"Так много разговоров о грехах и так мало – о добродетелях", – ворчит священник в ирландском фильме "Голгофа". В нашей стране скоро счёт сравняется: спрос на православные книги привёл к их разнообразию, и то ли ещё будет. Речь не о молитвенниках и наставлениях, а об исповедальных рассказах из жизни батюшек и церковных прихожан, описаниях паломничеств, полных приключений и душевных открытий, немудрёных и понятных рассказах о святых и их месте в истории.
Популярностью такие книги обязаны успеху "Несвятых святых" архимандрита Тихона (о том, как всё набирало обороты, мы подробно рассказывали в № 26, 2013), книге, положившей начало "зелёной серии надежды" издательства Сретенского монастыря. Почти сразу там были изданы ещё три книги, а потом наступила тишина – в то время как конкуренты выпускали один сборник "рассказов о жизни с Богом" за другим.
После длительного перерыва вышла книга Александра Богатырёва "Ведро незабудок" – собрание рассказов режиссёра-документалиста, обладающего навыком человека кино находить типичных и в то же время уникальных героев и талантом писателя говорить о них легко и точно. Умение схватывать суть помогает Богатырёву в двух словах описывать даже такие глобальные явления, как, например, французская литература: "Ему стало тяжело часами рассказывать молодым людям о том, как легковесные похотливые шалопаи с берегов Сены соблазняли молоденьких девиц, умыкали чужих жён и с помощью обманутых мужей делали карьеру, предаваясь любовным утехам на фоне исторических катаклизмов". В книге есть смешные и грустные истории, как и в изданной вслед за ней "Сашиной философии" протоиерея Алексия Лисняка из Воронежской области.
У того, правда, веселее. (Вот, к слову, как ругается священник: "Дура! А ну пошла отсюда на Великую горку к Кузькиной бабушке!") "Сашина философия" – сборник коротких рассказов, объединённых общими героями: Семенычем, Сашей, отцом Георгием, учителем химии Иван Иванычем и самим рассказчиком (батюшкой). Часто повествование ведётся от первого лица, что придаёт историям некую, простите, дневниковую интимность.
Сюжетная православная литература оживилась с появлением монахини Евфимии и Надежды Смирновой. Писательницы и раньше печатались – в небольших издательствах, но только сейчас их книги выбрались из тесных церковных лавочек. В книге Смирновой "Я вернулась, Господи!" появляются её привычные герои – несчастные женщины и люди без определённого места жительства. В сборнике местами сентиментально, временами беспощадно говорится о любви и горести, надеждах и ошибках, о силе духа и унынии. Но если о Надежде Смирновой и раньше многие слышали, то проза монахини Евфимии – действительно открытие. Она пишет с большим вкусом: никаких стилистических погрешностей, длиннот и глупостей; более того, она постоянно экспериментирует с жанрами и выбором описываемых эпох. Последняя книга матушки Евфимии "Приключения врача" начинается двумя детективными повестями о расследованиях Нины Сергеевны. Вот, например, из текста "Он человек был": "Этих людей непременно нужно отыскать! Ведь на основании их рассказов Нина может написать о старце Николае даже не статью, а целую книгу. И станет знаменитой церковной писательницей… как Олеся Николаева, Юлия Вознесенская или Надежда Смирнова". Дальше есть повести о Древнем Риме и Древней Руси.
Главные герои этих историй – врачи, как и сама монахиня (она практикующий невролог). Совсем недавно интересный оборот приняла беседа на радио "Радонеж", куда была приглашена писательница: хотя речь шла о литературе, слушатели дозванивались в эфир, чтобы спросить монахиню-врача, почему глаз дёргается, руки трясутся. Матушка давала советы, называла лекарства и напоминала о молитве…
Есть здесь противоречие – как так, вроде книжки о взыскательном православии, а сюжет занятный, располагающий к праздному отдыху на диване. "Есть святоотеческая, богословская, апологетическая и прочая литература, но кому-то нужна и молочная пища по его неготовности к твёрдой", – замечает поэт и священник Константин Кравцов. Получается, появившаяся православно-светская литература – явление в высшей степени закономерное: в переходный постсоветский период она помогает вернуть православию дореволюционную вездесущность. "Задача художественной литературы – создать в душе человека такую атмосферу, чтобы она была готова встретиться с Богом, принять добро в свою жизнь", – сказал митрополит Климент, председатель Издательского Совета РПЦ, ещё в 2011 году на презентации книг Надежды Смирновой.
"Думаю, успех таких книг объясняется их психотерапевтическим эффектом, – предполагает писатель Дмитрий Данилов. – Они успокаивают, рассказывают о чём-то "добром и светлом", о "духовности", при этом не подталкивают ни к каким действиям, ни к какому изменению себя. Приятно читать о том, что где-то живут и совершают духовные подвиги святые люди. Старцы молятся за нас. Это успокаивает и примиряет с суровой действительностью". Константин Кравцов видит в этом опасность: "Всё это вроде сказки на ночь – благостной, благочестивой. Но мы живём в таком мире, где людей надо не усыплять, а будить, не сон золотой навевать, а наоборот. При том, что иногда нужна и сказка. Вот только где та грань, за которой правда незаметно переходит в подслащённую полуправду, а тем самым в ложь?.."
Большей работы ума требуют другие жанры. Например, архимандрит Савва, насельник мужского монастыря в белорусском городе Гомель, написал сборник эссе "Любовь и пустота". Темы для своих текстов, похожих на журнальные колонки, он берёт самые разные: от Апокалипсиса до "Властелина колец", от власти до любви. Будучи опытным оратором (архимандрит читает лекции и ведёт программу на телеканале "Союз"), он знает, когда рассказать житейскую историю, а когда – процитировать Священное Писание и сказать важные слова. У начитанного и мудрого (с чувством юмора и меры) отца Саввы хочется учиться правильно относиться к жизни (хотя мы страшно не любим, когда нас этому учат), и хорошо, что для этого не обязательно ехать в Гомель.
Элемент публицистики есть и у Натальи Чёрных в книге "Океан веры", но уровень субъективности в ней ниже: после нескольких авторских ремарок писательница тут же переходит к истории вопроса, подкрепляя факты выдержками из многочисленных документов. Среди них попадаются крайне интересные – путевые заметки отца Константина Кравцова о его поездке в Антарктиду для закладки там православного храма, воспоминания американского священника Антония Хьюза о том, как удивились его знакомые обращению отца Антония в православие. О США, кстати, пишет и Александр Богатырёв, у него есть замечательный рассказ "Ехал я по Америке", где он описывает религиозных фанатиков, повстречавшихся ему за одну длинную автобусную поездку от Сан-Франциско до Нью-Йорка. У Натальи Чёрных же всё построено на архивных материалах – альтернативный, действенный способ познания мира. Начинается "Океан веры" докладами о жизни православных людей в разных частях света, заканчивается одиссея рассказами (и сказками) об их нелёгких судьбах на русской земле.
По-настоящему путешествовать можно, читая паломнические записки. Странствие по святым местам – занятие очень современное (двадцать одна тысяча результатов, если набрать в поиске "Живого Журнала" слова "Оптина пустынь") и древнее – ведь первыми паломниками можно назвать апостолов Христа. Отечественными классиками паломнических записок можно считать дореволюционных авторов. Вышло несколько книг ("Гавани любви", "Тихие обители"), в которые Владимир Зоберн, давно занимающийся старорежимной православной периодикой, включил лучшие, на его взгляд, паломнические сочинения тех лет – "Записки студента-паломника на Валаам" митрополита Вениамина (Федченкова), "Тихие приюты для отдыха страдающей души" В. Быкова, "Женская обитель" В. Немировича-Данченко, "Троице-Сергиева лавра" И.Шмелёва. "Появляется чувство внутренней прозрачности, исчезает ограниченность и тяжесть маленького и страждущего "я", нет его, душа исцеляется от него, растекаясь по этим сводам и сама с ними сливаясь. Она становится миром: я в мире и мир во мне" (протоиерей Сергей Булгаков, "Тихие обители").
Переиздали и рассказы известного прозаика Владимира Крупина (так и хочется написать "Куприна") о Ближнем Востоке: Палестине, Израиле, о горе Афон и горе Фавор под красивым названием "Незакатный свет". Кроме того, появилась его "история России в рассказах о святых" – ответ акунинской "Истории Российского государства" назвали "Ввысь к небесам". "Следующие послы были сожжены в бане, где мылись с дороги. Наутро княгиня с маленьким Святославом сама отправилась к древлянам. Устроила им пир, который стал для них последним в жизни…" – долгожданный православный триллер на основе реальных событий.
Есть научное исследование историка Дж. Кавелти, в котором утверждается, что главные потребности человека – это стремление к порядку и… беспорядку. Если мирянину со здоровой психикой от порядка становится скучно, он обращается к детективам, любовным и историческим драмам, книгам ужасов. Причём в России эта потребность в дополнительных эмоциях встречается реже, чем на Западе, потому что жизнь у нас и так не сахар. Наверно, этим можно объяснить две вещи: то, что в литературе, которая заменяла в советское время религиозную мысль, появляется новый жанр православной сюжетной литературы, и то, что он на наших глазах разветвляется на "спокойную" прозу (Крупин, о. Савва, Чёрных, сборники Зоберна и отчасти Сретенского монастыря) и "волнующую", использующую приёмы массовой развлекательной литературы (Смирнова, м. Евфимия). Сообразно времени экспериментируют и книгоиздатели: на днях издательство Сретенского монастыря сообщило, что они собирают воспоминания своих читателей о духовных исканиях и "явлениях Промысла Божиего", – из присланных историй монахи составят "продолжение" "Несвятых святых".