Следующая яркая страница в истории Ниццарского графства была вписана в XVI веке французским королём Франциском I. Этот монарх позиционировал себя как вольнодумец, эстет, либерал, тонкий ценитель женской красоты и изящных искусств, а также отважный воин. Последний пункт вызывает некоторые сомнения, ибо Франциск дважды побывал в плену, откуда его выкупали за огромные деньги. Надо признать, что в его царствование, пришедшееся на эпоху Возрождения, много чего культурного произошло. Построили два шедевра французской архитектуры – Фонтенбло и Шамбор; открыли первую типографию; Рабле написал "Гаргантюа и Пантагрюэль". Перед его шармом и кошельком не устояли ни прекрасные дамы королевства, ни Леонардо да Винчи. А вот военных сил покорить Ниццарское графство не хватило.
Франциск считал, что Ницца, входившая в Средние века в состав Прованса, должна вместе с ним перейти его короне. Однако графство придерживалось другой точки зрения и выбирало в покровители Савойскую династию. Возмущённый Франциск вступил в сговор с турками, рассчитывая с их помощью атаковать противника с моря. В 1543 году войска французского короля при турецкой поддержке осадили Ниццу. Повеселился Франциск вволю: порушил, покрушил, попортил, пограбил, да только город не сдался. Он оказал бешеное сопротивление – все жители как один встали на защиту родного гнезда. На помощь мужчинам пришли домохозяйки: они вышли на улицы, вооружившись тяжёлыми предметами домашнего обихода. В руках разъярённой женщины валик для стирки белья из прочного оливкового дерева превратился в мощное оружие ближнего боя. Особенно отличилась прачка Катерина Сегюран. Как гласит народная легенда, Катерина выскочила из дома на улицу полуодетая, разгорячённая многочасовой стиркой. В это время мимо проходил отряд турецких наёмников, впереди которого шёл бравый знаменосец. При виде врага у входа в своё жилище женщина пришла в ярость и изо всех сил ударила инородца со знаменем по голове тем, что держала в руках, – тяжёлой деревяшкой. Дальнейшие события людская молва описывает по-разному. В одном из вариантов Катерина не ограничилась ударом валика. Она набросилась на упавшего оккупанта и прикончила его весьма оригинальным способом – перекрыла доступ воздуха чрезвычайно пышной своей грудью. В другом варианте решительная женщина не постеснялась задрать юбки и выставить на обозрение врага обнаженный зад гигантских размеров. Впрочем, обе версии привели к ошеломляющему результату – турки обратились в бегство.
Легенда об отважной Катерине Сегюран родилась не сразу. Она долго вызревала в недрах народного сознания и явилась на свет лишь в начале XVII века. Тут же нашлись неверующие, утверждавшие, что никакой Сегюран вообще не существовало. Однако простой люд, жаждущий героических поступков, реальных или вымышленных, не обратил никакого внимания на людей, лишённых воображения. Литераторы, со своей стороны, поддержали народное героическое творчество. В девятнадцатом веке появилось два произведения, посвящённых отважной прачке Катерине. Поэт Андриоли разразился эпической поэмой в духе романтизма в её честь, а драматург Тозелли воспел подвиг Сегюран в пятиактной пьесе. И, наконец, в двадцатом веке город Ницца решил воздать должное своей героине. Собранных средств хватило на мраморную стелу. Барельеф весьма символично прикреплён к останкам стены разрушенного замка. Памятник открыли 25 ноября 1923 года, в день Святой Екатерины. С тех пор ежегодно в этот день члены комитета ниццарских традиций собираются у барельефа, чтобы почтить память отважной мифической жительницы города Катерины Сегюран.
Пикантные подробности героической легенды меня чрезвычайно позабавили. Они напомнили фривольные эпизоды итальянских новелл эпохи Возрождения. А вот монументальная инкарнация воительницы Катерины разочаровала. Авторы барельефа неудачно скопировали образ "Свободы на баррикадах" художника Делакруа. Им не только не удалось передать пафос момента, но они вдобавок лицемерно прикрыли обнажённую грудь героини, а сама она выглядит слишком мелкой и ординарной. С моей точки зрения, им надо было вдохновиться натурщицей, похожей на незабываемую сумасшедшую из фильма Феллини "Амаркорд". Вот это тело! Оно могло бы и подростков соблазнить, и неверных обратить в бегство.
Последовавшие за осадой Ниццы 220 лет отметились в жизни Ривьеры разного рода событиями глобально-местечкового значения. Зато в шестидесятых годах XVIII века произошло нечто, послужившее началом новой эры в истории края. Этим "нечто" стал приезд в Ниццу шотландца Тобиаса Джорджа Смоллетта. В честь него названа одна из центральных улиц города, однако 99,9% прохожих с недоумением пожмут плечами, если вы обратитесь к ним с вопросом: "Who is this guy?" Так кто же он такой? Зачем приехал в Ниццу? За какие-такие заслуги удостоился улицы имени себя? Итак, кто, зачем и почему.
Г-н Смоллетт (1721–1771) был выходцем из обедневшей шотландской дворянской семьи и зарабатывал на жизнь тяжёлым литературным трудом. Он писал сатирические романы в духе своего старшего современника Генри Филдинга, редактировал известные периодические издания и обладал редким даром наживать врагов и недоброжелателей. Он был насмешлив и дерзок, обличал всеобщие плутовство и эгоизм и не верил в доброту человеческой природы. Он самозабвенно высмеивал слабости, недостатки и пороки людей, не щадил ни себя, ни друзей, ни тем более всех остальных. Ему удалось перессориться и переругаться со всеми, что, впрочем, не мешало печататься и пользоваться успехом. То ли склочный характер, то ли неблагоприятный островной климат, то ли то и другое, вместе взятое, основательно подорвали здоровье автора популярных саркастических романов, статей и эссе. Лёгочный недуг заставляет сорокадвухлетнего Смоллетта покинуть родину, променяв дожди и туманы на южное солнце и ласковое море. Весной 1763 года писатель приезжает в Ниццу и, с точки зрения окружающих, публично демонстрирует своё безумие. Ежедневно Тобиас появляется на берегу моря и погружает тело в холодную майскую морскую воду. Редкие прохожие с изумлением смотрят на человека в воде, осуждающе покачивают головами и говорят друг другу: "Больной, что ли? Наверное, англичанин…" И они не ошибаются. Самое интересное, что, вопреки прогнозам местных врачей, Смоллетт не только не умирает, но ему становится лучше, о чём он сообщает в письмах к знакомым. Укрепив здоровье, Тобиас делится чувствами в "Письмах из Ниццы о Ницце и её окрестностях", а затем в 1766 году появляются его "Путевые заметки о путешествии по Франции и Италии".
Достоверно известно и документально подтверждено, что на читателей сильнейшее впечатление произвело описание целительного воздуха Ниццы: "…сухой, тяжёлый и эластичный, [он] подходит многим, кто страдает нервами, проблемами кровообращения…" Многие поверили писателю и стали зимой менять неуютный Альбион с его сыростью, дождём, ветром и слякотью на приветливую мягкую погоду Итальянской Ривьеры. Частенько они собственным примером подтверждали известное мнение, что "даже умирать легче в солнечную погоду". Во всяком случае, сотни англичан обрели вечный покой на кладбищах Лазурного Берега.
Оценивая заслуги иностранцев в раскрутке Лазурного Берега, можно сказать, что Тобиас Смоллетт своими морскими купальными экзерсисами и их описаниями заложил первый камень в строительство курортной Ниццы, ставшей в девятнадцатом веке одной из европейских здравниц. После многовекового перерыва бальнеотерапия вновь вошла в моду. Врачи вспомнили, что римские императоры для поддержания здорового тела и такого же в нём духа повсюду принимали ванны с морской и минеральной водицей, и стали советовать всем пациентам следовать их примеру. Если благотворное влияние морских погружений писатель Смоллетт испытал на себе, то для его знаменитого соотечественника купание в том же Средиземном море закончилось трагически. В 1822 году друзья-поэты Шелли и Байрон отправились на Итальянскую Ривьеру принимать морские ванны. 8 июля, не дожив месяц до тридцатилетия, Перси Биш Шелли утонул. Джордж Гордон Байрон был потрясён гибелью друга и отбыл в Грецию, где, сражаясь за свободу братского народа против турецкого ига, умер от малярии. Увы, бальнеологические эксперименты не укрепили организм Байрона, он не справился с инфекционным заболеванием, а поэта Шелли они довели до летального исхода.
Другое дело век двадцатый, особенно после Второй мировой войны. Принимать морские и солнечные ванны стали все, что, естественно, привело к росту количества несчастных случаев на воде. В списке погибших на Лазурном Берегу появилось имя всемирно известного французского архитектора Ле Корбюзье. У него был небольшой и очень оригинальный домик в местечке Рокебрюн по соседству с Монако, и он совершал ежедневные длительные заплывы.
Однако вернёмся в предыдущее, девятнадцатое столетие, когда узкая тропинка, протоптанная Смоллеттом в Ниццу, превратилась в широкую дорогу, по которой неоднократно проезжала королева Виктория со своей многочисленной свитой. Позволю себе ещё раз вернуться к очерку Александра Куприна "Лазурные берега". В этом отрывке выбор коронованной долгожительницы вызывает у писателя недоумение: "Ницца – это сплошное человеческое недоразумение. И Юлий Цезарь, и Август, и, кажется, Петроний избегали этого болотистого, заражённого малярией места. В Ницце они держали только рабов, гладиаторов и вольноотпущенников. Сами же они жили в Симье или Фрежюсе, где… создали прекрасные цирки, такие прочные, что до сих пор время не может их изглодать.
Потом произошла довольно глупая история. Покойной английской королеве Виктории почему-то приглянулось это болото, и тотчас же английский снобизм, русское обезьянство, шальные деньги американцев и вечная лакейская услужливость французов сделали из Ниццы модный курорт".
Сегодня Ницца не только модный город-курорт, не только коммуна в регионе Прованс – Альпы – Лазурный Берег, но и административный центр департамента Приморские Альпы. Ницца – пятый по величине город Франции с отлично развитой инфраструктурой, она по праву считается столицей Лазурного Берега. Но кому всё-таки мы обязаны названием "Лазурный Берег"? Оказывается, впервые Французская Ривьера была представлена этим словосочетанием в заглавии литературного произведения. В 1887 году поэт и писатель Стефан Льежар опубликовал роман "Лазурный Берег". Его действие разворачивалось на побережье от Сен-Рафаэля до Ментона, то есть практически от Марселя до границы с Италией. "Polyglott" – весьма уважаемое современное издательство, которому можно доверять, – утверждает, что многим читателям того времени захотелось увидеть место действия собственными глазами. Они не поленились, приехали, пленились и включили сарафанное радио, чтобы все узнали, как хорошо на Лазурном Берегу.
О достоинствах романа судить не берусь, ибо его не читала, но вклад писателя Льежара в развитие туризма в этом регионе Франции трудно переоценить. Мне кажется, что автор, уроженец здешних мест, безусловно, заслуживает внушительного монумента в столице курортного государства Лазурный Берег. Он мог бы прекрасно смотреться возле здешнего аэропорта Nice Côte d`Azur. Однако местные власти достойному памятнику литератору, обессмертившему Французскую Ривьеру, предпочли странную фигуру из огромных кусков-блоков невыразительного серо-грязного не то камня, не то бетона, опутанную колючей проволокой. Каждый раз, оказываясь в Ницце, я недоумеваю: почему меня встречает-провожает эта неприятная скульптура? Что хотел нам сказать автор сего уродливого творения? Чем руководствовались административные власти, выбрав подобное и выставив его на интернациональное обозрение? Пытаясь разгадать таинственный посыл монументалиста, я пришла к выводу, что несуразное создание пытается нас предостеречь: "Здесь всё дорого! Видите, я в железных материальных путах. Бесплатно тут можно сделать только селфи на фоне моря и гор. Достаточно ли вы кредитоспособны, выбрав для отдыха нашу Ривьеру?"
Не исключаю, что предостережение ещё серьезней и речь идёт о вещах нематериальных, более глубинных, не бросающихся в глаза. А что если "железный человек" хочет сказать: "Будьте осторожны! Кроме пейзажей, здесь всё придуманное и ненастоящее. Вы должны знать, что Лазурный Берег – это самый успешный миражный проект XIX–XX веков. Он задуман волшебницей Фата-Морганой, а для реализации амбициозного плана была создана эксклюзивная многопрофильная мастерская. Пейзажных красот и благоприятных условий было недостаточно для долгоиграющей иллюзии. Мираж нуждался в соблазнительной содержательной начинке, в мощной рекламе и основательных капиталовложениях. Приглашённые творцы мифоместа разделились на три группы. Писателям, поэтам, журналистам, художникам поручили интеллектуальное наполнение. За финансовое обеспечение отвечали предприниматели, банкиры, строители и авантюристы. И, наконец, рекламой занялись люди состоятельные, влиятельные, знаменитые, просто известные, коммерсанты всех мастей и очень доверчивые потребители. Собственно говоря, именно на них проект и был рассчитан. Ведь "обмануть меня не трудно. Я сам обманываться рад".
Я, как человек честный, рядом со странной скульптурой поместила бы всё же указатель: "Добро пожаловать в страну Мифляндии "Лазурный Берег"!" А пока подобной надписи нет, я возьму на себя смелость предложить вам, дорогой читатель, пройтись по выбранным мною здешним мифоместечкам, где и со мной приключались разного рода истории.