В четвёртом номере примечательна подборка стихотворений Ирины Комар "Переменная облачность". Строгие и по форме, и по выражению поэтических образов эти цельные, можно даже сказать, автономные произведения более всего сильны щедрым, красочным и грамотным русским языком, что нынче уже является редкостью.
Вот каким изысканным может быть четверостишие, объясняющее название всей публикации:

Опыт талантливого человека изливается на бумагу тончайшими гранями, эмоционально подминая и лирику, и философию любви:

Большую роль в жизни Ирины Комар играет доверие, что вполне традиционно для разумных людей, судя по следующим строкам:

Преобладают в стихах яркие описания, призывы, где мудрость только отчасти приближает непреложную истину:

В целом, публикация Ирины Комар на страницах журнала явно удалась, подтверждает яркость и полноту литературной жизни на Дальнем Востоке, обещает новые встречи с талантливыми и непревзойдёнными авторами.

В четвёртом номере журнала достойна вдумчивого прочтения статья Елены Погорелой "Собранье пёстрых глав. О новых книгах Олеси Николаевой и Марии Галиной", как предложение к разговору о мировоззренческих проблемах в поэзии, литературе, и обществе и их влиянии на убеждения и поступки.
Два сборника, соответственно "Герой" и "Письма водяных девочек" стали точкой преткновения для подробного анализа возможностями интеллекта молодого критика. Обобщения, аналогии, доводы – всё выглядит вполне уместным и непротиворечивым.
Елена Погорелая заключает: "Николаевская манера отчётлива и узнаваема, однако цельность её новому сборнику обеспечивает не приём, а настойчивый поиск героя не только в себе, но и в каждом встреченном человеке. В отличие от целого ряда современных писателей и поэтов, Николаева не считает наше – текущее – время негероическим; наоборот, современность подбрасывает всевозможные ситуации для испытания человека на прочность. Всё зависит от внутреннего желания или готовности себя испытать".
Далее она подкрепляет суждения доступными логическими средствами: "ролевое изображение проще, нагляднее и не скрывает грозящего авторского жеста; подлинное сложнее, томительнее, здесь дистанция между автором и читателем пропадает, мы наконец-то оказываемся втянуты в смысловую воронку "Героя", где действуют не условные кинематографические "опера" и "скинхеды", а внутренние голоса, в декорациях узнаваемой повседневности заводящие вечные споры".
Лестны своей доказательностью оценки Погорелой: "Повседневность и современность у Николаевой убедительны не тогда, когда они вытряхнуты из поверхностных репортажей и обращены к "массам", а когда они чем-то подсвечены "из глубины". Библейской ли ассоциацией, литературной ли памятью... В этом случае репортаж превращается в притчу, и к Достоевскому, будто бы вторящему Николаевой, прислушиваешься всё-таки больше, чем к захлёбывающемуся шоумену из "Пусть говорят"
По словам молодого критика автор сборника Олеси Николаева: "Изобретает свою "стихопрозу", оттого-то она так внимательна к материалу, традиционно являющемуся не объектом рефлексии высокой поэзии, а предметом житейского обсуждения в женских журналах", и у поэта "инок не претендует на универсальность своей ситуации и беды – однако благодаря этой частности, сосредоточенности на конкретной судьбе и конкретных деталях стихотворение не становится очередной дидактической притчей, а представляет собой образец настоящей любовной поэзии, для современной литературы едва ли не уникальный.
Вообще, чем чище лирика, тем выше поэтическая нота у Николаевой. Её случай, как кажется, – именно тот, когда поэзия должна быть если не глуповата (как уже было сказано выше, ролевое начало поэзии Николаевой не всегда органично, – а не рефлектирующий, "глуповатый" герой неизбежно сегодня воспринимается ролевым), то, по крайней мере, избегать дидактичности, не договаривать всё до конца".
Интересен взгляд и на книгу Марии Галиной: "В "Письмах водяных девочек" позиция всеведущего автора очевидна настолько, что книга воспринимается чуть ли не как иллюстрация, наглядное изображение идеи апокалипсиса, в доступной графической форме передающее те приметы и факты, которые касаются исключительно существования после конца.
Сравнивая сборники, Елена Погорелая заключает: "Поэтическая модель Николаевой – если вернуться к сопоставлению этих двух сборников – всё-таки более жизнеспособна. Её стихи, очевидно заигрывающие с массовым вкусом (этакое "я – тишайшая, я – простая..."), никогда не заигрывают с теми глубинными смыслами, над которыми бьётся и трудится человеческая душа; мир в её лирике откликается человеку, а не рассекается (поэтическими) прозекторскими инструментами. Продираясь сквозь пестроту строк "Героя", отбрасывая неудачные тексты и морщась в ответ на фальшивые реплики, поданные "ролевыми" героями Николаевой, мы тем не менее восстанавливаем внутренний поэтический путь, лежащий в стороне от законов "сообщества" – и, таким образом, соответствующий внутреннему пути и поиску каждого человека, человека вообще. Перелистывая "Письма водяных девочек", невозможно отделаться от ощущения, что у этой книги – кроме читателя как человека вообще – есть ещё один адресат, некто устанавливающий правила для современной поэзии и неуклонно следящий за их выполнением.
И метафоричен вывод автора статьи, заставляющий глубоко задуматься о бренности нашего бытия: "можно попросту воспринимать христианство как воздух, в котором растворены некие насыщающие человека эмоциональные, вечные элементы. Точно так же можно воспринимать и культуру; однако для большинства тех, кто является одновременно адресатами галинской книги и непримиримыми противниками книг Николаевой, культура давно перестала быть воздухом, сделавшись своего рода элитарной гринкартой, проверенным пропуском в мир профильтрованных ценностей и цитатных идей"

Вполне способен заинтересовать читателя рассказ Сони Тучинской "Вечный пропуск" в августовском номере журнала. Перед нами красивая идиллия признания дочери в любви отцу. Невозможно абстрагироваться от того, что повествование идёт о еврейской семье. Но случай нетипичный. Глава семьи – представитель рабочего класса. Описаны жизненные испытания, из которых герой выходит с честью. И заслуженная пенсия одаривает так необходимой отдушиной в виде любимого хобби, преданности родных, понимания смысла бытия. Ведь вечный пропуск на родной завод – это право оставаться человеком, бороться за убеждения, не соглашаться с несправедливостями мира. И весь опыт, переданный дочери, будет также теперь многократно прожит, переоценён и подарит нужные плоды. Это жизнь, неизменно меняющаяся и выдвигающая новые требования. Но она зародилась именно для этого, укреплять дух в борьбе и, конечно, любить. Не за красоту, не за ум. Просто потому, что по-другому нельзя. В этой любви ты раскроешься, лучше поймёшь себя. Иначе бессмысленны все труды, страдания, радости, испытания. И читая подобные рассказы, всегда удивляешься, как непостижима мысль об обретении счастья и какой ценой люди добиваются нравственной высоты в отношениях с окружающими и, прежде всего, с самим собой.