в его жизни. Да и гость, то есть мой кредитор, оказался человеком чрезвычайно приятным. Так много знал поразительно интересных историй и занимательных случаев и с таким непередаваемым артистизмом их рассказывал, что я чуть было не забыл о том, что должен освободить место к приходу казака. Я даже заказал ещё рёбрышек, дополнительно. И тут вдруг вспомнил, что мне надо срочно идти в туалет, время поджимало, с минуты на минуту должен был войти казак. Я даже расстроился, что мы не успеем съесть рёбрышки. Как я уже упоминал, в тот вечер они были бесподобны. А ещё больше, откровенно говоря, меня огорчило то, что не придётся мне больше никогда на этом свете общаться с моим сотрапезником. Я как подумал об этом, то по-настоящему расстроился. В какой-то момент, хотел даже всё отменить. Что значат, по большому счету, деньги?! А хорошего человека в наши дни найти ой, как непросто. Честное слово, хотел всё отменить. Правда! Но собеседник в это мгновение сказал: ≪Теперь можно поговорить о наших делах≫. Не скажи он этого, может, и отменил бы. А так –шиш. Я извинился и направился в туалет. Так у меня было тяжело на сердце, когда я шёл к той двери с буквой ≪М≫. А когда услышал выстрелы в зале, то чуть не заплакал в этой тесной кабине, так мне его стало жалко. И особенно горько мне было оттого –может, это покажется странным, –что он не съел те рёбрышки, которые я заказал дополнительно. Последние рёбрышки в его жизни –и не успел. Обидно. Но дело есть дело. Я взял себя в руки и вышел из туалета.
Я не сразу понял, что произошло, а когда понял, так обрадовался. Вы не поверите, как я обрадовался. Это словами передать невозможно. Сначала я увидел тело, лежащее в проходе между столами. Потом, осмотревшись, я отметил, что казаку удалось уйти. Я сразу понял, что произошло: убитый был одет в серый пиджак, носил очки и имел седые волосы. На полу лежал труп совершенно постороннего человека, сидевшего за соседним столиком. А потом я увидел своего нового приятеля, кредитора, целым и невредимым, и при виде его я просто возликовал. Я даже хотел ещё чего-нибудь заказать вкусненького, но потом решил, что в данных обстоятельствах это будет неуместно.
Казак позвонил мне через несколько дней, он хотел получить вторую часть вознаграждения. Я согласился встретиться с ним и обсудить данный вопрос, хотя обсуждать было нечего.
После инцидента в ресторане казак решил не появляться в городе, а провести некоторое время на даче у знакомых. Он утверждал, что человек, увлекающийся фольклором, должен какое-то время проводить в единении с природой.
И я поехал на встречу с казаком, поехал на электричке. Вообще-то я общественный транспорт не люблю, но, сами понимаете, чем неприметнее ездишь на подобные встречи, тем тебе же лучше, если что...
Фольклор, надо сказать, имеет странное свойство, временами он способствует проявлению в человеке агрессивности. Не всегда, конечно, но в тот день так оно и вышло. Казак первым начал употреблять различные фольклорные выражения, я постепенно тоже, и оба мы сделались вдруг под влиянием этого фольклора ужасно агрессивными.
Казак вытащил ствол и сказал, что они, казаки, никогда не прощают, если с ними не расплачиваются за работу, а я сказал, что с казаками, может, и надо расплачиваться за работу, но если эта работа выполнена. А если он не смог выполнить свою работу, или выполнил её формально, а не по существу, то, значит, он не казак вовсе, а говно, и никакого отношения к фольклору не имеет. Тут он выстрелил и попал мне прямо в сердце, но не совсем в сердце, конечно, а почти. Попади он прямо в сердце, я бы точно не сумел вытащить свою пушку и пульнуть в него. Я-то точно попал бы ему в сердце, но он немного отклонился, и я, хоть и попал, но не до конца. Мы сделали ещё по одному выстрелу, а потом упали на пол и стали умирать. А потом приехали милиционеры и скорая помощь. Врачи нам сделали операции в очень хорошей клинике, а милиционеры тоже оказались очень хорошими людьми и за вполне разумные деньги записали в протоколе, что посторонние грабители ворвались на дачу, где мы пили чай, и нас застрелили, а пистолеты бросили на месте преступления и убежали.
Их до сих пор ловят, этих киллеров. Но я точно знаю, что не поймают, даже если над этим делом будет работать весь уголовный розыск страны вместе с автоинспекцией и пограничниками. А, возможно, и поймают, от нашей милиции можно ждать каких хочешь сюрпризов.
Постепенно всё утряслось. В течение полугода мне удалось решить вопрос с деньгами и полностью выплатить свой долг. Дела мои пошли в гору, и теперь многие должны мне, что вселяет некую тревогу и придаёт жизни лёгкий налёт рискованности.
С кредитором моим, бывшим кредитором, мы очень сдружились. Единственное, что меня огорчает, это то, что он наотрез отказывается ходить в тот кабак. Чрезвычайно впечатлительный человек оказался, так что рёбрышки я хожу есть без него.
Хочу ещё сказать одну вещь.
Может, фольклор –вещь нужная и даже необходимая, спорить не буду, но после того случая у меня отношения ко всему этому фольклору резко поменялось. Даже избегаю употреблять идиоматические выражения –так, на всякий случай.
Я фольклор теперь не люблю...