В хельсинкских парках – эквилибристика,
осень жонглирует, это не мистика!
Буря играет последними листьями,
напоминая исконную истину:

юность со старостью кружатся парами,
радости в жизни вальсируют с драмами.
Ветер осенний сердитыми шквалами
всех награждает шальными ударами.

Листья упавшие – это уставшая
желтая бывшая зелень вчерашняя…
Утки, призывы природы проспавшие,
ориентиры на юг потерявшие…

Дождь ручейками, извилистой линией…
А в магазинах огни, изобилие…
Песни поют телефоны мобильные…
Просит прохожий кого-то: "Пойми меня…"

Мечутся души в путях и распутицах,
где же та печка, к которой притулиться?
Судьбы людские, как карты тасуются,
пересекаются так же, как улицы.

Время уходит – природой так велено,
Русь как империя, Русью потеряна…
Звездами падает тихо, растерянно
первый снежок на погон Маннергейма.

Прозрачно лето по утрам,
грядет воскресный день.
Как будто тише птичий гам
и спит листва везде.

Пригорок, кирха, хуторок –
неброская краса,
и шпиль, как острый коготок,
вцепился в небеса.

И, дополняя антураж,
рекою без борьбы
поделен надвое пейзаж
как бы на две судьбы.

Нежны цветущие поля,
и много раз подряд
далекие колокола
задумчиво звонят.

Пустынный сад
застыл, забытый богом,
ни говора, ни смеха детворы.
Поникший дом с заросшим огородом
отвык уже от радостной поры.

Забор устал, калитка отвалилась,
печалится разбитое окно…
"Как покидали дом судьбе на милость,
хоть в памяти недавно, но давно, –

сказал мне друг. – Малец я был в те годы.
(Мы в пабе пьем с ним пиво иногда.)
Я помню лес, колодец, сад, восходы
и помню, как вкусна была вода…

Скидал отец пожитки на подводу,
слезу смахнул, утерся рукавом,
стояла мать в печали всенародной* –
не поднялась рука спалить свой дом.

Корову – за рога, прочь от порога,
надрывным скрипом пело колесо.
Все поплелись. Кто с богом, кто без бога
в путь на закат, за поле и лесок..."

Тут я припомнил сад, такой же вроде.
Не тот ли хутор и не тот ли огород?
Не та ли тихая карельская природа,
что потеряла мирный свой народ?

Узнать бы точно, кабы, эх, да кабы!
Что видел, не идет из головы:
там яблони,
беременные яблоками,
рожали средь некошеной травы.

Я пройду твое мертвое море, разлука!
Пусть упругая кровь гулко бъется в виски.
Не дождешься мольбы, не дождешься ни звука,
Не пугай меня, черное море тоски.

Не впервой мне по белому морю печали
Колесить и святую надежду беречь,
Снова звезды полярные мне обещают
Море красное жарких и радостных встреч.

Моря желтого осень подарит удачу,
Обернется простором прекрасной мечты,
Океан ледяной скоро станет горячим,
Если также как я будешь думать и ты.