ЮРИЙ СОЛОДКИН
ГАОН
Он родился в местечке под Вильно в декабре 1922 года. По семейному преданию, услышанному от матери, они были потомками Виленского Гаона, одного из выдающихся духовных авторитетов ортодоксального иудаизма. Гаон в переводе с иврита означает гений. Не знаю, был или не был на самом деле знаменитый раввин его предком, но Семѐн Владимирович с гордостью показал мне портрет Гаона, висящий у него в кабинете. Сам он никогда не был религиозным человеком, но со временем удостоился газетной публикации, озаглавленной "Гений среди нас", что в обратном переводе на иврит прозвучало бы как "Гаон среди нас". Однако до этого "со временем" был долгий путь, полный удивительных событий и свершений.
Семья Скурковичей едва сводила концы с концами. Шесть детей мал мала меньше, мать, с утра до вечера хлопотавшая по дому, и отец - сельский счетовод, получавший мизерную зарплату. Жили впроголодь, и когда представилась возможность по вызову родственника эмигрировать из буржуазной Литвы в новую страну под названием СССР, сулившую всем обездоленным счастливую жизнь, семья, ни минуты не раздумывая, переехала в Москву. Ютились в одной комнате в коммунальной квартире. Семѐн вспоминает, как в раннем детстве всѐ время хотелось есть. Он подружился с соседским мальчишкой, и его мать иногда угощала супом худющего приятеля своего сына. Вкус этого супа Семѐн помнит всю жизнь и признаѐтся, что ничего более вкусного никогда не ел.
Нужда заставила отдать Семѐна и его старшего брата в детский дом.
- Это был еврейский детский дом, - сказал Семѐн Владимирович.
- Неужели детей делили на евреев и неевреев?
с недоумением спросил я и услышал удивительную историю.
Отмена черты оседлости, гражданская война и жилищные трудности в Москве вызвали волну еврейского переселения в Подмосковье. Уникальное еврейское местечко образовалось в Малаховке, и там в 1919 году была организована трудовая школа-колония для беспризорных еврейских детей. Некоторое время в Малаховке жил Марк Шагал и преподавал рисование в школе-колонии. Об этом времени он вспоминает в книге "Моя жизнь": "Несчастные дети, сироты, забитые, запуганные погромами, ослеплѐнные сверканием ножей, которыми резали их родителей, и вот их-то я учил живописи".
Таких детей оказалось довольно много, и для них выделили дополнительно в самой Москве старинный особняк, брошенный хозяевами после революции. В этом детском доме и оказался Семѐн Скуркович со старшим братом.
В большой гостиной, в которой играли дети, стоял рояль. Шестилетний Семѐн подошѐл к нему, поднял крышку и начал нажимать на чѐрно-белые клавиши. Звуки заворожили его. Каждая клавиша звучала по своему, а некоторая их последовательность напоминала мелодии слышанных песен. Семѐн каждую свободную минуту бежал к роялю. Не зная нот, не имея представления о диезах и бемолях, Семѐн подбирал музыку, которую слышал. Пальцы послушно перебирали клавиши, а дети и воспитатели с изумлением слушали знакомые мелодии в исполнении малыша-самоучки. В семь лет, вспоминает Семѐн Владимирович, он играл по слуху отрывки из Первого концерта Бетховена для фортепиано с оркестром.
Детей нередко водили на спектакли в ГОСЕТ – Государственный Еврейский Театр. Эти посещения врезались в мальчишескую память на всю жизнь. После спектакля к детям выходил сам Михоэлс и беседовал с ними. Ему представили талантливого малыша. Великий актѐр взял его на колени и спросил, кем он хочет быть. Малыш растерялся. "Музыкантом?" - помог ему Михоэлс. "Да!" - выпалил малыш, и Михоэлс, вспоминает Семѐн, что-то ещѐ сказал про открытые перед ним все дороги и пожелал исполнения его мечты.
Семья потихоньку обустраивалась. Отец теперь назывался не счетоводом, а бухгалтером. Мать тоже окончила бухгалтерские курсы и начала работать. Они забрали детей из детского дома.Семѐн к этому времени уже приобрѐл репутацию музыкального вундеркинда. Он выступал на детских праздниках, аоднажды его даже пригласили в Радиокомитет, где он играл в какой-то музыкальной передаче.
Редактором этой передачи оказалась ученица Елены Фабиановны Гнесиной, известной пианистки и не менее известного педагога, одной из знаменитых сестѐр Гнесиных. У редактора возникло желание показать одарѐнного мальчика своему педагогу.
Елена Фабиановна сыграла небольшой пассаж и попросила Семѐна повторить сыгранное. Тот без труда повторил. "Неплохо, - похвалила педагог. - А попробуй повторить ещѐ такую композицию", - и она сыграла более сложную и длинную музыкальную пьесу. И еѐ Семѐн повторил, продемонстрировав не только удивительную музыкальную память, но и технику исполнения, которой его никто не обучал. Талант был несомненный, и Елена Фабиановна сказала, что мальчика необходимо учить музыке, что у него есть все данные для того, чтобы стать выдающимся музыкантом.
Сказать легко, но дома у них не было и быть не могло инструмента, а в школу надо ездить на двух трамваях с пересадкой. Родителям пришлось смириться с тем, что нет возможности обучать сына у знаменитого педагога.Но в музыкальную школу неподалѐку от домаон поступили приходил туда не только на занятия,но и просто поиграть для души на школьном пианино, в чѐм ему, спасибобольшое, не отказывали. А когда семья, наконец, смогла взять напрокат пианино с небольшой помесячной оплатой, счастью мальчика не было предела.
Завод, на котором работали родители Семѐна, имел свой клуб с различными кружками художественной самодеятельности. Семѐна, о музыкальных способностях которого было хорошо известно, часто включали в концертные программы. Он исполнял популярную музыку на фортепьяно и радовался бурным аплодисментам зала. Память сохранила, как в клубе в связи с каким-то событием принимали Председателя ВЦИК М. И. Калинина, и Семѐн сыграл для высокого гостя "Интернационал", чем умилил до слѐз "всесоюзного старосту".
Был в клубе духовой оркестр. Семѐну почти в шутку предложили, не хочет ли он научиться играть на трубе. Семѐн попробовал. Ему понравилось, и он довольно быстро освоил трубу, став полноправным оркестрантом. Он не только играл туш при вручении наград и марши на демонстрациях, ноиучаствовал с оркестром в похоронных процессиях, за что получал небольшую плату. Подрабатывал он также в соседнем кинотеатре, куда его приглашали в качестве тапѐра, когда демонстрировали немые фильмы. Заработок хоть и небольшой,но всѐ-таки вклад в худой семейный бюджет.
Наступила пора решать, куда пойти учиться после школы. Казалось бы, явные музыкальные способности, какие могут быть сомнения! Очень хотелось самому сочинять музыку, стать композитором. Но у Семѐна была ещѐ одна мечта.
Однажды в журнале "Пионер" он прочитал популярную статью об ожоговой болезни. В ней говорилось о том, что после ожога в коже возникают ядовитые вещества – токсины, от которых, если ожоги значительные, человек погибает. И у Семѐна возникает честолюбивое желание найти, когда вырастет, способ лечения ожогов, победитьтоксины и заслужить благодарность всего человечества. Это желание не исчезло к моменту окончания средней школы. Некоторое время Семѐн колебался в выборе между музыкой и медициной. Но в итоге юное дарование самонадеянно решило, что композитором, не обучаясь специально, стать можно, а вот врачом наверняка нет.
Войну Семѐн встретил студентом Второго Московского медицинского института.Учился он неистово и отлично успевал по всем предметам. После занятий вместе с однокурсникамиработал санитаром в госпитале, а ночью дежурил на крышах домов и тушил зажигательные бомбы, которыми немцы забрасывали столицу.Тогда Семѐн и получил свою первую награду – медаль "За оборону Москвы".
В 1943 году, закончив институт по ускоренной программе, лейтенант медицинской службы Скуркович получил назначение старшим врачом 366-го танкового полка 3-его Украинского фронта. "Старшим врачом" звучало условностью, поскольку в ПМП (передвижном медицинском пункте) он был единственным врачом, и в его подчинении было несколько санитаров.
Однажды Семѐн уговорил, отваги было через край,чтобы автоматчики, сопровождавшие танки, взяли его с собой в атаку. Ему выдали автомат, и он вместе с другими автоматчиками ринулся в бой. Из боя вышел целым и невредимым, даже получил за этот бой орден Красной Звезды, но при этом и строгий нагоняй от командира полка за непозволительную самодеятельность. Как можно бросить ПМП? А раненые?
В танковом полку к Семѐну в ПМП после каждого боя приносили обожжѐнных танкистов. Они выскакивали, если успевали, из горящих машин, объятые пламенем, и катались по земле, пытаясь затушить огонь. Они дико кричали от боли. Прикосновение к обгоревшей коже приводило к болевому шоку. Обгоревшие лица вызывали глубочайшее сострадание, а он бессилен был им помочь. Семѐн помнил, как в далѐком детстве он мечтал найти способ лечения ожогов. Эта мечта привела его в медицину. Теперь она становилась осознанной целью. Он уже врач и многое понимает, но придѐтся подождать, когда кончится война.
А что музыка? Оставила ли она, наконец, врача Скурковича в покое?
- Музыка не оставляла меня ни на минуту, - признаѐтся он. - В голове постоянно звучали какие-то мелодии, услышанные или вдруг возникшие как бы сами по себе...
- По ходу наступления, - продолжает он вспоминать, - мы часто останавливались в домах, где был рояль или пианино. Про моѐ умение играть всем было известно, и меня тут же тащили к инструменту. Набивался полный дом, и я часами играл, импровизировал, аккомпанировал нестройному хору голосов, поющему полюбившиеся песни. Мои друзья Гоша Беленький и Миша Вилькин написали стихи, а я музыку нашей полковой песни "Гвардейское знамя".
Дважды Скуркович был ранен. Первый раз - на австро-венгерской границе. Снаряд разорвался рядом с ним. Его нашли на краю воронки, без сознания, присыпанного жуткой смесью земли и крови. Санитары отложили его в кучку убитых. Но тут неподалѐку оказались ангелы-спасители в лице двух офицеров. Один был украинец, другой русский.
- Дывысь-ка, у нього ще кров бижить струмком.
- Слушай, так если мѐртвый, кровь вроде бы не должна бежать.
Контузия была тяжелейшей, но обошлось без серьѐзных ран. Подлечившись в госпитале, Семѐн вернулся в свой полк.
Второе ранение случилось под Веной. На этот раз пуля пробила мягкие ткани бедра, не задев кость. Повезло! Даже госпиталь не понадобился. Несколько перевязок, немного похромал - и всѐ.
Военврач Семѐн Скуркович получил, кроме упомянутого ордена Красной Звезды, ещѐ орден Отечественной войны 2 степени. К медали за оборону Москвы прибавились медали за освобождение Белграда, за взятие Будапешта и Веныи, наконец, долгожданная медаль за победу над Германией.
После окончания войны Семѐн уже в чине капитана медицинской службы почти два года прослужил в оккупационных войсках в румынском городе Констанца.
В 1947 году капитан Скуркович демобилизовался и вернулся в Москву, имея удостоверение инвалида войны.Москва произвела на него тяжелейшее впечатление. Она ещѐ не оправилась от войны. Пенсии, которую он получил по инвалидности, едва хватало на полуголодное существование. Ему было трудно понять, почему в побеждѐнной Румынии люди жили лучше, чем в победившей России.
Ещѐ не устроившись на работу, он решил написать письмо знаменитому композитору Сергею Прокофьеву. Музыка всегда в нѐм звучала.Он записывал еѐ с надеждой, что его музыку оценят профессионалы. И вот он пишет письмо признанному музыкальному авторитету, вкладывает в это письмо ноты сочинѐнной им скрипичной пьесы и с наивностью, свойственной творчески одарѐнным людям, ждѐт ответа маэстро с оценкой своего "шедевра".
Случилось почти невероятное, и знаменитый композитор не просто ему ответил, а пригласил в гости. В назначенный день и час Семѐн явился по указанному адресу.
После взаимного "здравствуйте" Прокофьев без лишних слов пригласил гостя к роялю и предложил ему сыграть что-то из его сочинений. Семѐн сыграл и с нетерпением ждал, что же скажет мастер. А тот, никак не выразив своего отношения, предложил выпить по чашке чая.На столе уже стояли красивые чайные чашки, а рядом печенье, конфеты и ещѐ какие-то сладости.После недолгой паузы Прокофьев отечески улыбнулся:
- Ну что ж, у вас явный музыкальный талант и вполне обоснованная тяга к сочинительству. А чем занимались до армии?
- Я врач, закончил Второй медицинский.
- Замечательная профессия. Но нельзя быть кем-то и ещѐ композитором. Это требует полной самоотдачи. Более того, если вы долго не сочиняете музыку, дар сочинительства может ослабеть и даже совсем исчезнуть. Поэтому решайте. Но если выберете музыку, приходите, и я возьму вас в свои ученики.
Очень лестно было Семѐну получить высокую оценку всемирно известного композитора, но медицина опять взяла верх. Однако Семѐна Скурковича не привлекает карьера практического врача. Он хочет заниматься только научно-исследовательской работой, но получить еѐ не так просто. Ещѐ не определившись, Семѐн много времени проводит в Медицинской научной библиотеке. Он следит за последними новинками в медицине, генерирует собственные идеи, и мысль найти такое место, где он придѐтся ко двору со своими идеями, не оставляет его.
И...да здравствует Его Величество Случай! В большом фойе библиотеки, где на короткий отдых от изучения научной литературы собирались медики, Семѐн разговорился с молодым хирургом, бывшим фронтовиком.
В разговоре Семѐн поделился, что ищет работу, и новый знакомый сказал, что в Институте гематологии и переливания крови профессор Н. А. Фѐдоров ищет молодых и перспективных сотрудников. Семѐн тут же вспомнил, что этот профессор был ассистентом кафедры, когда Семѐн, ещѐ учась в институте, занимался на этой кафедре студенческой научной работой.
Профессор Н. А. Фѐдоров принял Скурковича очень радушно. В его лаборатории, прямое следствие войны, трудились, в основном, пожилые женщины, и он нуждался в молодом энергичном сотруднике. Семѐн Скуркович начинает работать врачом-лаборантом. Зарплата, конечно, одно название, но плюс пенсия по инвалидности и пока отсутствие семьи позволяют относительно сносное существование. Главное - у него теперь интересная и увлекательная работа.
Через короткое время он получает тему кандидатской диссертации. Работает с утра до вечера с полной отдачей и послеуспешной защиты диссертациив 1950 годустановится кандидатом медицинских наук.
Интенсивная работа продолжается, и пять лет спустя, ему всего 33-й год, Скуркович завершает работу над докторской диссертацией. Молодой и перспективный доктор наук получает звание профессора. Через некоторое время его группа выходит из-под крыла профессора Фѐдорова и получает самостоятельный статус лаборатории иммунологии.
Известный рентгенолог, профессор Э. Новикова в своей автобиографической книге "Рентген моей жизни" тепло вспоминает "советы молодого, талантливого и очень смелого, искреннего, независимого учѐного проф. Скурковича Семѐна Владимировича". Один из таких советов последовал от него, когда она подыскивала сотрудника в свою группу: "Сотрудников надо выбирать очень осторожно, узнать всѐ о них. С женой или мужем можно разойтись, если они не подошли друг другу, а от сотрудника плохого, склочного в условиях советской властиизбавиться очень трудно".
Хорошо понимал Семѐн Владимирович окружающую действительность. Знал он и то, что отсутствие партбилета является серьѐзным препятствием для успешной карьеры.Тем не менее, каждый раз, когда ему предлагали вступить в партию, он искренне и убеждѐнно объяснял, что очень серьѐзно к этому относится и должен ещѐ работать над собой, чтобы быть достойным. Так и не стал никогда членом КПСС.
Что же это были за научные исследования, в которых Семѐн Скуркович получил выдающиеся результаты и мировое признание?
Помните вопрос, который мучил Семѐна ещѐ в детстве? Почему при небольших ожогах организм справляется с бедой, а большие обожжѐнные поверхности кожи приводят к гибели? Есть ли возможность помочь организму в борьбе за жизнь?
Семѐн Владимирович начинает меня просвещать:
- Охраной нашего здоровья занимается иммунная система. Она производит лимфоциты и некоторые другие клетки, которыециркулируют в крови и готовы сразиться с инфекцией в любом месте организма. Это врождѐнный иммунитет. После иммунизации антигеном...
- Стоп, - прерываю я, - услышав новое для себя слово "антиген". - Не забывайте, Семѐн Владимирович, что я не иммунолог и не врач, и мои познания в иммунологии носят самый общий характер.
- Поясню. Вы наверняка знаете про микробы, вирусы, грибки, опухолевые клетки. Добавим ещѐ трансплантанты, которые сейчас сплошь и рядом пересаживают от одних людей к другим. Всѐ это носители чужеродных для нашего организма веществ, названных антигенами. Попадая в наш организм, они вызывают иммунную реакцию. Если побеждает иммунная система, организм продолжает здравствовать, если нет, увы... Ясно?
- Пока да.
- Тогда продолжаю. После иммунизации чужеродным антигеном победившая иммунная система сохраняет о нѐм память. Это уже приобретѐнный иммунитет, и при повторной атаке тем же антигеном иммунная система уже имеет готовые антитела, чтобы отразить атаку без промедления. Болезнь может не возникнуть вообще или будет протекать не так тяжело.
Доктор Скуркович обратил внимание на то, что люди, перенесшие первый ожог, повторный переносят намного легче. Это означает, что после первого ожога возникает приобретѐнный иммунитет. Кровь уже содержит антитела после ожогового токсина. Если такую кровь использовать для приготовления сыворотки и вводить эту сыворотку больному, впервые получившему сильные ожоги, то следует ожидать лечебный эффект. Клиническая проверка показала, что всѐ обстоит именно таким образом. Результаты были опубликованы и сразу привлекли внимание. Их повторили во многих ожоговых центрах, и сообщения об этом в медицинских журналах свидетельствовали овысокой эффективности сыворотки Скурковича.
Профессор Н. А. Фѐдоров в 1956 г. полетел в США, в Бостон на Всемирный ожоговый конгресс с докладом по иммунотерапии ожогов. У научного сотрудника его лаборатории Семѐна Скурковича и вопроса не возникало, почему не он летит на конгресс докладывать результаты своей работы. Молодой, беспартийный да ещѐ с "пятой графой" в паспорте. Какая может быть заграница, тем более, США!
Доклад Фѐдорова вызвал восторженную реакцию коллег, и Семѐн Скуркович искренне радовался тому, что о его работе узнали учѐные и врачи из разных стран.
Приведѐм один из ярких примеров успешного использования противоожоговой сыворотки. Семѐн Владимирович получил из Штатов оттиск статьи с описанием лечения детей, получивших ожоги во время пожара в детском приюте. В статье были фотографии обожжѐнных детей до и после лечения. Лечебный эффект был убедителен, а ссылка на то, что это достижение советских учѐных, вызывала законную гордость...
Сейчас, много лет спустя Семѐн Владимирович говорит о том, что иммунотерапия ожогов имеет перспективы развития, так как современные методы позволяют выделить ожоговый токсин, на его основе сделать вакцину и иммунизировать пожарных и всех тех, кто подвержен риску получения ожогов. Это значительно уменьшит потребность в антиожоговой сыворотке, получение которой от людей, перенесших ожоги, связано со многими трудностями. Свою работу по иммунотерапии ожогов Семѐн Владимирович считает незаконченной. Научные исследования должны быть, по его мнению, продолжены. Особенно это актуально в связи с возросшей опасностью лучевых ожогов.
- Исполнилась ваша детская мечта помочь человечеству в борьбе с ожогами.
- Да, такое ощущение, что это было предначертано судьбой. После этого было много других научных исследований, но наиболее важным считаю создание препарата против стафилококков.
Главная идея всѐ та же - лекарство должно помогать иммунной системе. Не конкурировать с ней, это безуспешное, а порой и вредное занятие, а именно помогать.
После серьѐзных травм и ранений,после сложных хирургических операций, когда организм существенно ослаблен, самую большую опасность для него представляют микробы, называемые стафилококками. Они могут вызвать сепсис, в быту известный, как заражение крови. Процесс лавинообразный, и если его не остановить, летальный исход неизбежен. А остановить можно только быстрой и эффективной помощью иммунной системе. Одно время помогали антибиотики, но зловредные микробы, умеющие приспосабливаться, перестали на них реагировать.
Выдающимся достижением проф. С. В. Скурковича и его сотрудников явилось создание антистафилококковой плазмы и гаммаглобулина (иммуноглобулина).
Идея проста - больному необходимы препараты, приходящие на помощь иммунной системе и целенаправленно уничтожающие стафилококки. Откуда их взять? Произвести их может только сама иммунная система живого организма. Но не заражать же его специально и ставить жизнь под угрозу! Казалось бы, замкнутый круг. Но на то и учѐные, чтобы найти выход.
Посеять и вырастить культуру стафилококков нет проблем, но затем еѐ ядовитые и сильно действующие токсины надо удалить. После этого из микробов и токсинов нужно приготовить стафилококковую вакцину и иммунизировать здоровых доноров. В крови доноров вырабатываются защитные вещества - белки гаммаглобулины. Далее из крови доноров выделяются нужные фракции, и препарат готов.
За каждым шагом стоит сложный и тонкий технологический процесс, и доктор Скуркович с коллегами получил несколько авторских свидетельств на способы получения антистафилококкового гаммаглобулина.
Работа по созданию нового средства для борьбы со стафилококками, нечувствительными к антибиотикам, завершилась в начале 60-х, а в конце тех же 60-х в СССР, особенно, в Москве и ряде других городов, вспыхнула настолько сильная эпидемия стафилококковой инфекции, что еѐ назвали "стафилококковой чумой". Нечувствительные к антибиотикам стафилококки свирепствовали в родильных домах и больницах. Умирали новорожденные, летальный исход после операций принял угрожающие размеры. Родильные дома и больницы закрывались одни за другими.
Министр здравоохранения издал приказ об изготовлении препарата Скурковича, но производство раскручивалось очень медленно, а люди умирали и умирали. То и дело самому Семѐну Владимировичу приходилось принимать участие в спасении людей, используя наработанные в лаборатории препараты. Особенно он радовался, когда удавалось помочь детям.
В самой главной советской газете "Правда" появилисьдруг за другом две статьи: "Атакующий микробы" и "Схватка с невидимками" - об успехах лаборатории проф. С. В. Скурковича. В Советском Союзе это означало высшую степень признания. Был снят научно-популярный фильм. О чудодейственном средстве узнала вся страна.
Семѐн Владимирович вспоминает пятимесячного Толика из Саранска. Профессор Скуркович получил телеграмму-мольбу от его родителей: "Спасите нашего ребѐнка!" Малыш погибал от пневмонии, вызванной стафилококковой инфекцией. Антибиотики не помогли. Медицина оказалась бессильна. Родители прилетели с ребѐнком в Москву. Его поместили в клинику и тут же сделали инъекцию нового препарата – желтоватой жидкости из пластикового мешочка. Эффект нельзя назвать иначе, чем чудом. На следующий день после инъекции ребѐнок, измождѐнный болезнью, впервые спокойно уснул. Ещѐ через день он начал улыбаться. Нетрудно представить, какие слова говорили Семѐну Владимировичу родители спасѐнного ребѐнка. Для них он был посланцем Бога, дарующим жизнь.
Помнит Семѐн Владимирович, как к нему однажды обратился бывший в то время первым заместителем Председателя Совета Министров СССР Н. А. Тихонов с личной просьбой помочь ребѐнку, у которого стафилококковый сепсис. Его родители, которых он хорошо знает, позвонили из Парижа, где находятся в командировке, и умоляют спасти их малыша. "Сделайте всѐ возможное. Если что-то нужно, обращайтесь, не стесняясь, к моему помощнику".
Ребѐнок был спасѐн, а Семѐн Владимирович по просьбе директора Института, решившего воспользоваться ситуацией, позвонил помощнику и пожаловался, что очень медленно строится новый корпус их научного учреждения. На следующий день по этому поводу было совещание в Моссовете, а ещѐ через день множество людей и строительных машин заполнило стройплощадку.
Успех безоговорочный. Чувство удовлетворения научными результатами полное. Но жизнь - не толькоработа. Говорят, что счастлив тот человек, который утром с удовольствием идѐт на работу, а вечером с удовольствием возвращается домой. Семѐн был таким счастливым человеком.
В 1950 году он женился на Мине, враче-вирусологе из Института полиомиэлита. Через год родилась дочь, а ещѐ через четыре года сын. Оба со временем к радости родителей стали врачами.
И музыка, как бы он ни был занят на работе, продолжала в нѐм звучать. Вот что он сам говорит об этом:
- С моей точки зрения музыка и наука - это проявления одного и того же интеллекта. Я отношусь к музыке со страстью и любовью, а к науке - с любовью и страстью. Ибо счастье определяется не тем, что ты имеешь, а тем, как ты себя чувствуешь в этом положении.Однажды поделился этим со своей женой - может, лучше стал бы я композитором, писал бы оратории, симфонии, оперы, на которые, казалось, хватило бы сил, и был бы счастлив. И знаете, что мне сказала Мина? "Будь ты музыкантом, жалел бы, что не стал учѐным!" Музыка способна лечить души, но не физические недуги.
Когда оставалось хоть немного свободного времени, музыка вступала в свои права. Сочинѐнный Семѐном Скурковичем концерт для фортепиано с оркестром был с успехом исполнен в Московском Доме учѐных в 1977 году пианисткой Л. Казанской и оркестром под управлением Л. Грина. Бурные аплодисменты,нескрываемое удивление и похвальные слова о музыке были очень приятны автору. Известный учѐный, доктор наук да ещѐ композитор!
Улыбаясь, Семѐн Владимирович вспоминает, что секретарь Союза композиторов Тихон Хренников лично распорядился ежегодно выделять С. В. Скурковичу путѐвку в Дом творчества композиторов "Руза", расположенный в одном из самых живописных уголков Подмосковья.
- Семѐн Владимирович, - возвращаю его к разговору о дальнейших иммунологических исследованиях. - Насколько мне известно, кроме успешной борьбы со стафилококками, у вас есть ещѐ немало достижений, которыми можно гордиться. При этом многие исследования начались ещѐ в Москве и были успешно продолжены в США.
- Невидимых врагов у живого организма великое множество, и приходится удивляться не только изощрѐнному коварству агрессоров, но и изумительной стойкости и находчивости иммунной системы, спасающей жизнь. Но иммунитет, увы, начинает работать с задержкой во времени, которая может оказаться губительной для организма. Как помочь иммунной системе? Этот вопрос не оставлял меня всю жизнь. Со стафилококками более или менее понятно, а что делать с армией вирусов, атакующих организм и вызывающих целый ряд серьѐзных заболеваний?
В первом приближении ситуация обстоит следующим образом. Вирусы устроены так, что могут размножаться только внутри живых клеток. Клетки после попадания в них вирусов начинают вырабатывать интерфероны - вещества с антивирусной активностью. Поражѐнные вирусом клетки могут погибнуть, но произведѐнные ими интерфероны, попавшие в организм, защищают здоровые клетки от проникновения вирусов.
Поначалу препарат, который так и назывался- интерферон, успешно применяли для лечения вирусного гриппа. Вместе с тем, после вирусных инфекций часто возникало много тяжѐлых и порой необратимых осложнений. Всемизвестно, что не так страшен грипп, как осложнения после него. Почему они возникают?
Профессор Скуркович высказал гипотезу, что интерфероны могут быть наработаны с избытком, и, оставаясь в организме в большом количестве, они могут привести к таким страшным последствиям, как аутоиммунные заболевания, например, ревматоидный артрит. Если это так, то необходимо избыточный интерферон из организма удалить. И в лаборатории Скурковича по тому же принципу, по которому делались антистафилококковые препараты, изготовили препарат, содержащий противоинтерфероновые антитела.
Первое испытание нового препарата проводилось на шестнадцати тяжѐлых больных, страдающих ревматоидным артритом, который сопровождался невыносимыми болями в распухших суставах и их деформацией. В течение пяти дней больным дважды в день делались инъекции. Результат не вызывал сомнений. Весь персонал больницы сбежался посмотреть на вчерашних инвалидов, которые избавились от мук и радовались чуду. А Семѐн Владимирович не мог скрыть душевной радости и от того, что видел счастливые лица излеченных людей, и от того, что его гипотеза оказалась верной.
Статьи проф. Скурковича и его сотрудников печатаются в самых авторитетных зарубежных научных журналах: "Immunology" в Англии,"Ann. Allergy" и "Nature" в США, в Трудах знаменитого Института им. Л. Пастера во Франции. Особо выделим журнал "Nature", в котором публиковали свои работы Нобелевские лауреаты прежде, чем им присуждалась эта престижная премия. Дважды Семѐн Владимирович удостоился чести быть опубликованным в "Nature", что подтверждает высокий мировой уровень достижений лаборатории и еѐ руководителя.
Профессор Скуркович непрерывно генерирует новые идеи. Активная исследовательская работа не прекращается ни на один день. В его лаборатории по тому же принципу, по которому делались антиинтерфероновые препараты, изготавливают другие антицитокиновые лечебные средства.
При слове "антицитокиновые" мне снова приходится признаться в собственной безграмотности и просить Семѐна Владимировича пояснить, что это такое.
- Интерферон, о котором мы говорили, это один из многих известных к настоящему времени цитокинов – биологически активных белков, с помощью которых разнообразные клетки иммунной системы могут обмениваться друг с другом информацией и согласовывать свои действия.
- Тут нет преувеличения? Ведь обмен информацией - свойство разумных существ.
- Никакого преувеличения. Цитокиновая среда ещѐ мало изучена, но уже ясно, что в ней взаимодействуют часто меняющиеся сложные сигналы. Их действия вызывают изумление. Цитокины объединяют в своих реакциях иммунную, эндокринную и нервную системы. Всякий биологический отклик организма связан с цитокинами. Нормальная работа цитокинов определяет нормальное функционирование всего организма. Любые сбои в работе цитокинов, недостаток их или перепроизводство, приводят к болезням, в первую очередь, к аутоиммунным заболеваниям, причина которых долгое время оставалась неясной, и лечение практически отсутствовало.
Предположение, что дело в нарушении синтеза цитокинов, впервые в мире было высказано Скурковичем. Это предположение нашло блестящее подтверждение и принесло Семѐну Владимировичу очередное международное признание. Он стал пионером в лечении, названном антицитокинотерапией, которое сегодня широко используется во всѐм мире. Не так просто произнести это длинное слово – антицитокинотерапия, но это для непосвящѐнных. Семѐн Владимирович произносит его с гордостью человека, совершившего открытие.
Зарубежные коллеги проявляют огромный интерес к работам уже ставшего всемирно известным профессора. В составе делегаций они посещают его лабораторию. Его приглашают с визитом в институты и центры для обмена опытом и с докладами на медицинские конференции. В страны Варшавского блока ещѐ куда ни шло, но в капиталистические?! Попрежнему беспартийный, всѐ с тем же "пятым пунктом", да ещѐ персонально, а не в составе делегации.
В 1969 году профессору Скурковичу удалось не без поддержки высокопоставленного чиновника получить разрешение на участие в конференции в США с докладом о новом подходе к лечению лейкозов. Американские коллеги приняли его по высшему разряду. Его доклад был выслушан с огромным вниманием и удостоился аплодисментов. Он посетил клиники и лаборатории, увидел уникальное оборудование, которое ему и не снилось, услышал о больших деньгах, вкладываемых в медицину. Семѐн Владимирович и раньше слышал об этом, но совсем иное увидеть собственными глазами. Всѐ это трудно было сравнивать с состоянием медицины и уровнем жизни медицинских работников в СССР.
В Национальном Институте Здоровья (NIH) США Скурковичу предложили в любое удобное время приехать на более длительный срок, чтобы совместно поработать. Вежливо поблагодарив за приглашение, Семѐн Владимирович сказал, что это не так просто, хотя прекрасно понимал, что это попросту невозможно. До момента, когда он снова окажется в Национальном Институте Здоровья, пройдѐт десять лет.
Семѐн Владимирович рассказывает, что не ощущал на себе антисемитизма, и условия работы были у него по советским меркам замечательные. Его не тронули в годы разгула борьбы с "безродными космополитами", когда евреи в массовом порядке изгонялись с руководящих должностей. Не коснулось его лично и пресловутое "дело врачей". Московский горисполком выделил его семье прекрасную квартиру. В своей "раковине" он чувствовал себя вполне комфортно. Но всѐ, что происходило с другими, было у него на глазах. И как можно быть уверенным, что в следующий раз это не коснѐтся тебя и твоих детей... Однако не это, признаѐтся Семѐн Владимирович, было главной мотивацией для отъезда за рубеж. Он прежде всего учѐный, и возможности, которые ему виделись в США, притягивали с неимоверной силой.
В 1979 году, когда люди сидели в отказе по многу лет, когда ОВИРы цинично издевались над желающими уехать, семье профессора Скурковича удалось сравнительно легко выехать в Штаты. Отпускать или не отпускать - решали только "компетентные органы", и один из больших генералов, благодарный Скурковичу за спасение дочери, помог решить вопрос.
Семѐн Владимирович Скуркович эмигрирует с семьѐй в США, где его уже ждѐт место в Национальном Институте Здоровья. Почти сразу он получает грант от Американского онкологического центра для развития своих идей по лечению онкологических заболеваний. Ему всего 57, и он полон энтузиазма и новых идей по лечению иммунных заболеваний, связанных с нарушением синтеза цитокинов. Это, по предположению профессора Скурковича, и аутизм, и рассеянный склероз, и псориаз... остановим перечисление страшных людских недугов. Все эти заболевания, как показали последующие исследования, связаны с перепроизводством в организме различного типа цитокинов, говоря по-научному, с гиперпродуцированием цитокинов.
...Но вернемся на некоторое время назад, в советский период жизни профессора. Его работы по созданию антицитокинов, как уже было сказано, явились революционными. Он впервые выявил воспалительные цитокины, которые участвуют в формировании воспалений в самых разных местах человеческого организмапри ряде заболеваний, и предложил их удалять. Клинические исследования показали высокую эффективность антицитокинов в борьбе с воспалениями.
Упомянем о длившемся тридцать лет эксперименте, который начался ещѐ в России, в Институте онкологии, и был продолжен в Америке. Лечению вакциной, созданной Скурковичем, подвергались 54 ребѐнка с острым лейкозом, для которых скорый летальный исход не вызывал сомнений. Выжили и благополучно росли восемь детей. Казалось бы, не так много, чуть больше 15%, но это при стапроцентной смертности, которая была прежде. Успех несомненный. Результаты эксперимента были доложены на Всемирном онкологическом конгрессе и получили восторженные отзывы.
В лаборатории С. В. Скурковича совместно с НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова были созданы так называемые эшерихиозные вакцины (эшерихиа коли – кишечная палочка) против четырѐх типов антигенов кишечной палочки. Однако в патенте на это изобретение учѐным было отказано. Почему?
- Рецензент дал отрицательный отзыв. Оказалось, что у него какие-то личные счѐты с Институтом им. Мечникова. Конечно, можно было бороться, но не хотелось на это тратить время, да и смысла большого не было. Одним патентом больше, одним меньше - какое это имело значение. Гораздо важнее и интереснее было проверить лечебную эффективность нового средства.
Семѐн Владимирович вспоминает очень рискованный эпизод, когда в крупной детской больнице им. Морозова заболела трѐхлетняя девочка. У неѐ был менингит, вызванный кишечной палочкой. Она умирала. Надежд на спасение не было, и доктор Скуркович предложил ввести в спинномозговой канал иммунную сыворотку против эшерихиозной бактерии. Сначала была тяжѐлая реакция ребѐнка и волнение врачей, но постепенно наступало улучшение, и через несколько дней девочка была практически здорова. Еѐ мать плакала от счастья. Семѐн Владимирович вспоминает большущий торт, который она принесла с искренней благодарностью за спасение своего ребѐнка.
Рисковать Семѐну Владимировичу приходилось не раз. На согласования не было времени, и он часто брал решения на себя. За это в Институте его прозвали "партизаном".
В 1984 году коллективу учѐных за создание и внедрение антистафилококковых препаратов была присуждена Государственная премия СССР. Каково же было удивление Семѐна Скурковича, когда его, автора и руководителя работы, не оказалось в списках награждѐнных.
- Мне, - говорит Семѐн Владимирович, - не очень были нужны медаль и денежное вознаграждение. Сами понимаете, в Америке я зарабатывал гораздо больше, чем все мои бывшие коллеги, вместе взятые. Но где справедливость?
И он пишет письмо в Министерство здравоохранения, которое представило работу к награде. Приведу цитату из ответного письма Минздрава:
"...Возможно, переезд в США и смена гражданства привели к тому, что Вы не попали в число лауреатов премии 1984 г. Несмотря на это, Вы учѐный с мировым именем. Ваши заслуги как автора антистафилококковых препаратов и работ по антицитокинам общепризнаны..."
Хорошо, что хоть признают заслуги, но до сих пор Семѐн Владимирович не может простить обиду и клеймит российских бюрократов и чинуш.
В Штатах от него потребовалось не меньше сил и настойчивости для преодоления бюрократических барьеров, чем в Союзе. Но теперь у него появились совсем другие возможности, определяемые частной инициативой.
Семѐн Владимирович вспоминает разговор со знаменитым изобретателем вакцины от полиомиелита, доктором Джонасом Солком вскоре после эмиграции.
- Доктор Солк хорошо знал мои работы и дал им высокую оценку, но при этом добавил: "Америка не такая хорошая, как вы думаете. Для того, чтобы реализовать ваши патенты, вы должны найти честного и богатого инвестора".
Одна компания выделила 40 млн. долларов на получение антистафилококковых иммунных препаратов. Однако отказ строго следовать патенту, на чѐм настаивал Семѐн Владимирович, привѐл к тому, что работа потерпела неудачу, и он был бессилен что-либо изменить. Прошло немало времени, пока антистафилококковые иммунные препараты, предложенные С. В. Скурковичем, начали широко использовать во многих странах мира, включая Россию.
Наученный горьким опытом, Семѐн Владимирович решил организовать собственное дело. Поначалу всѐ складывалось отлично.Ему помог адвокат, мистер Браун. Оформляя очередной патент профессора Скурковича, он сказал ему, что его идеи могут принести большие деньги, и они договорились создать компанию. Арендовали помещение, купили необходимое оборудование, пригласили в Совет директоров инвесторов и даже приобрели на ферме коз и овец, необходимых для получения препаратов. Так появилась компания Advanced Biotherapy Concepts во главе с президентом Семѐном Скурковичем.
Планы были грандиозные - со временем превратить компанию в мощную международную корпорацию, включающую клиники и фармацевтические предприятия. Однако Семѐн Владимирович не мог представить, в какую конкурентную борьбу он вступает.
Бизнес-история проф. Семѐна Скурковича и грустная и понятная. В Советском Союзе, приспособившись к советской бюрократии, Семѐн Скуркович страдал от невозможности развернуться в полную силу, от необходимости согласовывать всѐ и вся, выпрашивать штаты и деньги, обосновывать покупку нужной зарубежной аппаратуры. В Америке он надеялся уйти от этих проблем, и ушѐл. Но возникли другие.
- Теперь я вижу, каким я был наивным, - говорит Семѐн Владимирович. – Помните, что сказал Ян Гус, когда в Праге его сжигали на костре, про старушку, которая подбрасывала хворост? Святая простота!
Итак, есть фирма, есть авторитетные люди, сулящие успех. Нашлись бизнесмены, ничего не понимающие в медицине, но имеющие деньги и нюх на то, как их можно умножать. Были выпущены акции фирмы, часть которых досталась Скурковичу. По договору все патенты теперь принадлежали не автору, а фирме. Но разве это важно для учѐного? Главное, чтобы как можно быстрее провести клинические исследования и сделать препараты доступными для больных.
Семѐн Владимирович работал как одержимый. Он был счастлив, но счастье, к сожалению, было недолгим. На определѐнном этапе денег стало не хватать. Профессору Скурковичу, владевшему большим пакетом акций, было предложено их продать. Кто бы опять думал о последствиях? Чтобы получить деньги и продолжить исследования, Семѐн Владимирович продаѐт свои акции. Обидно, больно, но и с этим Семѐн Владимирович готов был смириться. Лишь бы препараты скорее дошли до больных. У него же с детства, как вы помните, "одна, но пламенная страсть" - излечить человечество от тяжѐлых недугов. И тут Семѐна Владимировича ждало такое разочарование, что он до сих пор не может об этом спокойно говорить.
Мы наслышаны о том, что частная инициатива способствует быстрому научно-техническому прогрессу. Это истина, но только относительная. Когда вступает в силу закон больших денег, прогресс тормозится или даже останавливается. Ни для кого сегодня не секрет, что крупные нефтяные компании чинят серьѐзные препятствия развитию альтернативных средств, исключающих нефтепродукты. Они покупают большое количество патентов и кладут их под сукно, делая невозможным дальнейшее развитие. Похожая ситуация имеет место в медицине. Идеи проф. Скурковича, раскрывающие глубинную роль иммунной системы в возникновении различных патологий и предлагающие абсолютно новый подход к излечению ряда болезней, неминуемо приводят к революционным изменениям в фармакологии. Но это совсем не нужно фармакологическим гигантам. Они зарабатывают столько на продаже лекарств, что начинает действовать закон больших денег.
Семѐн Владимирович горяч в оценках, он называет преступниками владельцев его патентов, но, увы, они действуют по правилам. Можно сколько угодно возмущаться, что это аморально. Можно взывать к любви, к человеколюбию. Тщетно. Закон Больших Денег.
Напоминаю разгорячившемуся Семѐну Владимировичу известные слова Эрнста Неизвестного: "Рая на земле нет. Но, если выбирать лучший из адов, то это Америка".
- Лучший из адов, худший из раев - можно сколько угодно жонглировать словами. Кстати, в русском языке и ад и рай, по-моему, не имеют множественного числа. Назовите, как хотите, но чѐрное всегда чѐрное, а белое - белое. Положить под сукно мои патенты - это преступление, и никаких оправданий и утешений тут быть не может.
В распоряжении компании, которая больше не принадлежала Семѐну Скурковичу, оказались патенты на препараты для лечения диабета первого типа, псориаза, рассеянного склероза, для остановки отторжения трансплантантов и некоторые другие. Профессор Скуркович был автором, научным руководителем, главной движущей силой, но в бизнесе у него не было никаких прав. С горечью Семѐн Владимирович говорит:
- Больше всего я переживаю за больных детей, которые страдают от диабета первого типа. В Америке 1.5 миллиона таких детей, которые должны вводить инсулин по 7-8 раз в день. Этот тип диабета так и называется - "детский диабет". Я знал, как помочь этим детям, и не мог использовать для этого свои патенты. Человек, владеющий акциями компании, делал вид, что пытается реализовать патенты, но это было не больше, чем желанием на какое-то время меня успокоить. Поняв это, я попросил его перепродать мне мои патенты, которые он купил за бесценок, но он запросил такую крупную сумму, что я онемел. У меня и близко не было таких денег.Я не могу сказать, что я бедный человек, но из богатого человека, которым некоторое времябыл, я превратился в человека, у которого нет денег даже на то, чтобы симфонический оркестр и хор исполнили мой "Холокост".
Прежде, чем рассказать о "Холокосте", необходимо вернуться к музыкальной стороне жизни Семѐна Владимировича. Даже став знаменитым учѐным-иммунологом, он продолжал не только самозабвенно слушать классическую музыку, но и сочинять свою собственную. Его музыкальная эрудиция поражает. Он не только знает всю классику, но и на слух может определить, какой дирижер управляет оркестром.
В Штатах ему повезло встретиться с великим скрипачом Исааком Штерном. Они говорили между собой по-русски, хотя Штерн эмигрировал с родителями в младенческом возрасте в начале двадцатых годов минувшего века. Семѐн был всего на два года младше, и они быстро перешли на "ты". Семѐну запомнилась шутка Штерна по поводу культурного обмена между Штатами и Союзом: они нам посылают своих музыкантов из Одессы, мы им посылаем своих музыкантов из Одессы. Семѐн дал послушать фрагменты магнитофонной записи своего концерта для фортепьяно с оркестром.
- Замечательно, - похвалил скрипач. - А для скрипки ничего нет?
Из музыкальных сочинений, написанных Семѐном Скурковичем, больше всего ему удалась, как он считает, симфоническая поэма в четырѐх частях для двух голосов, хора и оркестра, посвящѐнная Холокосту. Видевший лагеря смерти собственными глазами, он не мог забыть немыслимое зверство человекоподобных. Люди должны помнить об этом. Его музыка о любви двоих, обречѐнных на смерть и бессмертных.
С этой симфонической поэмой как раз и связано наше знакомство с Семѐном Владимировичем, перешедшее, к большой моей радости, в дружбу. Он увидел и услышал меня в литературной передаче русского телевизионного канала RTN с ведущим Ильѐй Граковским. Ему понравились мои стихи, и он спросил, не соглашусь ли я написать строчки к его музыке, посвящѐнной Холокосту. Я ещѐ представления не имел, кто такой Семѐн Скуркович и что за музыку он написал, но согласился попробовать, и Семѐн Владимирович прислал мне ноты.
Мои друзья-музыканты нашли музыку оригинальной и интересной, а мне она просто понравилась. И я начал сочинять слова, которые, в моѐм понимании, музыке соответствовали.
Для общего представления о том, что получилось, приведу небольшие фрагменты. Хор начинает со строк:
Семья Скурковичей едва сводила концы с концами. Шесть детей мал мала меньше, мать, с утра до вечера хлопотавшая по дому, и отец - сельский счетовод, получавший мизерную зарплату. Жили впроголодь, и когда представилась возможность по вызову родственника эмигрировать из буржуазной Литвы в новую страну под названием СССР, сулившую всем обездоленным счастливую жизнь, семья, ни минуты не раздумывая, переехала в Москву. Ютились в одной комнате в коммунальной квартире. Семѐн вспоминает, как в раннем детстве всѐ время хотелось есть. Он подружился с соседским мальчишкой, и его мать иногда угощала супом худющего приятеля своего сына. Вкус этого супа Семѐн помнит всю жизнь и признаѐтся, что ничего более вкусного никогда не ел.
Нужда заставила отдать Семѐна и его старшего брата в детский дом.
- Это был еврейский детский дом, - сказал Семѐн Владимирович.
- Неужели детей делили на евреев и неевреев?
с недоумением спросил я и услышал удивительную историю.
Отмена черты оседлости, гражданская война и жилищные трудности в Москве вызвали волну еврейского переселения в Подмосковье. Уникальное еврейское местечко образовалось в Малаховке, и там в 1919 году была организована трудовая школа-колония для беспризорных еврейских детей. Некоторое время в Малаховке жил Марк Шагал и преподавал рисование в школе-колонии. Об этом времени он вспоминает в книге "Моя жизнь": "Несчастные дети, сироты, забитые, запуганные погромами, ослеплѐнные сверканием ножей, которыми резали их родителей, и вот их-то я учил живописи".
Таких детей оказалось довольно много, и для них выделили дополнительно в самой Москве старинный особняк, брошенный хозяевами после революции. В этом детском доме и оказался Семѐн Скуркович со старшим братом.
В большой гостиной, в которой играли дети, стоял рояль. Шестилетний Семѐн подошѐл к нему, поднял крышку и начал нажимать на чѐрно-белые клавиши. Звуки заворожили его. Каждая клавиша звучала по своему, а некоторая их последовательность напоминала мелодии слышанных песен. Семѐн каждую свободную минуту бежал к роялю. Не зная нот, не имея представления о диезах и бемолях, Семѐн подбирал музыку, которую слышал. Пальцы послушно перебирали клавиши, а дети и воспитатели с изумлением слушали знакомые мелодии в исполнении малыша-самоучки. В семь лет, вспоминает Семѐн Владимирович, он играл по слуху отрывки из Первого концерта Бетховена для фортепиано с оркестром.
Детей нередко водили на спектакли в ГОСЕТ – Государственный Еврейский Театр. Эти посещения врезались в мальчишескую память на всю жизнь. После спектакля к детям выходил сам Михоэлс и беседовал с ними. Ему представили талантливого малыша. Великий актѐр взял его на колени и спросил, кем он хочет быть. Малыш растерялся. "Музыкантом?" - помог ему Михоэлс. "Да!" - выпалил малыш, и Михоэлс, вспоминает Семѐн, что-то ещѐ сказал про открытые перед ним все дороги и пожелал исполнения его мечты.
Семья потихоньку обустраивалась. Отец теперь назывался не счетоводом, а бухгалтером. Мать тоже окончила бухгалтерские курсы и начала работать. Они забрали детей из детского дома.Семѐн к этому времени уже приобрѐл репутацию музыкального вундеркинда. Он выступал на детских праздниках, аоднажды его даже пригласили в Радиокомитет, где он играл в какой-то музыкальной передаче.
Редактором этой передачи оказалась ученица Елены Фабиановны Гнесиной, известной пианистки и не менее известного педагога, одной из знаменитых сестѐр Гнесиных. У редактора возникло желание показать одарѐнного мальчика своему педагогу.
Елена Фабиановна сыграла небольшой пассаж и попросила Семѐна повторить сыгранное. Тот без труда повторил. "Неплохо, - похвалила педагог. - А попробуй повторить ещѐ такую композицию", - и она сыграла более сложную и длинную музыкальную пьесу. И еѐ Семѐн повторил, продемонстрировав не только удивительную музыкальную память, но и технику исполнения, которой его никто не обучал. Талант был несомненный, и Елена Фабиановна сказала, что мальчика необходимо учить музыке, что у него есть все данные для того, чтобы стать выдающимся музыкантом.
Сказать легко, но дома у них не было и быть не могло инструмента, а в школу надо ездить на двух трамваях с пересадкой. Родителям пришлось смириться с тем, что нет возможности обучать сына у знаменитого педагога.Но в музыкальную школу неподалѐку от домаон поступили приходил туда не только на занятия,но и просто поиграть для души на школьном пианино, в чѐм ему, спасибобольшое, не отказывали. А когда семья, наконец, смогла взять напрокат пианино с небольшой помесячной оплатой, счастью мальчика не было предела.
Завод, на котором работали родители Семѐна, имел свой клуб с различными кружками художественной самодеятельности. Семѐна, о музыкальных способностях которого было хорошо известно, часто включали в концертные программы. Он исполнял популярную музыку на фортепьяно и радовался бурным аплодисментам зала. Память сохранила, как в клубе в связи с каким-то событием принимали Председателя ВЦИК М. И. Калинина, и Семѐн сыграл для высокого гостя "Интернационал", чем умилил до слѐз "всесоюзного старосту".
Был в клубе духовой оркестр. Семѐну почти в шутку предложили, не хочет ли он научиться играть на трубе. Семѐн попробовал. Ему понравилось, и он довольно быстро освоил трубу, став полноправным оркестрантом. Он не только играл туш при вручении наград и марши на демонстрациях, ноиучаствовал с оркестром в похоронных процессиях, за что получал небольшую плату. Подрабатывал он также в соседнем кинотеатре, куда его приглашали в качестве тапѐра, когда демонстрировали немые фильмы. Заработок хоть и небольшой,но всѐ-таки вклад в худой семейный бюджет.
Наступила пора решать, куда пойти учиться после школы. Казалось бы, явные музыкальные способности, какие могут быть сомнения! Очень хотелось самому сочинять музыку, стать композитором. Но у Семѐна была ещѐ одна мечта.
Однажды в журнале "Пионер" он прочитал популярную статью об ожоговой болезни. В ней говорилось о том, что после ожога в коже возникают ядовитые вещества – токсины, от которых, если ожоги значительные, человек погибает. И у Семѐна возникает честолюбивое желание найти, когда вырастет, способ лечения ожогов, победитьтоксины и заслужить благодарность всего человечества. Это желание не исчезло к моменту окончания средней школы. Некоторое время Семѐн колебался в выборе между музыкой и медициной. Но в итоге юное дарование самонадеянно решило, что композитором, не обучаясь специально, стать можно, а вот врачом наверняка нет.
Войну Семѐн встретил студентом Второго Московского медицинского института.Учился он неистово и отлично успевал по всем предметам. После занятий вместе с однокурсникамиработал санитаром в госпитале, а ночью дежурил на крышах домов и тушил зажигательные бомбы, которыми немцы забрасывали столицу.Тогда Семѐн и получил свою первую награду – медаль "За оборону Москвы".
В 1943 году, закончив институт по ускоренной программе, лейтенант медицинской службы Скуркович получил назначение старшим врачом 366-го танкового полка 3-его Украинского фронта. "Старшим врачом" звучало условностью, поскольку в ПМП (передвижном медицинском пункте) он был единственным врачом, и в его подчинении было несколько санитаров.
Однажды Семѐн уговорил, отваги было через край,чтобы автоматчики, сопровождавшие танки, взяли его с собой в атаку. Ему выдали автомат, и он вместе с другими автоматчиками ринулся в бой. Из боя вышел целым и невредимым, даже получил за этот бой орден Красной Звезды, но при этом и строгий нагоняй от командира полка за непозволительную самодеятельность. Как можно бросить ПМП? А раненые?
В танковом полку к Семѐну в ПМП после каждого боя приносили обожжѐнных танкистов. Они выскакивали, если успевали, из горящих машин, объятые пламенем, и катались по земле, пытаясь затушить огонь. Они дико кричали от боли. Прикосновение к обгоревшей коже приводило к болевому шоку. Обгоревшие лица вызывали глубочайшее сострадание, а он бессилен был им помочь. Семѐн помнил, как в далѐком детстве он мечтал найти способ лечения ожогов. Эта мечта привела его в медицину. Теперь она становилась осознанной целью. Он уже врач и многое понимает, но придѐтся подождать, когда кончится война.
А что музыка? Оставила ли она, наконец, врача Скурковича в покое?
- Музыка не оставляла меня ни на минуту, - признаѐтся он. - В голове постоянно звучали какие-то мелодии, услышанные или вдруг возникшие как бы сами по себе...
- По ходу наступления, - продолжает он вспоминать, - мы часто останавливались в домах, где был рояль или пианино. Про моѐ умение играть всем было известно, и меня тут же тащили к инструменту. Набивался полный дом, и я часами играл, импровизировал, аккомпанировал нестройному хору голосов, поющему полюбившиеся песни. Мои друзья Гоша Беленький и Миша Вилькин написали стихи, а я музыку нашей полковой песни "Гвардейское знамя".
Дважды Скуркович был ранен. Первый раз - на австро-венгерской границе. Снаряд разорвался рядом с ним. Его нашли на краю воронки, без сознания, присыпанного жуткой смесью земли и крови. Санитары отложили его в кучку убитых. Но тут неподалѐку оказались ангелы-спасители в лице двух офицеров. Один был украинец, другой русский.
- Дывысь-ка, у нього ще кров бижить струмком.
- Слушай, так если мѐртвый, кровь вроде бы не должна бежать.
Контузия была тяжелейшей, но обошлось без серьѐзных ран. Подлечившись в госпитале, Семѐн вернулся в свой полк.
Второе ранение случилось под Веной. На этот раз пуля пробила мягкие ткани бедра, не задев кость. Повезло! Даже госпиталь не понадобился. Несколько перевязок, немного похромал - и всѐ.
Военврач Семѐн Скуркович получил, кроме упомянутого ордена Красной Звезды, ещѐ орден Отечественной войны 2 степени. К медали за оборону Москвы прибавились медали за освобождение Белграда, за взятие Будапешта и Веныи, наконец, долгожданная медаль за победу над Германией.
После окончания войны Семѐн уже в чине капитана медицинской службы почти два года прослужил в оккупационных войсках в румынском городе Констанца.
В 1947 году капитан Скуркович демобилизовался и вернулся в Москву, имея удостоверение инвалида войны.Москва произвела на него тяжелейшее впечатление. Она ещѐ не оправилась от войны. Пенсии, которую он получил по инвалидности, едва хватало на полуголодное существование. Ему было трудно понять, почему в побеждѐнной Румынии люди жили лучше, чем в победившей России.
Ещѐ не устроившись на работу, он решил написать письмо знаменитому композитору Сергею Прокофьеву. Музыка всегда в нѐм звучала.Он записывал еѐ с надеждой, что его музыку оценят профессионалы. И вот он пишет письмо признанному музыкальному авторитету, вкладывает в это письмо ноты сочинѐнной им скрипичной пьесы и с наивностью, свойственной творчески одарѐнным людям, ждѐт ответа маэстро с оценкой своего "шедевра".
Случилось почти невероятное, и знаменитый композитор не просто ему ответил, а пригласил в гости. В назначенный день и час Семѐн явился по указанному адресу.
После взаимного "здравствуйте" Прокофьев без лишних слов пригласил гостя к роялю и предложил ему сыграть что-то из его сочинений. Семѐн сыграл и с нетерпением ждал, что же скажет мастер. А тот, никак не выразив своего отношения, предложил выпить по чашке чая.На столе уже стояли красивые чайные чашки, а рядом печенье, конфеты и ещѐ какие-то сладости.После недолгой паузы Прокофьев отечески улыбнулся:
- Ну что ж, у вас явный музыкальный талант и вполне обоснованная тяга к сочинительству. А чем занимались до армии?
- Я врач, закончил Второй медицинский.
- Замечательная профессия. Но нельзя быть кем-то и ещѐ композитором. Это требует полной самоотдачи. Более того, если вы долго не сочиняете музыку, дар сочинительства может ослабеть и даже совсем исчезнуть. Поэтому решайте. Но если выберете музыку, приходите, и я возьму вас в свои ученики.
Очень лестно было Семѐну получить высокую оценку всемирно известного композитора, но медицина опять взяла верх. Однако Семѐна Скурковича не привлекает карьера практического врача. Он хочет заниматься только научно-исследовательской работой, но получить еѐ не так просто. Ещѐ не определившись, Семѐн много времени проводит в Медицинской научной библиотеке. Он следит за последними новинками в медицине, генерирует собственные идеи, и мысль найти такое место, где он придѐтся ко двору со своими идеями, не оставляет его.
И...да здравствует Его Величество Случай! В большом фойе библиотеки, где на короткий отдых от изучения научной литературы собирались медики, Семѐн разговорился с молодым хирургом, бывшим фронтовиком.
В разговоре Семѐн поделился, что ищет работу, и новый знакомый сказал, что в Институте гематологии и переливания крови профессор Н. А. Фѐдоров ищет молодых и перспективных сотрудников. Семѐн тут же вспомнил, что этот профессор был ассистентом кафедры, когда Семѐн, ещѐ учась в институте, занимался на этой кафедре студенческой научной работой.
Профессор Н. А. Фѐдоров принял Скурковича очень радушно. В его лаборатории, прямое следствие войны, трудились, в основном, пожилые женщины, и он нуждался в молодом энергичном сотруднике. Семѐн Скуркович начинает работать врачом-лаборантом. Зарплата, конечно, одно название, но плюс пенсия по инвалидности и пока отсутствие семьи позволяют относительно сносное существование. Главное - у него теперь интересная и увлекательная работа.
Через короткое время он получает тему кандидатской диссертации. Работает с утра до вечера с полной отдачей и послеуспешной защиты диссертациив 1950 годустановится кандидатом медицинских наук.
Интенсивная работа продолжается, и пять лет спустя, ему всего 33-й год, Скуркович завершает работу над докторской диссертацией. Молодой и перспективный доктор наук получает звание профессора. Через некоторое время его группа выходит из-под крыла профессора Фѐдорова и получает самостоятельный статус лаборатории иммунологии.
Известный рентгенолог, профессор Э. Новикова в своей автобиографической книге "Рентген моей жизни" тепло вспоминает "советы молодого, талантливого и очень смелого, искреннего, независимого учѐного проф. Скурковича Семѐна Владимировича". Один из таких советов последовал от него, когда она подыскивала сотрудника в свою группу: "Сотрудников надо выбирать очень осторожно, узнать всѐ о них. С женой или мужем можно разойтись, если они не подошли друг другу, а от сотрудника плохого, склочного в условиях советской властиизбавиться очень трудно".
Хорошо понимал Семѐн Владимирович окружающую действительность. Знал он и то, что отсутствие партбилета является серьѐзным препятствием для успешной карьеры.Тем не менее, каждый раз, когда ему предлагали вступить в партию, он искренне и убеждѐнно объяснял, что очень серьѐзно к этому относится и должен ещѐ работать над собой, чтобы быть достойным. Так и не стал никогда членом КПСС.
Что же это были за научные исследования, в которых Семѐн Скуркович получил выдающиеся результаты и мировое признание?
Помните вопрос, который мучил Семѐна ещѐ в детстве? Почему при небольших ожогах организм справляется с бедой, а большие обожжѐнные поверхности кожи приводят к гибели? Есть ли возможность помочь организму в борьбе за жизнь?
Семѐн Владимирович начинает меня просвещать:
- Охраной нашего здоровья занимается иммунная система. Она производит лимфоциты и некоторые другие клетки, которыециркулируют в крови и готовы сразиться с инфекцией в любом месте организма. Это врождѐнный иммунитет. После иммунизации антигеном...
- Стоп, - прерываю я, - услышав новое для себя слово "антиген". - Не забывайте, Семѐн Владимирович, что я не иммунолог и не врач, и мои познания в иммунологии носят самый общий характер.
- Поясню. Вы наверняка знаете про микробы, вирусы, грибки, опухолевые клетки. Добавим ещѐ трансплантанты, которые сейчас сплошь и рядом пересаживают от одних людей к другим. Всѐ это носители чужеродных для нашего организма веществ, названных антигенами. Попадая в наш организм, они вызывают иммунную реакцию. Если побеждает иммунная система, организм продолжает здравствовать, если нет, увы... Ясно?
- Пока да.
- Тогда продолжаю. После иммунизации чужеродным антигеном победившая иммунная система сохраняет о нѐм память. Это уже приобретѐнный иммунитет, и при повторной атаке тем же антигеном иммунная система уже имеет готовые антитела, чтобы отразить атаку без промедления. Болезнь может не возникнуть вообще или будет протекать не так тяжело.
Доктор Скуркович обратил внимание на то, что люди, перенесшие первый ожог, повторный переносят намного легче. Это означает, что после первого ожога возникает приобретѐнный иммунитет. Кровь уже содержит антитела после ожогового токсина. Если такую кровь использовать для приготовления сыворотки и вводить эту сыворотку больному, впервые получившему сильные ожоги, то следует ожидать лечебный эффект. Клиническая проверка показала, что всѐ обстоит именно таким образом. Результаты были опубликованы и сразу привлекли внимание. Их повторили во многих ожоговых центрах, и сообщения об этом в медицинских журналах свидетельствовали овысокой эффективности сыворотки Скурковича.
Профессор Н. А. Фѐдоров в 1956 г. полетел в США, в Бостон на Всемирный ожоговый конгресс с докладом по иммунотерапии ожогов. У научного сотрудника его лаборатории Семѐна Скурковича и вопроса не возникало, почему не он летит на конгресс докладывать результаты своей работы. Молодой, беспартийный да ещѐ с "пятой графой" в паспорте. Какая может быть заграница, тем более, США!
Доклад Фѐдорова вызвал восторженную реакцию коллег, и Семѐн Скуркович искренне радовался тому, что о его работе узнали учѐные и врачи из разных стран.
Приведѐм один из ярких примеров успешного использования противоожоговой сыворотки. Семѐн Владимирович получил из Штатов оттиск статьи с описанием лечения детей, получивших ожоги во время пожара в детском приюте. В статье были фотографии обожжѐнных детей до и после лечения. Лечебный эффект был убедителен, а ссылка на то, что это достижение советских учѐных, вызывала законную гордость...
Сейчас, много лет спустя Семѐн Владимирович говорит о том, что иммунотерапия ожогов имеет перспективы развития, так как современные методы позволяют выделить ожоговый токсин, на его основе сделать вакцину и иммунизировать пожарных и всех тех, кто подвержен риску получения ожогов. Это значительно уменьшит потребность в антиожоговой сыворотке, получение которой от людей, перенесших ожоги, связано со многими трудностями. Свою работу по иммунотерапии ожогов Семѐн Владимирович считает незаконченной. Научные исследования должны быть, по его мнению, продолжены. Особенно это актуально в связи с возросшей опасностью лучевых ожогов.
- Исполнилась ваша детская мечта помочь человечеству в борьбе с ожогами.
- Да, такое ощущение, что это было предначертано судьбой. После этого было много других научных исследований, но наиболее важным считаю создание препарата против стафилококков.
Главная идея всѐ та же - лекарство должно помогать иммунной системе. Не конкурировать с ней, это безуспешное, а порой и вредное занятие, а именно помогать.
После серьѐзных травм и ранений,после сложных хирургических операций, когда организм существенно ослаблен, самую большую опасность для него представляют микробы, называемые стафилококками. Они могут вызвать сепсис, в быту известный, как заражение крови. Процесс лавинообразный, и если его не остановить, летальный исход неизбежен. А остановить можно только быстрой и эффективной помощью иммунной системе. Одно время помогали антибиотики, но зловредные микробы, умеющие приспосабливаться, перестали на них реагировать.
Выдающимся достижением проф. С. В. Скурковича и его сотрудников явилось создание антистафилококковой плазмы и гаммаглобулина (иммуноглобулина).
Идея проста - больному необходимы препараты, приходящие на помощь иммунной системе и целенаправленно уничтожающие стафилококки. Откуда их взять? Произвести их может только сама иммунная система живого организма. Но не заражать же его специально и ставить жизнь под угрозу! Казалось бы, замкнутый круг. Но на то и учѐные, чтобы найти выход.
Посеять и вырастить культуру стафилококков нет проблем, но затем еѐ ядовитые и сильно действующие токсины надо удалить. После этого из микробов и токсинов нужно приготовить стафилококковую вакцину и иммунизировать здоровых доноров. В крови доноров вырабатываются защитные вещества - белки гаммаглобулины. Далее из крови доноров выделяются нужные фракции, и препарат готов.
За каждым шагом стоит сложный и тонкий технологический процесс, и доктор Скуркович с коллегами получил несколько авторских свидетельств на способы получения антистафилококкового гаммаглобулина.
Работа по созданию нового средства для борьбы со стафилококками, нечувствительными к антибиотикам, завершилась в начале 60-х, а в конце тех же 60-х в СССР, особенно, в Москве и ряде других городов, вспыхнула настолько сильная эпидемия стафилококковой инфекции, что еѐ назвали "стафилококковой чумой". Нечувствительные к антибиотикам стафилококки свирепствовали в родильных домах и больницах. Умирали новорожденные, летальный исход после операций принял угрожающие размеры. Родильные дома и больницы закрывались одни за другими.
Министр здравоохранения издал приказ об изготовлении препарата Скурковича, но производство раскручивалось очень медленно, а люди умирали и умирали. То и дело самому Семѐну Владимировичу приходилось принимать участие в спасении людей, используя наработанные в лаборатории препараты. Особенно он радовался, когда удавалось помочь детям.
В самой главной советской газете "Правда" появилисьдруг за другом две статьи: "Атакующий микробы" и "Схватка с невидимками" - об успехах лаборатории проф. С. В. Скурковича. В Советском Союзе это означало высшую степень признания. Был снят научно-популярный фильм. О чудодейственном средстве узнала вся страна.
Семѐн Владимирович вспоминает пятимесячного Толика из Саранска. Профессор Скуркович получил телеграмму-мольбу от его родителей: "Спасите нашего ребѐнка!" Малыш погибал от пневмонии, вызванной стафилококковой инфекцией. Антибиотики не помогли. Медицина оказалась бессильна. Родители прилетели с ребѐнком в Москву. Его поместили в клинику и тут же сделали инъекцию нового препарата – желтоватой жидкости из пластикового мешочка. Эффект нельзя назвать иначе, чем чудом. На следующий день после инъекции ребѐнок, измождѐнный болезнью, впервые спокойно уснул. Ещѐ через день он начал улыбаться. Нетрудно представить, какие слова говорили Семѐну Владимировичу родители спасѐнного ребѐнка. Для них он был посланцем Бога, дарующим жизнь.
Помнит Семѐн Владимирович, как к нему однажды обратился бывший в то время первым заместителем Председателя Совета Министров СССР Н. А. Тихонов с личной просьбой помочь ребѐнку, у которого стафилококковый сепсис. Его родители, которых он хорошо знает, позвонили из Парижа, где находятся в командировке, и умоляют спасти их малыша. "Сделайте всѐ возможное. Если что-то нужно, обращайтесь, не стесняясь, к моему помощнику".
Ребѐнок был спасѐн, а Семѐн Владимирович по просьбе директора Института, решившего воспользоваться ситуацией, позвонил помощнику и пожаловался, что очень медленно строится новый корпус их научного учреждения. На следующий день по этому поводу было совещание в Моссовете, а ещѐ через день множество людей и строительных машин заполнило стройплощадку.
Успех безоговорочный. Чувство удовлетворения научными результатами полное. Но жизнь - не толькоработа. Говорят, что счастлив тот человек, который утром с удовольствием идѐт на работу, а вечером с удовольствием возвращается домой. Семѐн был таким счастливым человеком.
В 1950 году он женился на Мине, враче-вирусологе из Института полиомиэлита. Через год родилась дочь, а ещѐ через четыре года сын. Оба со временем к радости родителей стали врачами.
И музыка, как бы он ни был занят на работе, продолжала в нѐм звучать. Вот что он сам говорит об этом:
- С моей точки зрения музыка и наука - это проявления одного и того же интеллекта. Я отношусь к музыке со страстью и любовью, а к науке - с любовью и страстью. Ибо счастье определяется не тем, что ты имеешь, а тем, как ты себя чувствуешь в этом положении.Однажды поделился этим со своей женой - может, лучше стал бы я композитором, писал бы оратории, симфонии, оперы, на которые, казалось, хватило бы сил, и был бы счастлив. И знаете, что мне сказала Мина? "Будь ты музыкантом, жалел бы, что не стал учѐным!" Музыка способна лечить души, но не физические недуги.
Когда оставалось хоть немного свободного времени, музыка вступала в свои права. Сочинѐнный Семѐном Скурковичем концерт для фортепиано с оркестром был с успехом исполнен в Московском Доме учѐных в 1977 году пианисткой Л. Казанской и оркестром под управлением Л. Грина. Бурные аплодисменты,нескрываемое удивление и похвальные слова о музыке были очень приятны автору. Известный учѐный, доктор наук да ещѐ композитор!
Улыбаясь, Семѐн Владимирович вспоминает, что секретарь Союза композиторов Тихон Хренников лично распорядился ежегодно выделять С. В. Скурковичу путѐвку в Дом творчества композиторов "Руза", расположенный в одном из самых живописных уголков Подмосковья.
- Семѐн Владимирович, - возвращаю его к разговору о дальнейших иммунологических исследованиях. - Насколько мне известно, кроме успешной борьбы со стафилококками, у вас есть ещѐ немало достижений, которыми можно гордиться. При этом многие исследования начались ещѐ в Москве и были успешно продолжены в США.
- Невидимых врагов у живого организма великое множество, и приходится удивляться не только изощрѐнному коварству агрессоров, но и изумительной стойкости и находчивости иммунной системы, спасающей жизнь. Но иммунитет, увы, начинает работать с задержкой во времени, которая может оказаться губительной для организма. Как помочь иммунной системе? Этот вопрос не оставлял меня всю жизнь. Со стафилококками более или менее понятно, а что делать с армией вирусов, атакующих организм и вызывающих целый ряд серьѐзных заболеваний?
В первом приближении ситуация обстоит следующим образом. Вирусы устроены так, что могут размножаться только внутри живых клеток. Клетки после попадания в них вирусов начинают вырабатывать интерфероны - вещества с антивирусной активностью. Поражѐнные вирусом клетки могут погибнуть, но произведѐнные ими интерфероны, попавшие в организм, защищают здоровые клетки от проникновения вирусов.
Поначалу препарат, который так и назывался- интерферон, успешно применяли для лечения вирусного гриппа. Вместе с тем, после вирусных инфекций часто возникало много тяжѐлых и порой необратимых осложнений. Всемизвестно, что не так страшен грипп, как осложнения после него. Почему они возникают?
Профессор Скуркович высказал гипотезу, что интерфероны могут быть наработаны с избытком, и, оставаясь в организме в большом количестве, они могут привести к таким страшным последствиям, как аутоиммунные заболевания, например, ревматоидный артрит. Если это так, то необходимо избыточный интерферон из организма удалить. И в лаборатории Скурковича по тому же принципу, по которому делались антистафилококковые препараты, изготовили препарат, содержащий противоинтерфероновые антитела.
Первое испытание нового препарата проводилось на шестнадцати тяжѐлых больных, страдающих ревматоидным артритом, который сопровождался невыносимыми болями в распухших суставах и их деформацией. В течение пяти дней больным дважды в день делались инъекции. Результат не вызывал сомнений. Весь персонал больницы сбежался посмотреть на вчерашних инвалидов, которые избавились от мук и радовались чуду. А Семѐн Владимирович не мог скрыть душевной радости и от того, что видел счастливые лица излеченных людей, и от того, что его гипотеза оказалась верной.
Статьи проф. Скурковича и его сотрудников печатаются в самых авторитетных зарубежных научных журналах: "Immunology" в Англии,"Ann. Allergy" и "Nature" в США, в Трудах знаменитого Института им. Л. Пастера во Франции. Особо выделим журнал "Nature", в котором публиковали свои работы Нобелевские лауреаты прежде, чем им присуждалась эта престижная премия. Дважды Семѐн Владимирович удостоился чести быть опубликованным в "Nature", что подтверждает высокий мировой уровень достижений лаборатории и еѐ руководителя.
Профессор Скуркович непрерывно генерирует новые идеи. Активная исследовательская работа не прекращается ни на один день. В его лаборатории по тому же принципу, по которому делались антиинтерфероновые препараты, изготавливают другие антицитокиновые лечебные средства.
При слове "антицитокиновые" мне снова приходится признаться в собственной безграмотности и просить Семѐна Владимировича пояснить, что это такое.
- Интерферон, о котором мы говорили, это один из многих известных к настоящему времени цитокинов – биологически активных белков, с помощью которых разнообразные клетки иммунной системы могут обмениваться друг с другом информацией и согласовывать свои действия.
- Тут нет преувеличения? Ведь обмен информацией - свойство разумных существ.
- Никакого преувеличения. Цитокиновая среда ещѐ мало изучена, но уже ясно, что в ней взаимодействуют часто меняющиеся сложные сигналы. Их действия вызывают изумление. Цитокины объединяют в своих реакциях иммунную, эндокринную и нервную системы. Всякий биологический отклик организма связан с цитокинами. Нормальная работа цитокинов определяет нормальное функционирование всего организма. Любые сбои в работе цитокинов, недостаток их или перепроизводство, приводят к болезням, в первую очередь, к аутоиммунным заболеваниям, причина которых долгое время оставалась неясной, и лечение практически отсутствовало.
Предположение, что дело в нарушении синтеза цитокинов, впервые в мире было высказано Скурковичем. Это предположение нашло блестящее подтверждение и принесло Семѐну Владимировичу очередное международное признание. Он стал пионером в лечении, названном антицитокинотерапией, которое сегодня широко используется во всѐм мире. Не так просто произнести это длинное слово – антицитокинотерапия, но это для непосвящѐнных. Семѐн Владимирович произносит его с гордостью человека, совершившего открытие.
Зарубежные коллеги проявляют огромный интерес к работам уже ставшего всемирно известным профессора. В составе делегаций они посещают его лабораторию. Его приглашают с визитом в институты и центры для обмена опытом и с докладами на медицинские конференции. В страны Варшавского блока ещѐ куда ни шло, но в капиталистические?! Попрежнему беспартийный, всѐ с тем же "пятым пунктом", да ещѐ персонально, а не в составе делегации.
В 1969 году профессору Скурковичу удалось не без поддержки высокопоставленного чиновника получить разрешение на участие в конференции в США с докладом о новом подходе к лечению лейкозов. Американские коллеги приняли его по высшему разряду. Его доклад был выслушан с огромным вниманием и удостоился аплодисментов. Он посетил клиники и лаборатории, увидел уникальное оборудование, которое ему и не снилось, услышал о больших деньгах, вкладываемых в медицину. Семѐн Владимирович и раньше слышал об этом, но совсем иное увидеть собственными глазами. Всѐ это трудно было сравнивать с состоянием медицины и уровнем жизни медицинских работников в СССР.
В Национальном Институте Здоровья (NIH) США Скурковичу предложили в любое удобное время приехать на более длительный срок, чтобы совместно поработать. Вежливо поблагодарив за приглашение, Семѐн Владимирович сказал, что это не так просто, хотя прекрасно понимал, что это попросту невозможно. До момента, когда он снова окажется в Национальном Институте Здоровья, пройдѐт десять лет.
Семѐн Владимирович рассказывает, что не ощущал на себе антисемитизма, и условия работы были у него по советским меркам замечательные. Его не тронули в годы разгула борьбы с "безродными космополитами", когда евреи в массовом порядке изгонялись с руководящих должностей. Не коснулось его лично и пресловутое "дело врачей". Московский горисполком выделил его семье прекрасную квартиру. В своей "раковине" он чувствовал себя вполне комфортно. Но всѐ, что происходило с другими, было у него на глазах. И как можно быть уверенным, что в следующий раз это не коснѐтся тебя и твоих детей... Однако не это, признаѐтся Семѐн Владимирович, было главной мотивацией для отъезда за рубеж. Он прежде всего учѐный, и возможности, которые ему виделись в США, притягивали с неимоверной силой.
В 1979 году, когда люди сидели в отказе по многу лет, когда ОВИРы цинично издевались над желающими уехать, семье профессора Скурковича удалось сравнительно легко выехать в Штаты. Отпускать или не отпускать - решали только "компетентные органы", и один из больших генералов, благодарный Скурковичу за спасение дочери, помог решить вопрос.
Семѐн Владимирович Скуркович эмигрирует с семьѐй в США, где его уже ждѐт место в Национальном Институте Здоровья. Почти сразу он получает грант от Американского онкологического центра для развития своих идей по лечению онкологических заболеваний. Ему всего 57, и он полон энтузиазма и новых идей по лечению иммунных заболеваний, связанных с нарушением синтеза цитокинов. Это, по предположению профессора Скурковича, и аутизм, и рассеянный склероз, и псориаз... остановим перечисление страшных людских недугов. Все эти заболевания, как показали последующие исследования, связаны с перепроизводством в организме различного типа цитокинов, говоря по-научному, с гиперпродуцированием цитокинов.
...Но вернемся на некоторое время назад, в советский период жизни профессора. Его работы по созданию антицитокинов, как уже было сказано, явились революционными. Он впервые выявил воспалительные цитокины, которые участвуют в формировании воспалений в самых разных местах человеческого организмапри ряде заболеваний, и предложил их удалять. Клинические исследования показали высокую эффективность антицитокинов в борьбе с воспалениями.
Упомянем о длившемся тридцать лет эксперименте, который начался ещѐ в России, в Институте онкологии, и был продолжен в Америке. Лечению вакциной, созданной Скурковичем, подвергались 54 ребѐнка с острым лейкозом, для которых скорый летальный исход не вызывал сомнений. Выжили и благополучно росли восемь детей. Казалось бы, не так много, чуть больше 15%, но это при стапроцентной смертности, которая была прежде. Успех несомненный. Результаты эксперимента были доложены на Всемирном онкологическом конгрессе и получили восторженные отзывы.
В лаборатории С. В. Скурковича совместно с НИИ вакцин и сывороток им. Мечникова были созданы так называемые эшерихиозные вакцины (эшерихиа коли – кишечная палочка) против четырѐх типов антигенов кишечной палочки. Однако в патенте на это изобретение учѐным было отказано. Почему?
- Рецензент дал отрицательный отзыв. Оказалось, что у него какие-то личные счѐты с Институтом им. Мечникова. Конечно, можно было бороться, но не хотелось на это тратить время, да и смысла большого не было. Одним патентом больше, одним меньше - какое это имело значение. Гораздо важнее и интереснее было проверить лечебную эффективность нового средства.
Семѐн Владимирович вспоминает очень рискованный эпизод, когда в крупной детской больнице им. Морозова заболела трѐхлетняя девочка. У неѐ был менингит, вызванный кишечной палочкой. Она умирала. Надежд на спасение не было, и доктор Скуркович предложил ввести в спинномозговой канал иммунную сыворотку против эшерихиозной бактерии. Сначала была тяжѐлая реакция ребѐнка и волнение врачей, но постепенно наступало улучшение, и через несколько дней девочка была практически здорова. Еѐ мать плакала от счастья. Семѐн Владимирович вспоминает большущий торт, который она принесла с искренней благодарностью за спасение своего ребѐнка.
Рисковать Семѐну Владимировичу приходилось не раз. На согласования не было времени, и он часто брал решения на себя. За это в Институте его прозвали "партизаном".
В 1984 году коллективу учѐных за создание и внедрение антистафилококковых препаратов была присуждена Государственная премия СССР. Каково же было удивление Семѐна Скурковича, когда его, автора и руководителя работы, не оказалось в списках награждѐнных.
- Мне, - говорит Семѐн Владимирович, - не очень были нужны медаль и денежное вознаграждение. Сами понимаете, в Америке я зарабатывал гораздо больше, чем все мои бывшие коллеги, вместе взятые. Но где справедливость?
И он пишет письмо в Министерство здравоохранения, которое представило работу к награде. Приведу цитату из ответного письма Минздрава:
"...Возможно, переезд в США и смена гражданства привели к тому, что Вы не попали в число лауреатов премии 1984 г. Несмотря на это, Вы учѐный с мировым именем. Ваши заслуги как автора антистафилококковых препаратов и работ по антицитокинам общепризнаны..."
Хорошо, что хоть признают заслуги, но до сих пор Семѐн Владимирович не может простить обиду и клеймит российских бюрократов и чинуш.
В Штатах от него потребовалось не меньше сил и настойчивости для преодоления бюрократических барьеров, чем в Союзе. Но теперь у него появились совсем другие возможности, определяемые частной инициативой.
Семѐн Владимирович вспоминает разговор со знаменитым изобретателем вакцины от полиомиелита, доктором Джонасом Солком вскоре после эмиграции.
- Доктор Солк хорошо знал мои работы и дал им высокую оценку, но при этом добавил: "Америка не такая хорошая, как вы думаете. Для того, чтобы реализовать ваши патенты, вы должны найти честного и богатого инвестора".
Одна компания выделила 40 млн. долларов на получение антистафилококковых иммунных препаратов. Однако отказ строго следовать патенту, на чѐм настаивал Семѐн Владимирович, привѐл к тому, что работа потерпела неудачу, и он был бессилен что-либо изменить. Прошло немало времени, пока антистафилококковые иммунные препараты, предложенные С. В. Скурковичем, начали широко использовать во многих странах мира, включая Россию.
Наученный горьким опытом, Семѐн Владимирович решил организовать собственное дело. Поначалу всѐ складывалось отлично.Ему помог адвокат, мистер Браун. Оформляя очередной патент профессора Скурковича, он сказал ему, что его идеи могут принести большие деньги, и они договорились создать компанию. Арендовали помещение, купили необходимое оборудование, пригласили в Совет директоров инвесторов и даже приобрели на ферме коз и овец, необходимых для получения препаратов. Так появилась компания Advanced Biotherapy Concepts во главе с президентом Семѐном Скурковичем.
Планы были грандиозные - со временем превратить компанию в мощную международную корпорацию, включающую клиники и фармацевтические предприятия. Однако Семѐн Владимирович не мог представить, в какую конкурентную борьбу он вступает.
Бизнес-история проф. Семѐна Скурковича и грустная и понятная. В Советском Союзе, приспособившись к советской бюрократии, Семѐн Скуркович страдал от невозможности развернуться в полную силу, от необходимости согласовывать всѐ и вся, выпрашивать штаты и деньги, обосновывать покупку нужной зарубежной аппаратуры. В Америке он надеялся уйти от этих проблем, и ушѐл. Но возникли другие.
- Теперь я вижу, каким я был наивным, - говорит Семѐн Владимирович. – Помните, что сказал Ян Гус, когда в Праге его сжигали на костре, про старушку, которая подбрасывала хворост? Святая простота!
Итак, есть фирма, есть авторитетные люди, сулящие успех. Нашлись бизнесмены, ничего не понимающие в медицине, но имеющие деньги и нюх на то, как их можно умножать. Были выпущены акции фирмы, часть которых досталась Скурковичу. По договору все патенты теперь принадлежали не автору, а фирме. Но разве это важно для учѐного? Главное, чтобы как можно быстрее провести клинические исследования и сделать препараты доступными для больных.
Семѐн Владимирович работал как одержимый. Он был счастлив, но счастье, к сожалению, было недолгим. На определѐнном этапе денег стало не хватать. Профессору Скурковичу, владевшему большим пакетом акций, было предложено их продать. Кто бы опять думал о последствиях? Чтобы получить деньги и продолжить исследования, Семѐн Владимирович продаѐт свои акции. Обидно, больно, но и с этим Семѐн Владимирович готов был смириться. Лишь бы препараты скорее дошли до больных. У него же с детства, как вы помните, "одна, но пламенная страсть" - излечить человечество от тяжѐлых недугов. И тут Семѐна Владимировича ждало такое разочарование, что он до сих пор не может об этом спокойно говорить.
Мы наслышаны о том, что частная инициатива способствует быстрому научно-техническому прогрессу. Это истина, но только относительная. Когда вступает в силу закон больших денег, прогресс тормозится или даже останавливается. Ни для кого сегодня не секрет, что крупные нефтяные компании чинят серьѐзные препятствия развитию альтернативных средств, исключающих нефтепродукты. Они покупают большое количество патентов и кладут их под сукно, делая невозможным дальнейшее развитие. Похожая ситуация имеет место в медицине. Идеи проф. Скурковича, раскрывающие глубинную роль иммунной системы в возникновении различных патологий и предлагающие абсолютно новый подход к излечению ряда болезней, неминуемо приводят к революционным изменениям в фармакологии. Но это совсем не нужно фармакологическим гигантам. Они зарабатывают столько на продаже лекарств, что начинает действовать закон больших денег.
Семѐн Владимирович горяч в оценках, он называет преступниками владельцев его патентов, но, увы, они действуют по правилам. Можно сколько угодно возмущаться, что это аморально. Можно взывать к любви, к человеколюбию. Тщетно. Закон Больших Денег.
Напоминаю разгорячившемуся Семѐну Владимировичу известные слова Эрнста Неизвестного: "Рая на земле нет. Но, если выбирать лучший из адов, то это Америка".
- Лучший из адов, худший из раев - можно сколько угодно жонглировать словами. Кстати, в русском языке и ад и рай, по-моему, не имеют множественного числа. Назовите, как хотите, но чѐрное всегда чѐрное, а белое - белое. Положить под сукно мои патенты - это преступление, и никаких оправданий и утешений тут быть не может.
В распоряжении компании, которая больше не принадлежала Семѐну Скурковичу, оказались патенты на препараты для лечения диабета первого типа, псориаза, рассеянного склероза, для остановки отторжения трансплантантов и некоторые другие. Профессор Скуркович был автором, научным руководителем, главной движущей силой, но в бизнесе у него не было никаких прав. С горечью Семѐн Владимирович говорит:
- Больше всего я переживаю за больных детей, которые страдают от диабета первого типа. В Америке 1.5 миллиона таких детей, которые должны вводить инсулин по 7-8 раз в день. Этот тип диабета так и называется - "детский диабет". Я знал, как помочь этим детям, и не мог использовать для этого свои патенты. Человек, владеющий акциями компании, делал вид, что пытается реализовать патенты, но это было не больше, чем желанием на какое-то время меня успокоить. Поняв это, я попросил его перепродать мне мои патенты, которые он купил за бесценок, но он запросил такую крупную сумму, что я онемел. У меня и близко не было таких денег.Я не могу сказать, что я бедный человек, но из богатого человека, которым некоторое времябыл, я превратился в человека, у которого нет денег даже на то, чтобы симфонический оркестр и хор исполнили мой "Холокост".
Прежде, чем рассказать о "Холокосте", необходимо вернуться к музыкальной стороне жизни Семѐна Владимировича. Даже став знаменитым учѐным-иммунологом, он продолжал не только самозабвенно слушать классическую музыку, но и сочинять свою собственную. Его музыкальная эрудиция поражает. Он не только знает всю классику, но и на слух может определить, какой дирижер управляет оркестром.
В Штатах ему повезло встретиться с великим скрипачом Исааком Штерном. Они говорили между собой по-русски, хотя Штерн эмигрировал с родителями в младенческом возрасте в начале двадцатых годов минувшего века. Семѐн был всего на два года младше, и они быстро перешли на "ты". Семѐну запомнилась шутка Штерна по поводу культурного обмена между Штатами и Союзом: они нам посылают своих музыкантов из Одессы, мы им посылаем своих музыкантов из Одессы. Семѐн дал послушать фрагменты магнитофонной записи своего концерта для фортепьяно с оркестром.
- Замечательно, - похвалил скрипач. - А для скрипки ничего нет?
Из музыкальных сочинений, написанных Семѐном Скурковичем, больше всего ему удалась, как он считает, симфоническая поэма в четырѐх частях для двух голосов, хора и оркестра, посвящѐнная Холокосту. Видевший лагеря смерти собственными глазами, он не мог забыть немыслимое зверство человекоподобных. Люди должны помнить об этом. Его музыка о любви двоих, обречѐнных на смерть и бессмертных.
С этой симфонической поэмой как раз и связано наше знакомство с Семѐном Владимировичем, перешедшее, к большой моей радости, в дружбу. Он увидел и услышал меня в литературной передаче русского телевизионного канала RTN с ведущим Ильѐй Граковским. Ему понравились мои стихи, и он спросил, не соглашусь ли я написать строчки к его музыке, посвящѐнной Холокосту. Я ещѐ представления не имел, кто такой Семѐн Скуркович и что за музыку он написал, но согласился попробовать, и Семѐн Владимирович прислал мне ноты.
Мои друзья-музыканты нашли музыку оригинальной и интересной, а мне она просто понравилась. И я начал сочинять слова, которые, в моѐм понимании, музыке соответствовали.
Для общего представления о том, что получилось, приведу небольшие фрагменты. Хор начинает со строк:
Судьба на муки обрекла Народ.
В небеса руки он простѐр.
Где Ты, Бог? Разве Ты не видишь нас?
Стоны наши услышь...
В небеса руки он простѐр.
Где Ты, Бог? Разве Ты не видишь нас?
Стоны наши услышь...
Затем вступают сопрано и тенор, она и он, которые успели полюбить друг друга, но не судьба была им стоять под хупой. Они в одном фашистском лагере, но женские и мужские бараки разделены, и нет возможности им видеть друг друга. Они поют о любви, о трагедии, выпавшей на их долю, о том, что вместе они смогут быть разве что после смерти.
Продолжает хор:
Продолжает хор:
Где ты, Ха-Шем?
Видишь ли ты этих двоих?
Метры пути не одолеть,
Вмиг разорвут псы.
Ближе до звѐзд этим двоим,
Ближе до неба.
Там обретут вечный покой,
Будут сиять рядом.
Видишь ли ты этих двоих?
Метры пути не одолеть,
Вмиг разорвут псы.
Ближе до звѐзд этим двоим,
Ближе до неба.
Там обретут вечный покой,
Будут сиять рядом.
И тенор и сопрано вторят друг другу:
Свадьбу сыграть не судьба на Земле.
Будет хупою нам звѐздное небо.
Будет хупою нам звѐздное небо.
В заключительной части хор поѐт, обращаясь к Богу:
На смерть, на муки Ты обрѐк Народ.
Как палач, смаху бьѐшь кнутом.
Наказать жѐстко Ты задумал нас.
Слышишь стоны?
Прости.
Не можем мы целовать, Господь,
Кнут, которым бьѐшь...
Как палач, смаху бьѐшь кнутом.
Наказать жѐстко Ты задумал нас.
Слышишь стоны?
Прости.
Не можем мы целовать, Господь,
Кнут, которым бьѐшь...
Симфоническая поэма символично заканчивается несколькими тактами израильского гимна "Хатиква" ("Надежда"). Мы были, есть и будем. Народ вечен.
Семѐн Владимирович мечтает, чтобы его поэма была исполнена большим симфоническим оркестром и многоголосым хором. Для этого нужны немалые деньги. Он пытается найти поддержку в еврейских общественных организациях, пишет письмас просьбой помочь выдающимся людям: Стивену Спилбергу, Барбре Стрейзанд, Эли Визелю, Нобелевскому лауреату, пережившему Холокост. Ему кажется, что еврейская кровь этих знаменитостей вызовет их интерес к его "Холокосту", и они поспешат прийти на помощь.Но в ответ молчание или вежливые холодные отписки.
Сегодня, когда я пишу о нѐм, Семѐн Владимирович продолжает остро переживать свою неудачу в бизнесе, но не потому, что не заработал больших денег, а потому, что не смог и до сих пор не может помочь тяжело больным людям, страдающим от практически неизлечимых болезней. Есть выдающиеся научные результаты, есть международное признание коллег, но разве всѐ это сравнимо с благодарными и счастливыми глазами излеченных людей. Видеть эти глаза было самой большой радостью в жизни Семѐна Владимировича Скурковича.
Ему идѐт 93-й год, но он продолжает изумлять своей творческой активностью.В последнее время им получены два патента на замену гемодиализа, производимого машиной, на инъекцию антител, которую может делать сам больной. Не надо быть специалистом, чтобы понять, как это жизненно важно для больных, у которых отказывают почки. Только в Штатах семьсот тысяч таких людей, и инъекции антител могут кардинально изменить их жизнь и значительно снизить смертность от этого тяжѐлой болезни.
Как всякой творческой личности, Семѐну Владимировичу свойственно здоровое честолюбие, и он уверен, что благодарное человечество со временем оценит по достоинству его вклад в борьбу с тяжелейшими заболеваниями. Он сделал всѐ, что мог. Он продолжает делать всѐ, что может. Ему есть чем отчитаться перед Богом и перед людьми.
Что ещѐ можно к этому добавить? Признание коллег он ощутил в полной мере. Журналистских славословий тоже было достаточно. Многочисленные благодарности излеченных от тяжѐлых недугов людей делали его счастливым. За достижения в иммунологии он получил диплом "Great Mind of the 21-st Century". С девяностолетием его поздравила президентская чета Соединѐнных Штатов. Но на то он и Гаон, чтобы не только радоваться своим достижениям, но и переживать от того, что многие из них до сих пор не начали работать на благо человечества.
Семѐн Владимирович мечтает, чтобы его поэма была исполнена большим симфоническим оркестром и многоголосым хором. Для этого нужны немалые деньги. Он пытается найти поддержку в еврейских общественных организациях, пишет письмас просьбой помочь выдающимся людям: Стивену Спилбергу, Барбре Стрейзанд, Эли Визелю, Нобелевскому лауреату, пережившему Холокост. Ему кажется, что еврейская кровь этих знаменитостей вызовет их интерес к его "Холокосту", и они поспешат прийти на помощь.Но в ответ молчание или вежливые холодные отписки.
Сегодня, когда я пишу о нѐм, Семѐн Владимирович продолжает остро переживать свою неудачу в бизнесе, но не потому, что не заработал больших денег, а потому, что не смог и до сих пор не может помочь тяжело больным людям, страдающим от практически неизлечимых болезней. Есть выдающиеся научные результаты, есть международное признание коллег, но разве всѐ это сравнимо с благодарными и счастливыми глазами излеченных людей. Видеть эти глаза было самой большой радостью в жизни Семѐна Владимировича Скурковича.
Ему идѐт 93-й год, но он продолжает изумлять своей творческой активностью.В последнее время им получены два патента на замену гемодиализа, производимого машиной, на инъекцию антител, которую может делать сам больной. Не надо быть специалистом, чтобы понять, как это жизненно важно для больных, у которых отказывают почки. Только в Штатах семьсот тысяч таких людей, и инъекции антител могут кардинально изменить их жизнь и значительно снизить смертность от этого тяжѐлой болезни.
Как всякой творческой личности, Семѐну Владимировичу свойственно здоровое честолюбие, и он уверен, что благодарное человечество со временем оценит по достоинству его вклад в борьбу с тяжелейшими заболеваниями. Он сделал всѐ, что мог. Он продолжает делать всѐ, что может. Ему есть чем отчитаться перед Богом и перед людьми.
Что ещѐ можно к этому добавить? Признание коллег он ощутил в полной мере. Журналистских славословий тоже было достаточно. Многочисленные благодарности излеченных от тяжѐлых недугов людей делали его счастливым. За достижения в иммунологии он получил диплом "Great Mind of the 21-st Century". С девяностолетием его поздравила президентская чета Соединѐнных Штатов. Но на то он и Гаон, чтобы не только радоваться своим достижениям, но и переживать от того, что многие из них до сих пор не начали работать на благо человечества.
Юрий Солодкин родился в Новосибирске. Доктор наук, профессор. В США работает по специальности. Многие годы его любимое занятие - задавать интересные вопросы и искать интересные ответы, умещая и то, и другое в четыре поэтические строки. Выпустил несколько книг таких миниатюр, включая ― “Библейские поэмы” - на бессмертные сюжеты Ветхого Завета.
Постоянный автор журнала ― “Время и место”.
Постоянный автор журнала ― “Время и место”.