Я пишу, не зажигая свет.
Отпускаю тихо строчки ввысь я.
Мой полупрозрачный силуэт
В заоконном тает закулисье.

Органзы колышется крыло.
Мокрый снег – в плену москитной сетки...
Столько вдохновенья намело
Тенью от качающейся ветки!

Небеса предутренние льют
На сады, на стынущие тропы
Ледяной смородиновый брют
С капелькой кленового сиропа.

Сохранить пытаюсь неспроста
Послевкусье лета грозового:
Пустоту тетрадного листа
Напитало слово – снова, снова...

Если дни свеченья лишены,
Это ль не великая утрата?
Но червонным золотом полны
Закрома глухого Приората.

Здесь в ночи не чванятся века,
Прикасаясь вечностью к озёрам.
И зима как будто далека,
Да кружит, незримая, пред взором.

Кажется, как будто вот она:
В миг один – размашисто и густо –
Сотни вёрст накроет пелена
Юбки, накрахмаленной до хруста.

День доверит шить воротнички
Белошвейке или златошвейке?
...И скрипят по снегу башмачки
Где-то на Карельском перешейке.

Родная деревня. Храм вдали.
Крыльями машет мельница…
– Ты дом свой запомни!
– А надо ли?
Куда отчий дом денется?

– Смотри же, смотри во все глаза,
Родное вбирай истово!
И сердце сумеет тебе подсказать
Как на ветрах выстоять…

…Встречали рассвет.
Лишь к тебе одной
Все реки судьбы катятся!
Шептала: «Запомни меня, родной,
В ромашковом этом платьице…»

Но страны манили и города,
О коих не каждый слыхивал.
На дéнь возвращался домой, когда
Кленовый пожар вспыхивал.

А там – до зимы подать рукой.
И что ты оставишь памят
Просила: «Запомни меня – такой –
До первой осенней замети…

Запомни, запомни такой меня –
Хотя бы в снегах! На беду мою,
На счастье ли – не было в жизни дня,
Чтоб я о тебе не думала!..»

…И память, чтоб спрятать былинки дней,
Что временем жадно выжаты,
Конверт шьёт. И вышита грусть по канве –
Седым волоском вышита.

Ароматней конфетного фантика
Лист смородины в тёплых руках…
Одуванчиков белых галактика
Мчится в перистых облаках,

В ликованье кружится и падает
В синеву лучезарной мечты!
Мне усладой, медовой отрадою
Карусельный кураж высоты.

Ветром солнечным щедро напитаны
Захолустных садов паруса.
Не кончаясь, качаясь, пылит она, –
Детства взлётная полоса.

И покуда мне беды неведомы,
Словно в сказке живу наяву, –
Я охапками, снежными шапками
Одуванчики хрупкие рву!

Светлый вихрь несётся над речками,
Полдень звёздный на склоне крутом…
Горечь млечная полуколечками
Проступает на платье потом.

Город скроет в туманах чётки
На гранитном своём запястье…
Мчится время по кругу чётко,
Ну а мне бы – крупицу счастья,

И часы ни к чему тогда мне –
Наблюдать их не надо боле.
Только в памяти стародавней
Столько горечи, столько боли!

Если бросить часы, то мелко
Раздробится стекло о камень.
Здесь в почёте иная Стрелка –
Время меряет лишь веками.

А секунды – снежинки с неба.
Их не счесть, не вернуть обратно.
…Не растаять, не сгинуть мне бы
В этом городе необъятном.

Предвечерья вечность
по-над Наволоком.
И густа над памятью веков
Неба пролевкашенная паволока
В белой поволоке облаков.

Солнце поостыло раскалённое
В серебре задумчивой ветлы.
Над Никольской церковью белёною
Быстрых чаек росчерки светлы.

И теплы румянцем бальзаминовым
Низких окон сон и глубина.
Духом пряным, яблочным, малиновым
Августа вселенная полна.

Растеклась береговая линия
Как на акварели. Вечер тих.
Обнимают нежно воды Ильменя
Изумруды островов своих…

Нынче вы меня спросили,
Чья ты есть, из мест каких?
Был один мой дед – Василий,
И другой мой дед – Василий,
Из смоленских и тверских.
Русский Вася был – Васильев,
Пунжин Вася был – карел.
От беды не обессилев,
Каждый много претерпел.
Не согнулся, не сломался,
Хоть и были дни лихи,
Потому что не гнушался
Ни рубанка, ни сохи.
Были их дома – добротны,
Сыты дети и жена.
Но моментом поворотным
Стали ссылки и война.
Новый дом копали в глине,
Земляной, не лубяной.
И случилось бабе Лине
Шестерых растить одной –
Не вернулся муж Василий.
И они, что было сил,
Только Бога и просили,
Чтобы спас и сохранил.
Баба Дуня с дедом Васей
Всех троих смогли поднять.
Научили не сдаваться,
Быть родителям под стать,
Не искать дороги торной…
…А судьба рукой своей,
Разбросала, словно зёрна,
Дочерей и сыновей.
…Милый Новгород былинный,
По рожденью – я твоя.
Край Владимирский старинный,
И с тобой знакома я.
Белокаменной столице
И тебе, наш град Петров,
Можно в пояс поклониться,
Что в нужде нам дали кров.
…Мы не просто колесили,
Не скитались по России –
Мы живём и жили тут.
Был один мой дед – Василий,
И другой мой дед – Василий:
С нами в памяти живут.

Одичало лето, словно яблоня,
Что растёт в заброшенном саду.
День погожий золотыми граблями
Собирает ряску на пруду.

Пустыри пестреют марью белою,
Марево полыни у реки…
И гудят кубышкой пустотелою
Влажные Венеры башмачки.

Ходит ветер деревенской улицей,
Где дома заброшенные в ряд.
В них никто ночами не целуется,
Лишь резные ставенки скрипят…

Погостили, и будет!
Скоро сгинем во мгле
Мы, осенние люди, –
На весенней земле.

Отблеск прошлого века –
По-над шатким мостом.
Месит крошево снега
Двадцать первый – винтом.

Вьётся ветер понтовый,
Дней крошится шуга,
Мост кренится понтонный,
Не видны берега…

Кто сказал, что пора нам?
Держим время в горсти.
Лечим старые раны.
Мы живём – не гостим!

Сквозь туман лихолетья
Мы проходим опять.
На весенней планете
Нам ещё зимовать.

Пусть озаряет горний свет,
Свет доброты неизреченной
Тех, кто с молитвой притецет
К часовне Ксении Блаженной.

…Укрывшись там от суеты,
Молилась я в весенний вечер,
Ещё не ведая, что ты
Уже ниспослан мне навстречу.

А летом – голубь над крестом
Кружил и облака парили,
Когда вдвоём на месте том
Святую мы благодарили.

Молились мы в конце зимы
О том, что нам – супругам – надо.
Тогда ещё не знали мы –
Уже храню я наше чадо.

И было в осень суждено
На свет ребёнку появиться.
И было Господом дано
Втроём Блаженной поклониться.

Щедрот небесных всех не счесть.
Свершая чудо не однажды,
Святая показала: есть
У Бога промысел о каждом.

А нам – в сердцах Любовь нести!
О Ксения, прошу о чуде:
Ты нам на жизненном пути
Надеждой светлой вечно буди.

Синегрудой варакушкой растрезвонился день.
Он горяч, он в ударе! А лето – в зените.
Даже крошка-улитка не скроется в тень:
В завитке её панциря – солнышка нити.

Доползти бы к речушке. Но та, чуть дыша,
Затаилась в траве – нет былой щебетухи…
Окунётся вдруг вечера огненный шар
В сладко-горький настой луговой медовухи.

И огромный, пьянящий, восторженный луг,
Что так сочно звенит, и поёт, и стрекочет,
Приутихнет, остынет не сразу, не вдруг.
Но и заполночь, видно, уснуть не захочет.

Мне разумом Вселенной не понять.
В ней многогранно всё, неповторимо.
Смогу ли я увидеть мир незримый,
Поэзию из чувства изваять, –

Как дивный скульптор, что вдохнул уже
Живую душу в глину или мрамор!
Как тот творец, что воздвигает храмы
Гармонии в мятущейся душе…

Вы скажете, мол, многого хочу.
Предощущеньем трепетным влекома,
Тянусь навстречу первому лучу
И чувствую: тепло его – знакомо.

Меня манит сияние его,
Но держит притяжение земное.
Я помню: что-то было… до того,
Как белый лист возник передо мною.

Оно жило, предвосхищая нас,
Вселенную собою озаряло.
Чтоб свет Любви над миром не погас,
Оно – кругом. И этого немало.

Пульсировали звёзды в вышине
И луч рассветный возрождался снова,
Чтоб вдруг сегодня догадаться мне:
Оно – внутри. И это чудо – Слово!

Сначала было лето. И легко
Вздымалось белой ночи опахало.
И солнце, словно бабочка, мелькало
В малиновых разрывах облаков, –

Они, клубясь, летели, словно дни,
Солёной пеной таяли в Шелони…
Вновь душный полдень маялся на склоне,
И синий вечер догорал в тени.

Июнь минул... Немного погодя
Июль упрятал целый мир под зонтик,
Косой гребёнкой сизого дождя
Причёсывая лес на горизонте,

Кропя нещадно сочные поля
Лиловой кистью пряного иссопа.
Казалось, в реки превратятся тропы
И наводнится рыбами Земля.

...Струилась по плечам волос волна,
И льнула юбка к зябнущим коленям,
И осени досрочной рыжина
Не предвещала морока и тленья.

Но тщетно вечный дождь тушил мосты,
Что полыхали над вселенской бездной.
А мне казалось, будто я и ты...
Лишь я и ты – под зонтиком небесным.

Май роскошный, в солнечной оправе –
Драгоценней золота стократ.
День славянской письменности славя,
Соловей, и тот безмерно рад

Озвончить просторы по-над Ламой –
Древний кремль, сады и город весь!
И у нас открыты настежь рамы
И гостей на празднике не счесть.

Льются песни чистою рекою,
Сувениров россыпь – как грибы!
…А в блокноте – робкою строкою –
Тайна поэтической судьбы…

Книги, книги… И стихи – под кровом
Нашего ЛИТО. Уютно тут…
Два поэта – Ивушкин с Костровым –
Молодым напутствие дают.

Ну а я и вправду молодая:
Впереди – восьмой счастливый класс.
И весна цветёт, не увядая!
И сквозь годы ей цвести – для нас –

Музыкальной тонкостью созвучий,
Рифмами и ритмом быстрых строк…
Кто-то скажет: «Был счастливый случай –
Он тебе, конечно, и помог…»

Случай был счастливым, несомненно.
Так из них, из добрых дней таких, –
Пусть порой с успехом переменным –
Жизнь сама слагалась в звучный стих.

Мир нередко хмурился сурово,
И стихи терялись в пелене…
Но звучали Ивушкин с Костровым
В памяти. Поддержкой были мне.

Слово вдохновеньем освещало
Мне тропу и берегло в пути.
Нам, поверьте, с самого начала
Легче с тем напутствием идти.

Земля давно, что было сил,
Тепла просила вдохновенно.
И дивный май преобразил
Чудесно уголки вселенной.

А до рассвета – облака
Идут к реке широкой поймой.
И нерождённый луч пока
Росой молочною не пойман.

И не согреться до поры,
И не избыть весенней влаги.
Черёмух белые шары
В туманном плавают овраге.

Их треплет ветерок речной,
Луна их нежит, солнце – холит.
И знает соловей ночной,
Откуда в горле этот холод.

Не льдинки ль щёлкают: «Люблю!»
Но мир в зелёном облаченье
Не вечно дарит соловью
Черёмух чистое свеченье.