Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

РОМАН СЕНЧИН


Посмертная книга и парад критиков


Олег Павлов. Отсчёт времени обратный. – М.: Время, 2020. – 672 с.

Эта книга вышла больше года назад, но я решился прочитать её только сейчас: страшно открывать посмертные издания, тем более своих сверстников...
Олег Павлов был старше меня всего на полтора года, но всегда казалось, что возрастная дистанция много больше. Да и сам он, отрицая поколенческое деление, был и по-человечески, и литературно близок к поколению предыдущему – тому, которое Захар Прилепин назвал "бородатые предтечи". Впрочем, и публиковаться Олег Павлов стал ещё в советское время, и первый успех, оглушительный для реалиста в разгар постмодернистского карнавала, испытал совсем молодым – в 1994-м в журнале "Новый мир" был опубликован его роман "Казённая сказка". Его сверстники тогда только пробовали писать или же пытались зарабатывать деньги в лабиринтах и тупиках "свободного рынка", наживая, конечно не специально, материал для будущих книг. А Павлов, кажется, с ранней юности уже был писателем.
Рискну высказать такую мысль: он пришёл в литературу не в своё время. Наверное, слишком рано. Да, его страшные произведения "Казённая сказка", "Митина каша", "Конец века", "Дело Матюшина" стали живым художественным документом 90-х; он был одним из тех совсем немногих, кто сохранил в то десятилетие русский реализм, а может, и больше – гуманистическую артерию русской литературы. Но 90-е Павлова измяли так, что он, по-моему, не сумел оправиться, и в следующие два десятилетия угасал. "Вспыхивая" новыми произведениями, но редко и так, что эти "вспышки" только обостряли ощущение его угасания.
Да, наверное, не в своё время – тогда повсюду и чуть ли не все утверждали: "Писательство – частное дело. Писатель никому ничего не должен". Для Павлова писательство было не просто общественным делом, а вопросом жизни и смерти. Не только своей, а народа, страны. Может, слова эти покажутся высокопарными, но стоит заглянуть, например, в книгу "Русский человек в ХХ веке", чтоб убедиться в их справедливости.
Павлова критиковали. Не только его произведения, а и самого – как человека. А критики тогда, двадцать с лишним лет назад, были серьёзные, ещё советского склада. Не ограничивались ловлей блох или навешиванием ярлыка "Дерьмо", а печатали большие, аргументированные работы. Вспоминаю статью Александра Агеева из журнала "Знамя" под названием "Самородок, или Один день Олега Олеговича". Едкая, безжалостная, убийственная статья.
"Довольно долго я с недоумением наблюдал за его (Павлова. – Р.С.) почти триумфальным путём и всё надеялся – как-нибудь обойдётся, рассосётся само, займёт своё скромное место по ведомству социально-психологической экзотики, каковая в богатой литературе тоже должна быть".
Олег Павлов, не желая занимать "скромное место", отвечал, а нередко первым шёл в атаку. Увязал в полемиках, получал ранение за ранением, растрачивал себя. Многие его статьи о современной литературе злы и категоричны, оценки некоторых писателей оскорбительны, но в дневниковых записях, представленных в книге, мы видим Павлова сомневающимся, страдающим от своего характера, критически настроенным по отношению к собственным произведениям. Вот, например: "Полистал свою книгу – там "Сказка" и "Дело Матюшина", – я очень тяжело пишу. Сам себя, наверное, не стал бы читать". Но вскоре следует такое признание: "…а как хорошо, что уже есть "Девятины", "Казённая сказка"! Нет, я высоко поднялся, дальше поэтому и тяжело".
А эту, по моему мнению, ключевую запись хочется привести целиком:
"Я начинал писать дневник много раз и уничтожал его, так как мне казалось, что становлюсь неискренним. Раздражение на дневник начиналось с того, что я начинал в нём ругать людей, а после, когда успокаивался, находил эту ругань никчёмной. Мысли мои, точней – чувства, очень изменчивы, особенно по отношению к людям. А ещё, перечитывая по многу раз уже сделанные записи, я находил их сначала слишком поверхностными, красивенькими, а потом и фальшивыми. Хотя дневник мне вести очень хочется, чтобы заставить себя обрести известную свободу в мыслях, так как, во-первых, в литературных моих вещах уже немало скрывается всякого лицемерия из-за необходимости подстраиваться под современный поток и прочее, а во-вторых, во многом я просто ленюсь давать себе отчёт, то есть вовсе этого не записываю или не делаю такого труда, чтобы обдумать. Дневник нужен как исповедь. Хоть и он не может быть до конца честным, но всё же от него заводится и крепнет тот сокровенный мир, который многое о себе даёт понять и очень многое – что мне и нужно – даёт в себе хорошего утвердить. Одно только мешает, что направлений для дневника даже в один день оказывается так много, что писать возможно обо всём, о чём только подумается, а увлечённый одной мыслью, уже пропустишь все другие – и снова упустишь почти всё, чем живёшь. От этого ощущения, что когда пишешь одно, то упускаешь тут же что-то другое, и тошно становится в конце концов обращаться к дневнику. Получается, что играешься, заигрываешься, а это и тошно, когда ведь хочется вовсе не игры с самим собой в прятки, а как раз всей ясности хочется".
Рассуждения по поводу этой записи могут занять оставшееся пространство, отведённое мне, поэтому воздержусь. К тому же, думаю, трагедия автора понятна и без них.
И, собственно, о самой книге. Она состоит из нескольких разделов. "Совсем немного о нём." – воспоминания друзей, учеников Олега Павлова по Литературному институту, вдовы Лилии. Есть два блока статей, блок записей, сюжетов, памяток, дневников и раздел под названием "Потерянные рассказы".
Сначала я подумал, что это рассказы, обнаруженные в шкафах толстых журналов или в архиве самого Павлова, но увидел среди них "Митину кашу", "Конец века", которые хорошо помню, и обратился к одному из составителей (наряду с Лилией Павловой), Владиславу Отрошенко, за разъяснением. Он ответил, что "Потерянные рассказы" – авторское название, и предположил, "что "потерянные" здесь означает одновременно – рассказы одинокие, растерянные перед нашим временем, ненужные этому миру. Рассказы, согласные остаться незамеченными для современников, но несущие в себе сокровенное. Рассказы, заведомо выпадающие из мейнстрима. Ну и, наконец, рассказы, о которых как бы забыл сам автор, потерял их – и вдруг нашёл для себя – в процессе творческого пути, где вехами были большие романы".
Собрания сочинений современных писателей нынче издавать не принято. Исключением стал разве что Солженицын. Но увидеть собрание сочинений Олега Павлова хотелось бы. С хвалебными и ругательными отзывами на его произведения, ссылками на первые публикации, с обстоятельными комментариями. Его наследие – это важная веха в жизни нашей страны.


Неистовый Виссарион: сборник статей финалистов Всероссийской литературно-критической премии "Неистовый Виссарион" / Свердловская областная универсальная научная библиотека им. В.Г. Белинского; сост. Е.В. Соловьёва. – Екатеринбург, 2020. – Вып. 1. – 130 с.; 2021. – Вып. 2. – 122 с.

Премия "Неистовый Виссарион", возникшая в 2019 году, стала, кажется, первой, отмечающей именно литературных критиков. Этим летом прошла третья церемония награждения лауреатов, наверняка появится и третий сборник статей и рецензий финалистов.
Премия эта важная. Критика у нас находится в удручающем состоянии. Больших статей почти не появляется, рецензии всё сильнее напоминают аннотации или рекламные слоганы; среди тех, кто обращается к этому роду литературы, почти отсутствуют личности – авторы упорно прячутся, стараясь быть объективными, нейтральными, не обидеть, но и не выразить восторга. Почти всё, выходящее и в толстых журналах, и в газетах, и в интернет-изданиях, абсолютно пресно.
На таком фоне возникла группа людей, назвавшихся "Новой критикой". Но это скорее не критика, а критиканство – ликовать, обнаружив неточность, ляп, грамматическую ошибку или опечатку, не дело критики. Дело критики – опираясь на произведения литературы, менять саму литературу и общество. Этим, по сути, и занимались и Белинский, Константин Аксаков, Григорьев, Добролюбов, Чернышевский, Писарев, Михайловский, и почти наши современники Дедков, Кожинов, Лакшин, Рассадин. Есть такие критики и сегодня. Но их очень мало.
Критика, пожалуй, самый энергозатратный и трудоёмкий род литературы. Прозаик, поэт, драматург могут положиться на чистое воображение – критику необходимо как минимум прочесть чужое произведение. Прозаик, поэт, драматург могут быть невеждами (природный талант выручит) – критик должен обладать солидным интеллектуальным багажом. При этом абсолютное большинство критиков если и получают вознаграждение за свои статьи и рецензии, то это в буквальном смысле сущие гроши. Да и читательское внимание, а тем более известность, пресловутая слава им почти не светит. Немудрено, что они уходят в другие сферы деятельности.
Премии, подобные "Неистовому Виссариону", – проявление хоть какого-то внимания к критикам. Да, выбор жюри, как и в любой другой премии, вызывает у многих неудовольствие и протесты. Но что поделаешь – всем мил не будешь.
А сборники советую разыскать и почитать. Среди авторов – Ирина Роднянская, Ольга Балла, Елена Погорелая, Валерия Пустовая, Михаил Хлебников, Илья Кукулин, Мария Галина, Андрей Пермяков, Александр Чанцев. Настоящий парад литературных критиков.