ветер дунул в верхушки сосен —
бросил крупные капли оземь
незаметно подкралась осень,
ну а там далеко ли до зим
и, не веря солнечным дозам
и зеленой гриве лесов,
зябко ежишься: в мире осень
в мире осень
а ты готов?

Небо в тумане тонет,
Путая и губя.
Лоб уроню в ладони,
Помнящие тебя.

Где ты, моя отрада?
Где ты?.. Душа пуста.
Видимо, так и надо —
Ринуться, как с моста.

жестокие, черствые, злые
погрязшие в мелкой борьбе
как жить тебе с нами, Россия?
неужто не страшно тебе?

сны редки, желания плоски,
а лица и руки грубы
мы нежные срубим березки,
чтоб серые ставить столбы

Гроздья звезд нависали
                                    спело,
Сладким сеном
                              пахло окрест,
Колесо
             тихонько скрипело:
"Мынеместные,
             мынемест..."

Ночь нежна.
             Но тоску глухую
Утолить не по силам ей:
Под собою земли
             не чуя,
Мы не можем пустить
             корней.

Ах, страна без конца,
             без края —
Как поймем,
             где наши края?
Здесь любая земля —
             чужая,
Лишь дорога
             вечно своя.

Зря мы грезим
             о богоданном,
Благодатном конце пути:

Все мы странники.

             Никогда нам
Это поле не перейти.

какой там к черту
приход весны,
когда час от часу резче мы,
когда
война
просочилась в поры и сны
и по фасаду змеятся восхитительные трещины!

нам стал известен
секретный код,
и руки чешутся — аж в ладонях жжение!
давайте,
давайте же пустим в ход
оружие массового поражения!

Здесь север, север... И темно.
Здесь в сером наглухо и в черном.
И льется черное вино
                                             в глазницы
на ночь обреченным.

Здесь холод, холод... Города
разъединенные устали
в оцепененьи.
                            И тогда
я уношусь в такие дали!.. —

где красок пир, где нам с тобой,
от солнца пьяным, хорошо под
высоким небом,
                              где прибой,
как задыхающийся шепот,

где охра, сурик, бирюза,
где запах рая, воздух детства,
где мы глядим
                              глаза в глаза
и все не можем наглядеться.

Народ умом не блещет,
Приученный к попсе, —
Ведь музыки в ней меньше,
Чем мяса в колбасе!

Тщеславный мир регалий, степеней,
Чинов, погон и зависти когтистой!
Вот музыка — что Моцарт знал о ней
Без звания народного артиста?

К чему многомерность Шекспира
В реалиях плоского мира?
Нужны ли глубины Толстого
Для мира, как песня, простого?

Нам хвастать особенно нечего,
Мы в миге от полного краха.
Но Бог бережет человечество
В надежде на нового Баха.

Вдохну глубоко. Успокоюсь.
Послушаю Баха клавир...
Мы сами влияем на скорость,
С которою вертится мир.

Любой вороне поздно или рано
Господь пошлет кусочек пармезана.
Проблема, собственно, лишь в том,
Что все хотят сейчас, а не потом.

"Ты — женщина, ты — книга между книг! —
Вещал поклонник. — Ты права от века!"
Но зря он на пути моем возник —
Я не пойду к нему в библиотеку.

Мечтатели бывают так отважны
И верят — вопреки и до конца.
Вот для таких и вылетит однажды
Птенец из шоколадного яйца...

Сосисок не видать на блюде,
Луна какая-то не та,
И на душе скребутся люди
У одинокого кота...

Пока весь мир куда-то ринулся —
Так, что добегается скоро —
Я тихо починяю примусы,
А также прочие приборы.

Меж странами, на фронте личном,
На ниве мирного труда —
Дела везде идут отлично,
Но хорошо бы знать, куда.

Когда в конюшне конь довольный,
Когда пожара нет в избе,
То мне становится невольно
Не по себе...