Мечтая о путешествиях, об активном отдыхе, мы часто в поисках экзотики не замечаем ествественных драгоценностей у себя под боком. Хочу рассказать об одном из таких мест. Таганаем официально называется система средневысотных горных хребтов, расположенных в северной части Южного Урала, а точнее – примыкающих с севера к городу Златоусту (Челябинская область). Вокруг этих гор сложился уникальный природный комплекс,  который, как говорят специалисты, неординарно сочетает в себе европейские и сибирские черты. В 1991 году Таганай наконец-то решили признать национальным парком и памятником природы. Одна из важных особенностей этого места состоит, пожалуй, в том, что практически шаговая доступность для простых людей (а не только профессиональных путешественников) сочетается здесь с удивительными красотами, которые, быть может, не уступят никакому другому, даже самому отдалённому и заповедному, уголку мира. Выйдя в поход прямо из города Златоуста путник уже через каких-нибудь два часа ходьбы сможешь испить воды Белого ключа (высокогорный родник, с водой мягче талого снега) у подножья красивейшей Двуглавой сопки.
По деду с материнской стороны у меня уральские корни, поэтому нередко бываю у родни в Миассе, а город этот находится в часе езды от упомянутого Златоуста. Так что я не раз вступал от Златоустья на день или два в Таганайские тропы и скалы. За сутки можно спокойно добраться до самых популярных, самых высоких вершин Таганая – Откликной гребень (1155 м) и Круглица (1178 м) – и вернуться обратно.
Но меня всё время тянули не изведанные до сей поры места: я много слышал и читал про Дальний Таганай, где когда-то действовала метеостанция, и про впечатляющие скалы Ицыла. Тут уже двумя сутками никак не обойтись. Кроме того, всегда хотелось попробовать пойти не от Златоуста, а прямо из Миасса. И вот, этим летом я свой давний замысел осуществил.

Надо сказать, что у Таганая, помимо природно-туристических достоинств,  есть ещё и ореол мистико-эзотерический. Мне доводилось в разное время читать и слышать всякую всячину про эти места. Говорят, что где-то здесь скрываются чуть ли не Врата Заратустры – якобы древнеперсидский пророк нашёл на Таганае портал в иные измерения. Николай Рерих считал, что на горе Круглице – идеальная площадка для восприятия космической энергии, там, мол, один из сильнейших на земле фокусов Храма Света. Поэтому последователи Рериха почитают Таганай одним из трёх священнейших мест на Земле наряду с Алтаем и Гималаями. Стоит ли удивляться, что здесь видели и "снежного человека", и НЛО, и некие загадочные столпы света (то ли правда, то ли видения под действием природного газа, выделяемого здесь в немалом количестве из трещин в земной коре). По слухам бродит местными тропами и какая-то "киалимская бабушка" (Киалим – одна из рек, протекающих по национальному парку), которая то помогает, а то и вредит незадачливым путешественникам. И, наконец, совершенно достоверно известно, что в горах Таганая издавна находили себе прибежище и молельные места старообрядцы...

Как говорится, хотите верьте хотите нет, но нечто священное и таинственное эти горы, знаю по собственному опыту, невевают. И, кстати, мой нынешний поход почти в самом его начале ознаменовался своего рода чудесным случаем...
Как уже сказано, я решил пойти дальним и неизведанным для себя маршрутом – от Миасса. Точнее от населённого пункта на окраине Миасса под названием Северные печи. Дядька подбросил меня на жигулёнке до посёлка и провёз, сколько мог, по ухабам и лужам лесной грунтовки. Когда дальнейшее продвижение было небезопасно для автомобиля, меня высадили – дальше пешком с увесистым рюкзаком за плечами. Дорога была для меня совершенно новая, кроме того, в отличие от территории Национального парка (до  него нужно было ещё идти километров тридцать), здесь нет никаких указателей и путеводных меток. Зато у меня была карта. В какой-то момент, путь мне пересекла бегущая по камням речушка (скорее широкий ручей). Здесь явная грунтовка заканчивалась и уходила вправо через ручей в виде лесной тропы. "Наверное, мне туда", подумал я, "не может же моя дорога продолжаться прямо по речке... а больше троп нет". И пошагал по этой лесной полузаросшей двухколейке, где ноги местами путались в траве. Прошёл километра четыре (или три; внутренний шагомер с увесистым-то рюкзаком может и преувеличить) и вдруг обнаружил, что... карты нет (она у меня была прижата на груди под ремнём рюкзака). Шок. Идти дальше по незнакомой местности, где вьётся немало троп в разные стороны, – авантюрно и боязно. Возвращаться назад – крайне досадно. Во-первых, неизвестно, как далеко (я не помнил, когда последний раз смотрел карту, но уже давненько), во-вторых, столько сил уже потрачено на пройденный путь, столько пота пролито, и неизвестно, сколько ещё понадобится.
Иду, иду. Карты всё нет и нет. С каждым шагом всё грустнее и тревожнее. А если пропустил, не заметил? Наконец, узнаю ту поляну, где я пересекал речушку, прохожу чуть дальше... И вдруг вижу, что ручей не справа, как должно было быть, а слева! При этом вправо уходит грунтовая дорога, да такая явная и широкая, какой в этом месте ничуть не бывало!
Значит всё-таки я сошёл с моей дороги к Таганаю, а, возвращаясь за картой, в какой-то момент сбился и со своего собственного следа. Развилка, где я пересекал ручей, оказалась метрах в семидесяти. Я пошёл исследовать тот участок моей неверной тропы, который пропустил, разминувшись с собственным следом. И уже через пару десятков метров нашёл карту. Выходит, благодаря утере карты именно в этой конкретной точке моего пути, и благодаря даже тому, что я ошибся, идя по собственному следу, я не просто вернулся к тому месту, где свернул с нужной дороги, но и нашёл эту самую верную дорогу, которой совершенно не было видно из-за ручья. Разве не Провидением была уготована эта утеря карты, представляшаяся такой досадной и оказавшаяся столь полезной и даже спасительной?
Когда такое случается, трудно поверить, что ты оказался на этом пути, в этом походе просто так, чтобы прогуляться и полюбоваться горами. Эта земля, этот Древний Камень – Урал – как бы разговаривает с тобой. Таганай – одно из заветных мест на  Хребте мира, на Оси Земли, как называют Урал, где можно слышать, чувствовать, читать внутренним зрением его сакральные речи. И  ты пришёл сюда, чтобы найти себя, чтобы вспомнить то, чего, наверное, и не мог знать, но о чём нельзя забывать...
Это удивительное ощущение –  ты не один, тебя принимает, наблюдает за тобой и ведёт нечто сверхмощное и священное, для которого ты, тем не менее, почему-то небезразличен.
Второй раз мне повезло, когда я встретил молодого парня, проводника-экскурсовода, который, удивившись, что я иду один ("В наше время туристы-одиночки – редкость"), рассказал мне, как найти тропу на вершину Ицыла. Это позволило мне в тот же день на закате взобраться на  одну из знаменитых гор Таганая, где я раньше не бывал. Сам бы я не решился туда идти – перед темнотой, не зная точно пути.
Ицыл – тоже, по слухам, место не простое. На этой вершине, якобы, у многих отказывает техника, нередко появляются галлюцинации и происходят всякие иные странные вещи. Однако меня всё это миновало. И даже фотоаппарат не подвёл.
В буквальном переводе с башкирского название горы Ицыл означает что-то вроде вечный ветер. Гора эта, действительно, весьма продуваемая. Подножье её состоит из гигантского курумника – россыпей каменных кварцитов (к слову,   на Таганае есть состоящая из таких же глыб огромная каменная река, шириной в полкилометра). Вершина Ицыла напоминает остатки оборонительной стены с развалинами башен и зубцов. Выбрав скалу повыше и поудобнее, я прилёг затылком на камень – лицом к небу. Постепенно в облаках проявилось гигантское око с густой белой бровью. Опираясь на древний камень (уральские горы, возможно, самые древние на Земле после австралийских), я безмолвно обращался к небесам: просил помочь мне удержаться на моём пути, сохранить цельность, единение с провидением, обретённые ныне. И поплыли воспоминания об ощущениях от предыдущих походов, когда я также лежал спиной на камнях, обращённый к небу. "Лежу на древнем Камне Урала. Прижал к нему сердце. Солнце ярко светит.  Солнце входит в меня через камень, который вбирал солнечные лучи и  силы тысячи лет. Мы с камнем одной крови, и эта кровь – солнце!".
Особое ощущение, когда, преодолевая робость, пошатываясь от Вечного ветра, встаёшь в полный рост на узкой, отвесной во все стороны скале. Поэт писал: "Опасно встать с горами равным, имея душу не горы". Я почувствовал это, когда стоял на скале, а душа, которая, по известной поговорке, порой уходит в пятки, словно оказалась далеко внизу – у подножья. И тело тянуло вниз – к душе. Как не разбиться? "И потрясённый он сломился несоразмерною душой" – продолжает поэт. Я не хочу сломиться. Я хочу породниться. Точнее, пробудить в себе и вспомнить родство. "Земля, которая вечно тянется недрами к солнцу, дай и мне силы дорасти душой до своей вершины...". Вулканический огонь земли, застывший миллионы лет назад, духом всё ещё тянется к Солнцу – на свою огненную родину. Если поэзию можно уподобить течению реки (не по течению, не против течения, а само течение), то знаменитые таганайские каменные реки – застывшее Слово веков, Слово звёзд. Гора скатилась на землю – река, пролившаяся с неба, есть застывшая сакральная речь, отголоски которой всё ещё можно слышать внутренним слухом, письмена которой можно читать внутренним зреньем.
Через день я дошёл до Дальнего Таганая, где не один Вечный ветер, а целое Пастбище Ветров.
Описать все сокровища таганайского парка дело совершенно безнадёжное. Даже обо всех ощущениях и открытиях, сделанных мною в этот раз на Таганае, никак не поведаешь в пределах газетной полосы. Почти в каждой из основных точек моего путешествия я приобретал и практический опыт, и одновременно человековедческий.
Сейчас, спустя всего лишь месяц, то сокровенное ощущение, которое я так хотел сохранить, в связи с которым истово обращался и к небу, и к земле, уже почти вовсе ушло. Пытаюсь вспомнить, где, на какой развилке житья-бытья я разминулся сам с собой? А, может, я опять потерял что-то такое важное, в поисках чего провидение вернёт меня к заветной развилке. Тогда есть надежда – снова встретить себя и обрести верную тропу.