Я не возьмусь (во всяком случае, пока) писать о человеке, которого называют общенациональным лидером, отцом нации. Хочу только поделиться некоторыми воспоминаниями о Гейдаре Алиеве, связанными с его отношением к журналистам, к прессе.
Эти отношения отличались от его отношения к писателям, художникам и музыкантам, хотя Союз журналистов вроде бы тоже считался творческим союзом.
Оно и понятно: журналистов относили тогда к работникам чисто идеологической сферы и называли, со времен Хрущева, "подручными партии". Однако его отношение к журналистам не было прямолинейно однозначным. Зависело от того, кто этот журналист, какой орган печати он представляет и где последний находится – в республике или Москве; соответственно – как его ЛУЧШЕ ИСПОЛЬЗОВАТЬ. Не только в целях идеологических!
Соглашусь с одним из коллег, сказавшим, что Гейдар Алиев был первым в Политбюро, кто понял значение и стал использовать "пиар" КАК ОРУДИЕ ПОЛИТИКА. И это – во времена "железного занавеса", когда все, что было за бугром, называли не иначе как "их образ жизни"!
Да, Гейдар Алиев знал, КАК, и умел работать с прессой. Умел и заботиться, умел и проявлять строгость, иной раз – самую жесткую, даже жестокую.
Так, он "не слезал" с партийных и советских органов печати после получения республикой очередного "Красного знамени". Давил, требовал освещения ("ОСВЯЩЕНИЯ"!) того, как "широко шагает Азербайджан". А вот я, корреспондент "Литературки", не чувствовал такого давления, хотя проработал в этой должности с 1971-го по 1987-ой год, то есть, практически в течение всего времени нахождения Гейдара Алиева во власти – сначала в Баку, затем в Москве, что и понятно: "Литгазета" – это не "Правда".
А когда возникла идея взять интервью у Гейдара Алиева в связи с борьбой против негативных явлений, которая развернулась в Азербайджане, согласие было получено немедленно.
Не все сейчас это помнят, дело давнее, но в те годы это интервью под названием "Пусть справедливость верх берет" прогремело на всю страну, стало своего рода политической сенсаций того застойного времени.
Речь шла о борьбе со взяточничеством, со всякого рода излишествами (пышное проведение свадеб и поминок) и так называемым "вещизмом", использованием служебного положения в личных целях и т.д. – с применением самых жестких административных мер. Так, скажем, работникам ЦК партии было запрещено покупать автомобили, их детям – поступать на юридический факультет (больше всего взяточничества было…в правоохранительных органах!), были и другие строгости. И вот, помню, как в этом месте приехавшая из Москвы спецкор "ЛГ" не удержалась от реплики: "Но ведь мы, Гейдар Алиевич, говорим о правовом государстве!", на что последний парировал – "А мы, когда берем людей на работу, предупреждаем их об этом!"
Это интервью было опубликовано в "Литературной газете" – газете, выходившей тиражом свыше миллиона экземпляров, и оно наделало много шуму (рассказывают, даже Брежнев позвонил Алиеву со словами: "Что вы там у себя делаете?", на что Алиев ответил: "Боремся с недостатками, на что вы нас и нацеливаете!").
Интервью было перепечатано многими изданиями в стране и за рубежом, а потом на протяжении многих лет цитиривалось. А сам заголовок – "Пусть справедливость верх берет" – стал в своем роде политическим афоризмом того времени.
(Эту строчку из Низами прилетевшая из Москвы корреспондентка редакции газеты, специализировавшейся на интервью с первыми лицами государства, выхватила из сборника переводов азербайджанской классики Наума Гребнева, который я тогда только что купил). …Как сейчас помню первый прием, впечатление от кабинета Гейдара Алиевича. Первое, что бросалось в глаза при входе, – огромный, чуть ли не в человеческий рост глобус. Перед вами – вся планета! Этот гигантский глобус, видимо, должен был настраивать каждого входящего на широту и масштабность того, что происходило здесь, в кабинете, и, разумеется, – значимость его хозяина. За столом сидели члены Политбюро – Алиев умел придавать всему, даже встрече с журналистами, столь свойственную ему самому ЗНАЧИТЕЛЬНОСТЬ.
Садимся. Первый вопрос, как водится:
– Ну, как устроились?
Антонина Борисовна, так звали корреспондентку, с хамоватостью московской небожительницы возьми и брякни: мол, ничего, вот только…Что последовало дальше, дорогой читатель, вы ни за что не догадаетесь.
– …Вот только в санузле, Гейдар Алиевич, знаете, нет…туалетной бумаги!
Наступило минутное замешательство. Все замерли в ожидании реакции Хозяина.
Гейдар Алиевич коротко взглянул в мою сторону, и я увидел, как меняется выражение его глаз – от стального до по-детски изумленного, даже наивного; он как бы примеривал на себя эти выражения вместе с вариантами решений, которые, по-видимому, вертелись у него в мозгу с быстротой компьютера – осадить, выгнать, по правительственной связи позвонить главному редактору – мол, кого это вы прислали, свести все к шутке…
– Тогда мы переведем вас, если вы, конечно, не возражаете, в нашу гостиницу, рядом с ЦК, – Гейдар Алиевич показал жестом. – У нас тут все есть! – последовал общий вздох облегчения, все рассмеялись. И тут же, после этой тирады, с подковыркой: – А вам сколько комнат? Одну? две? три?
– Ну, зачем так много, – не стушевалась москвичка. – Разве что вы, Гейдар Алиевич, в гости придете…
Опять все в кабинете напряглись. Кроме хозяина, который уже вошел в свою роль в этой шутливой пикировке:
– А вы что, думаете, мы тут только и делаем, что заседаем…Можем и отдохнуть, и рюмочку выпить. – И тут же мне: – Агаев, в "Гюлистан" ходили?
– Нет, не успели.
В тот же вечер мы сидели за лучшим столиком в ресторане "Гюлистан". Корреспондентка ела за обе щеки и чувствовала себя на коне. А после этого…целую неделю прождала следующего приема и так и не дождалась. Сказали – ЗАНЯТ!
…А потом, после этого, она прилетала еще пять раз (!).
Первый вариант интервью Алиев зарубил на корню, хотя и сказал для начала: "Талантливо". По-второму прошелся решительно – все исчеркал. И, замечу, редактором он был незаурядным. Причем, очень дельно правил даже стиль материала. Это меня поразило больше всего, поскольку я помнил первые, после избрания Гейдара Алиева первым секретарем ЦК публичные его выступления – на русском языке, как тогда требовалось, он говорил совершенно свободно, хорошо, но с чуть заметным акцентом… "Надо же, как он преуспел в русском", – подумал я про себя!
Когда журналистка, прилетев уже в шестой раз (!) и, после долгих ожиданий, наконец попала в знакомый кабинет – в паузах я возил ее по республике! – она показала Гейдару Алиевичу свой указательный палец, сказав с мольбой в голосе:
– Посмотрите, Гейдар Алиевич, какую мозоль я натерла от ручки. Пожалейте, а! От былой ее самоуверенности и хамоватости не осталось и следа.
Гейдар Алиевич молча прищурился, покачал головой и чуть ли не издевательски спросил, повернувшись ко мне:
– Ну что, поработаем еще?
Он не просто поставил ее на место. Он выжал из нее все, на что она была способна. И интервью получилось на славу, ни в какое сравнение не шло с тем, что выходило из-под пера этой, в общем-то, среднего уровня журналистки. Интервью мало того, что похвалили на редакционной "летучке" – вывесили на доску лучших материалов, что было крайне редко для кондовых в те годы материалов с официальными лицами!