Пушкин очень любил земную жизнь и вместе с тем постоянно чувствовал в ней
присутствие тени мира потустороннего. Тень – любимое слово Пушкина. Он употребляет его в самых неожиданных значениях и для описания жизни, и для описания загробного мира. Можно сказать, что поэт пребывает в царстве теней. Тень воздушна, ее нельзя удержать. Огонь, земля, вода материальны. Тень, как и воздух, неуловима. О ней вспоминают только тогда, когда ее не хватает. ...Тени ветвей, дерев, дубов, "тени мирные наследственных садов". С наступлением вечера "по небу тень лилась". Земледелец и пастух, взглянув на "западную тень", определяли погоду. Жизнь – это блеск, шум, говор волн и непременно тень. Даже свет имеет тень: "тень зари" – свет в ночи. Нет солнца – нет и тени. Молдавия, окраина Римской империи, куда был сослан Овидий, отчизна варваров, пасмурная страна – "там нивы без теней". Влюбленный юноша под вечер, "как всюду тень", приходит "изъяснять любовну муку". Даже ночь не темнота, не мрак, а тень ночи – символ наслаждения, приют неги.Тень не только состояние природы, но и чувство – именно то смутное ощущение перехода от мрака к свету, некая грань между радостью и печалью. Влюбленная девушка бледна, как тень – свет любви озаряет темноту страдания, придавая облику благородство. Красота Заремы расцветает в тени гарема. Это "хранительная тень", она защищает не только от солнца, но и от житейских сложностей, создавая тень настоящего мира. "И тень блаженства миновала", когда Гирей охладел к Зареме. Пока есть хотя бы тень чувства, остается надежда. Не должно быть и тени сомнения в добродетели жен пророка – раз есть тень вины, значит есть вина. Отделившись от реального мира, тени начинают жить своей жизнью в мире потустороннем. Это не ад и не рай, но обитель великих людей, ставших величественными тенями. Наполеон, вольнолюбивый Брут, поэты Данте, Байрон, Шенье, студент Занд, ставший в Германии вечной тенью.  Из мира теней великий Фонвизин ( "Тень ФонВизина") спускается на землю – узнать, как обстоят дела с литературой. А сопровождает писателя сам Пушкин в облике Меркурия. Но особенно близок Пушкину Овидий. Присутствие его тени он чувствует прямо-таки физически. "И с нею часто при луне брожу вдоль берега крутого", – пишет он Баратынскому из Бессарабии. Рассказ о последних днях Овидия он вкладывает в уста старого цыгана ("Алеко"). Пушкин ощущает себя гражданином Рима. Не исторического – кровавого и циничного, а литературного: беломраморного, свободного, не боящегося смерти. Страшна не смерть – забвение. Поэт заранее благодарен потомку, который вспомнит о нем:

Да и вообще жизнь без славы – это тень жизни.
В стихотворении "Прозерпина" царица подземного мира увлекает в Аид земного юношу:

А после счастливый любовник невредимым покидает мир теней. Зыбкая грань между жизнью богов, людей и теней, между жизнью земной и потусторонней привлекает поэта. Отсюда же – "нет, весь я не умру..." По своему мироощущению Пушкин был ранним христианином. Ему в равной мере были дороги и античная политическая свобода, и
христианская свобода внутренняя. Эту свободу он назвал тайной. Ее он особенно ценил в том мире, где после казни его друзей декабристов "добро и зло, все стало тенью". Ленский размышлял о таинственной сени гробницы, куда он красиво сойдет. А ворота на тот свет оказались виселицей.  Теперь поэт ощущает себя тоскующей тенью, летящей из могильной глубины, чтобы "на милых бросить взор умильный". Младая тень умершей возлюбленной не вызывает у него желания отправиться в ад, подобно Орфею. Он чувствует, что теперь между ними "недоступная черта". Мир живых теней возникает лишь в стихах о Царском Селе, где "белые в тени дерев кумиры", которые когда-то бросали тень на душу поэта. И все же в стихотворении "Заклинание" он умолят "возлюбленную тень" явиться к нему в любом облике: "Приди, как дальная звезда, / Как легкой звук иль дуновенье, / Иль как ужасное виденье, / Мне все равно, сюда! сюда!" Из мира теней приходят и призраки. Онегин после дуэли вынужден покинуть свое имение, где "окровавленная тень / к нему являлась каждый день". Самозванец Григорий Отрепьев прямо ссылается на загробный мир: "Тень Грозного меня усыновила, / Димитрием из гроба нарекла". Нераскаявшийся грешник, неуспокоившаяся душа, восставшая из ада, управляет из гроба честолюбивым монахом. Казалось бы, что такое имя – "пустая тень", размышляет царь Борис: "Ужели эта тень сорвет с меня порфиру?" Наверное, подобные сомнения возникли и у Николая I, раз он запретил постановку "Бориса Годунова".   "Тень могилы хладной" – это еще и страх смерти, проекция ада в мир живых. Черный человек преследует Моцарта: "За мною всюду как тень он гонится".
Или это укор, напоминание о грехе. Но Вальсингам на упреки священника отвечает: "Тень матери не вызволит меня отсель", – из ада чумного города, где живые подобны теням. Пытаясь материализовать мир теней, Пушкин создает модель ада. В наброске к "Фаусту" это по сути античный Аид, а грешников христиан варят "гораздо далее" – в дантовском аду.  Сопровождаемый Вергилием поэт во всех подробностях наблюдает муки и казни, "смущением томим". И вот еще один ад, "геена гладная", куда дьявол бросает Иуду, а Сатана возвращает ему поцелуй: "Лобзанием своим насквозь прожег уста, / в предательскую ночь лобзавшие Христа". И все-таки в одном из стихотворений последних лет ("Из А.Шенье") он снова возвращается к античному переходу в загробный мир,  рассказывая о смерти Геракла (Алкида). Одежда, подаренная вероломным кентавром, прилипает к коже и начинает жечь тело героя. Измученный болью Геракл сам готовит погребальный костер: "Треща горит костер; и вскоре пламя, воя, / Уносит к небесам бессмертный дух героя". В образе Геракла взошел на античный костер, став бессмертной тенью, сам поэт.