Восход над Ялтой

Восход над Ялтой небывалый,
С восходом в Сочи несравним.
Сначала солнце бьёт по скалам,
Те сонно сбрасывают грим.

Потом, почти как по спирали,
Проходит солнце по горам,
И будто горы постирали,
Разъяли Ялту пополам.

Восход, как всюду, тих и вежлив,
И солнце ленное пока.
Ещё и день уходит прежний,
Махая вслед издалека.

А вот до набережной нижней
Пока что солнце не дошло,
И, сквозь деревья, путь не ближний
Так жаждет первое тепло.

И вот уже залит весь город,
И утро ближе к девяти.
И смотрят вниз литые горы
На дивный город взаперти.

Горами сверху, морем снизу,
Как в сказке, Ялта заперта.
И новый день являет визу
В те Богом данные места.


* * *

Пустынно. Лёгкий бриз
Хладит густые липы,
Знакомый кипарис колышется едва.
Идёт по Ялте вниз
Стареющая Книппер –
Литая слава МХАТ и Чехова вдова.

Мерцает чуткий свет в её былинной доле,
И кто-то данный век Серебряным назвал.
Вот сколько мужа нет? Лет двадцать или боле,
А слава в беге лет ушла за перевал.

Блистают "Три сестры" и вечный "Дядя Ваня",
И дама с поводком проходит вдоль аллей…
Ах, сколько с той поры вошло во цвет сказаний,
И сколько ей самой отыграно ролей?

Седеют волоса. Уходит век легенды.
А блеск минувших дней ей память золотит.
Ах, что за голоса, как трепетны моменты,
Но грёзы и года судьба не воротит.

Пронзают летний зной неслышимые всхлипы,
Во взгляде волевом печаль не угадать.
Полна живой игрой седеющая Книппер,
Мерцает ей вослед былая благодать.


* * *

Оазисы в пустыне одичалой –
Канал "Культура", радио "Орфей".
Как очаги забытого начала,
Просвет в пути, где разум – корифей.

А путь незнаем, да и час неровен,
Лишь беспросветно правит бизнесмен.
Как феномен – канал, где есть Бетховен,
Украдкой данный голос перемен.

Как редкий выплеск, вдруг звучит Волошин,
Душа к нему протягивает мост!
Он в смуте дней не нужен и непрошен,
И в диком гуле путь к нему не прост.

В просветах мглы глядится галерея,
Но счастье в том, что есть для нас уже
Канал "Культура", светлый мир "Орфея",
Тот редкий рай в измаянной душе.


* * *

Уход из жизни Друниной,
Конец былых услад.
В нём отблеск скорби Бунина
И канувший уклад.

Глухая жалость прошлого,
Больной, безвольный зов,
Ах, сколько в нём хорошего,
Когда б начать с азов.

Уход из жизни Друниной,
Исток протестных дум.
В нём крик, почти приструненный,
Почти заглохший шум.

Измаянное рвение,
Безвыходный исход,
В нём тяжесть отступления,
Войны начальный год.

Прощание со знаменем
И редкий в жизни плач,
В нём крах горящих пламенем,
Порушенных задач.


* * *

Падение в сумбур
Великой из культур,
Где позади как минимум три века –
Отчаянье души,
Как тропы ни верши,
Трагедия страны и человека.

Падение в сумбур…
Весь комплекс процедур –
Снижение задач её и целей.
Бессильная в борьбе,
Неясная в судьбе,
Великая культура на прицеле.


* * *

О призраки тайного знака –
Тепла потайные слова.
Заветная связь Пастернака
С Паоло Яшвили жива.

Крепка ли в ушедшем Кавказе
Давнишних контактов печать,
Но есть вековечные связи,
С трудом уходящие вспять.

О страстность зачёркнутой рани,
Разрыва неправедный лак.
Стремленье к Москве Чиковани,
Влюблённый в Тифлис Пастернак.

Живёт притяженьем заветов
Единая в целом Земля.
Я верую в грёзы поэтов
Сильней, чем в указы Кремля.


Архив

Есть архив. Он зовётся РГАЛИ.
С давних лет я его завсегдатай.
Он – как зеркало в прошлой дали,
В той эпохе, забвеньем объятой.
Он – как шахта глубинных пород,
Как завод по добыче былого,
Как лежащая в мутности вод
Драгоценная редкость улова.

Успокой свой порыв, не спеши.
Разберись в упоенье порыва.
Есть архив. Есть веленье души,
Посылающей в недра архива.

Я твой пленник в замшелых стенах,
В несвободу бросающий годы.
Твой затворник, твой древний монах,
Кто познал сокровенные коды.

В бурном росте забвенной травы,
Где просветы туманны и хмуры,
Ты в мятущихся буднях Москвы
Сохранитель минувшей культуры.

И да будут священны миры
По крупицам добытого знанья
В крайних бедах заблудшей поры
Твоего неприметного зданья.


Прогноз

Нам говорили: "Новый Пушкин
Вот-вот грядёт, пришла пора!"
Искрился пыл в заветной кружке
В преддверье дивного пера.

Там шла по морю каравелла,
Там гений рос в благой мечте.
А вот Матвеева Новелла
Слова промолвила не те.

– Не тратьте пыл, сдержите спешку,
Не вы ль ему таите крах? –
Я помню тонкую усмешку
На чуть презрительных губах. –

Ну пусть бы грянул, так не вы ли
Пред ним закроете порог? –
…А над Россией ветры выли
Её рискованных дорог.


Встреча

Продрогнув в иссохшей надежде
На старости ветхой души,
"Чего мы не встретились прежде? –
Она мне сказала в тиши. –

Мне близок ваш мир интеллекта,
Культура глубинная строк.
Так где же вы были в те лета,
Где к нам не сподобился рок?"

И грезились в отблесках граней
Её перезрелых надежд
Порывы с прерывным дыханьем,
С горячечным сбросом одежд.

Сумбур был трагически краток,
В тиши утешалась страда.
Увы, на девятый десяток
Ползли обоюдно года.

Потом мы весь вечер молчали,
Потом я ей вызвал такси,
И вслед уплывающей дали
Промолвили губы:
"Мерси".


Венский вальс

Фиакры – лёгкие повозки
По Вене катят с лошадьми.
И Вена вся в особом лоске,
Всегда как в праздничные дни.
Звучит как миф: фиакры Вены.
Улыбкой поднят ваш настрой.
В глубины нот проникновенны,
Дни Вены полнятся игрой.
Фиакры льнут к стене собора
И днём, и, видимо, в ночи.
От них исходят, вьются в горы
Незримой лёгкости лучи.

Сюда не грянут перемены,
Полна загадок даль реки.
Все дни всей жизни старой Вены
Вот так кокетливо легки.

Вам венский праздник лёг на плечи,
Как будто Вена вне забот.
И кто хандрит, она излечит,
И кто уныл, того зажжёт.

Ах, что за диво праздник Вены
В любой, как ныне, будний день!
Здесь чувства в душах сокровенны
И свет души рождает звень.


Полёт Куприна

Среди ярких картин, под пером непослушна,
Через россыпи лет оживает пора.
Там писатель Куприн плыл на шаре воздушном,
Там хранил он сюжет для благого пера.

Шар воздушный летел, а куда – неизвестно,
Бесконтрольный полёт по случайным ветрам.
Где геройству предел? – восторгается песня,
Что на подвиг зовёт? – вопрошает экран.

А полёт будет длин, и туманится местность,
А стремительный шар не стремится к земле.
Так писатель Куприн уплывал в неизвестность,
И разительный дар помышлял о крыле.

– Любопытно летим. Как здоровье, Иваныч? –
Так бесстрашно шутил моложавый пилот,
Вдохновляя в пути, может статься, и на ночь,
И сквозь пламенный пыл продолжая полёт.

Снова видится взлёт. Есть другие герои.
Они были всегда, да и будут потом.
– Чей сегодня черёд? – вопрошают те двое,
И в ответ, сквозь года, говорит космодром.


* * *

Братислава – мимоходом,
Из окна автобуса.
Много связано с тем годом,
С тем вращеньем глобуса.

Краски Вены и Стокгольма,
Осло, дали всякие,
Но ничто мне так не больно,
Как бегом – Словакия.

Вроде ближе, вроде тоже
Что-то есть знакомое.
Впрочем, кто же знает, Боже,
Где моё искомое.