Сагидаш Зулкарнаева
ВЫПИВ НОЧЬ ИЗ СИНЕЙ ЧАШКИ
* * *
Я горькою судьбой обожжена,
Мне так нужны большие перемены...
На все взыванья к Богу — тишина,
И ангелы мои глухи и немы.
А час придет — не все заплачут вслед,
Бываю я, как сад, все время разной:
Кому6то заслоняю белый свет,
Кого6то в будни радую, как праздник.
И так живу, без злости и обид,
Люблю людей на свадьбе и на тризне.
А то, что Бог со мной не говорит...
Поговорит, быть может, после жизни.
Мне так нужны большие перемены...
На все взыванья к Богу — тишина,
И ангелы мои глухи и немы.
А час придет — не все заплачут вслед,
Бываю я, как сад, все время разной:
Кому6то заслоняю белый свет,
Кого6то в будни радую, как праздник.
И так живу, без злости и обид,
Люблю людей на свадьбе и на тризне.
А то, что Бог со мной не говорит...
Поговорит, быть может, после жизни.
* * *
У бабы Мани все как встарь:
На кухне — книжкой календарь,
Портрет с прищуром Ильича
И борщ краснее кумача.
А во дворе кричит петух,
Слетает с неба белый пух.
Старушка хлеб в печи печет,
И время мимо нас течет.
На кухне — книжкой календарь,
Портрет с прищуром Ильича
И борщ краснее кумача.
А во дворе кричит петух,
Слетает с неба белый пух.
Старушка хлеб в печи печет,
И время мимо нас течет.
* * *
Я оденусь в шелк июля,
Не зови меня — ушла.
Пусть молва летит, как пуля,
Зависть жалит, как пчела.
Не зови меня — ушла.
Пусть молва летит, как пуля,
Зависть жалит, как пчела.
* * *
Над ручьем и над канавой,
Где скопился сельский сор,
Напрямик шагну я с правой,
Всем врагам наперекор,
Улыбнусь песочным сотам
Муравьиного вождя
И не стану старым зонтом
Заслоняться от дождя.
Прощевай, моя избушка,
Прощевай, моя земля...
Я свободна, как лягушка
В черном клюве журавля.
Где скопился сельский сор,
Напрямик шагну я с правой,
Всем врагам наперекор,
Улыбнусь песочным сотам
Муравьиного вождя
И не стану старым зонтом
Заслоняться от дождя.
Прощевай, моя избушка,
Прощевай, моя земля...
Я свободна, как лягушка
В черном клюве журавля.
* * *
Как в черной речке нету дна,
Так и в тебе мне нет опоры.
Ты от меня уедешь скоро,
И я останусь вновь одна.
Не оглянувшись, ты назад
Уйдешь, а я поставлю точку.
И поцелую тихо дочку
В твои прекрасные глаза.
Так и в тебе мне нет опоры.
Ты от меня уедешь скоро,
И я останусь вновь одна.
Не оглянувшись, ты назад
Уйдешь, а я поставлю точку.
И поцелую тихо дочку
В твои прекрасные глаза.
* * *
Смотрите6ка, небо пробито —
Упало на крыши и лес.
И черпают люди в корыто
Несметные звезды небес.
Лукавые бесы лакают
Луны просочившийся свет,
Один лишь прореху латает —
Непризнанный небом поэт.
Упало на крыши и лес.
И черпают люди в корыто
Несметные звезды небес.
Лукавые бесы лакают
Луны просочившийся свет,
Один лишь прореху латает —
Непризнанный небом поэт.
* * *
Выпив ночь из синей чашки, жду, когда нальют рассвет.
Тень в смирительной рубашке мой обкрадывает след.
Обернувшись теплым пледом, обойду притихший сад.
Пахнет горько бабье лето неизбежностью утрат.
Звезды светят маяками. Может, в небо, за буйки,
Где цветные сны руками ловят божьи рыбаки?
И по лунам, как по рунам, выйти в космос напрямик.
По дороге самой трудной, где полет — последний миг...
Только в доме спит ребенок. Захожу, скрипят полы.
Не скрипите: сон так тонок! В степь пойду, сорву полынь,
И травою горькой, дикой окурю себя и дом:
Блажь полета, уходи6ка! Полечу потом, потом...
Тень в смирительной рубашке мой обкрадывает след.
Обернувшись теплым пледом, обойду притихший сад.
Пахнет горько бабье лето неизбежностью утрат.
Звезды светят маяками. Может, в небо, за буйки,
Где цветные сны руками ловят божьи рыбаки?
И по лунам, как по рунам, выйти в космос напрямик.
По дороге самой трудной, где полет — последний миг...
Только в доме спит ребенок. Захожу, скрипят полы.
Не скрипите: сон так тонок! В степь пойду, сорву полынь,
И травою горькой, дикой окурю себя и дом:
Блажь полета, уходи6ка! Полечу потом, потом...
* * *
Все в мире тленно. Все уйдем туда.
Кто раньше, кто потом — никто не вечен.
Осядет муть, и смоет след вода,
Путь у людей так скор и быстротечен.
И все, что было, унесется вдаль,
Другие вслед придут, и будет снова
Поступков и страстей вариться сталь,
И круг вертеться, и рождаться слово.
Кто раньше, кто потом — никто не вечен.
Осядет муть, и смоет след вода,
Путь у людей так скор и быстротечен.
И все, что было, унесется вдаль,
Другие вслед придут, и будет снова
Поступков и страстей вариться сталь,
И круг вертеться, и рождаться слово.
* * *
Сегодня, завтра, через месяц,
Когда6нибудь, как стает снег.
Сорвусь по черным нотам лестниц,
Чтоб вновь упасть в двадцатый век.
Открою дверь, закрою снова,
Скелет увидев от страны.
Вернусь и сдам ключи былого,
С осадком собственной вины.
И что теперь кричать без толку,
Ушла на дно моя страна.
Когда ее делили волки,
А я смотрела из окна.
Когда6нибудь, как стает снег.
Сорвусь по черным нотам лестниц,
Чтоб вновь упасть в двадцатый век.
Открою дверь, закрою снова,
Скелет увидев от страны.
Вернусь и сдам ключи былого,
С осадком собственной вины.
И что теперь кричать без толку,
Ушла на дно моя страна.
Когда ее делили волки,
А я смотрела из окна.
* * *
Так Богом на земле заведено —
Бить больше слабых, чтоб сильнее стали.
Держись и помни: легче пасть на дно,
Чем подниматься по ножам из стали.
Неси свой крест, храни любовь и дом,
Когда6нибудь ты станешь в ряд прощенных.
И в час беды не говори о том,
Что крест — не плюс, два минуса скрещенных.
Бить больше слабых, чтоб сильнее стали.
Держись и помни: легче пасть на дно,
Чем подниматься по ножам из стали.
Неси свой крест, храни любовь и дом,
Когда6нибудь ты станешь в ряд прощенных.
И в час беды не говори о том,
Что крест — не плюс, два минуса скрещенных.
* * *
Лес оделся в краски охры,
То и дело дождь идет.
За окошком ветер мокрый,
Словно бес в ночи поет.
И, нахохлившись уныло,
Спит ворона на ветле.
Сухолядою кобылой
Скачет осень по земле.
То и дело дождь идет.
За окошком ветер мокрый,
Словно бес в ночи поет.
И, нахохлившись уныло,
Спит ворона на ветле.
Сухолядою кобылой
Скачет осень по земле.
* * *
В родном краю милее облака,
И солнце ярче и теплей, чем где6то.
И нет светлее и святее света,
И нет целебней в мире родника.
Вот детства дом, у берега реки,
В нем помню все, до трещинки в пороге.
Глаза закрою — избы и дымки,
И до костей размытые дороги.
Но в этот край взволнованных степей,
Где облака наполнены, как чашки,
Зовет меня залетный воробей,
И лепестки несорванной ромашки.
И солнце ярче и теплей, чем где6то.
И нет светлее и святее света,
И нет целебней в мире родника.
Вот детства дом, у берега реки,
В нем помню все, до трещинки в пороге.
Глаза закрою — избы и дымки,
И до костей размытые дороги.
Но в этот край взволнованных степей,
Где облака наполнены, как чашки,
Зовет меня залетный воробей,
И лепестки несорванной ромашки.
* * *
Да, я баба — в халате, в галошах,
Обитаю средь голой глуши.
Не люби меня, слышишь, хороший,
Отпускаю — хоть пей, хоть греши.
Я похожа на ангела? Ново...
Это с виду, в душе я— не та.
Шар воздушный от шара земного
Отличает его пустота.
Не люби, не ходи понапрасну,
Я стихами и мраком дышу.
И не мерь мою шкуру — опасно.
Я сама эту жизнь доношу.
Обитаю средь голой глуши.
Не люби меня, слышишь, хороший,
Отпускаю — хоть пей, хоть греши.
Я похожа на ангела? Ново...
Это с виду, в душе я— не та.
Шар воздушный от шара земного
Отличает его пустота.
Не люби, не ходи понапрасну,
Я стихами и мраком дышу.
И не мерь мою шкуру — опасно.
Я сама эту жизнь доношу.
* * *
Обессилев, разбилась оземь,
Что ж ты плачешь, душа. Молчи!
Утону с головою в осень,
Пусть кричат надо мной грачи.
И, забыв о свободе, крыльях,
Заживу, как усердный крот.
Буду честно бороться с пылью,
И готовить варенье впрок.
Но однажды, в начале марта,
В час, когда оседает снег,
Подо мной не земля, а карта,
Вдруг предстанет в тревожном сне.
Ощутив вновь себя крылатой,
Разучусь по земле ходить.
Прежде чем улететь, над хатой
Буду долго еще кружить.
Что ж ты плачешь, душа. Молчи!
Утону с головою в осень,
Пусть кричат надо мной грачи.
И, забыв о свободе, крыльях,
Заживу, как усердный крот.
Буду честно бороться с пылью,
И готовить варенье впрок.
Но однажды, в начале марта,
В час, когда оседает снег,
Подо мной не земля, а карта,
Вдруг предстанет в тревожном сне.
Ощутив вновь себя крылатой,
Разучусь по земле ходить.
Прежде чем улететь, над хатой
Буду долго еще кружить.