ЮРИЙ КЛЮЧНИКОВ
КЛЮЧНИКОВ Юрий Михайлович родился в 1930 году в г. Лебедине Сумской области. Окончил филологический факультет Томского университета. Работал учителем русского языка и литературы, завучем и директором средней школы. В Новосибирске работал радиокорреспондентом, главным редактором радиокомитета. С середины 80-х годов начал печататься в местных и столичных журналах и издательствах. Живет в Новосибирске.
ИЗ ПОЭТИЧЕСКИХ ПЕРЕВОДОВ
ЛИ ЦИНЧЖАО (1084-1151)
* * *
Мы с тобою в хмельном забытьи
До заката сидели в беседке.
Хмель угас. На обратном пути
Солнце скрылось за тёмные ветки.
Сели в лодку. Поплыли назад,
Раздвигая в дороге кувшинки.
В наших полузакрытых глазах
Тихо таяли счастья пушинки.
Налегая на вёсла, гребли,
Возвращались к излюбленным гнёздам.
Тьма сгущалась, в закатной дали
Чайки взмыли к проснувшимся звёздам.
Птицы, лотосы, звёзды, вода...
Это то, что во мне навсегда.
Мы с тобою в хмельном забытьи
До заката сидели в беседке.
Хмель угас. На обратном пути
Солнце скрылось за тёмные ветки.
Сели в лодку. Поплыли назад,
Раздвигая в дороге кувшинки.
В наших полузакрытых глазах
Тихо таяли счастья пушинки.
Налегая на вёсла, гребли,
Возвращались к излюбленным гнёздам.
Тьма сгущалась, в закатной дали
Чайки взмыли к проснувшимся звёздам.
Птицы, лотосы, звёзды, вода...
Это то, что во мне навсегда.
ХАФИЗ ШИРАЗИ (1325-1390)
* * *
Дует ветер быстрокрылый из Шираза на восток.
С ним я шлю далёкой милой грусть и радость этих строк.
Я ликую, что на свете есть цветок, и это ты.
Я грущу, что только ветер знает все мои мечты.
Донесёт тебе поэма грусть мою издалека.
Изо всех красот Эдема краше розы нет цветка.
Но не ветром быть желаю, как Хафиз, могу терпеть.
Я огнём любви пылаю, словно птица, стану петь.
Дует ветер быстрокрылый из Шираза на восток.
С ним я шлю далёкой милой грусть и радость этих строк.
Я ликую, что на свете есть цветок, и это ты.
Я грущу, что только ветер знает все мои мечты.
Донесёт тебе поэма грусть мою издалека.
Изо всех красот Эдема краше розы нет цветка.
Но не ветром быть желаю, как Хафиз, могу терпеть.
Я огнём любви пылаю, словно птица, стану петь.
ДЖОН ДОНН (1572-1631)
РАСТУЩАЯ ЛЮБОВЬ
Зимой любовь предметом отдалённым
Казалась, как зелёная трава.
Живёт отдельно по своим законам,
Растёт, где хочет, и всегда права.
Я думал, что сильней, чем в эту пору,
Любить не доведётся никогда,
И долго верил собственному вздору,
Пока не растопила лёд вода
И половодье его вдаль не унесло,
Ведь будущие жизни построенья
Диктуют Небеса и их тепло.
Поэт попался заблужденью в узы,
Иных друзей не зная, кроме Музы.
Когда весной всё расцветает вновь,
Сияют ярче звёзды, и цветами
Вскипают ветви дерева, меж нами
Людская пробуждается любовь,
Подземные подпитывая корни,
Разыгрывая свой дневной концерт.
Смычку светила люди тем покорней,
Чем точка пожирней в земном конце.
Любовь и целомудренна, и страстна,
Растёт всегда, свой расширяя круг.
А центром Птолемеева пространства
Являешься лишь ты, мой милый друг.
Так и в любви: мелькают вёсны, зимы —
Заботы же её растут необозримы.
Зимой любовь предметом отдалённым
Казалась, как зелёная трава.
Живёт отдельно по своим законам,
Растёт, где хочет, и всегда права.
Я думал, что сильней, чем в эту пору,
Любить не доведётся никогда,
И долго верил собственному вздору,
Пока не растопила лёд вода
И половодье его вдаль не унесло,
Ведь будущие жизни построенья
Диктуют Небеса и их тепло.
Поэт попался заблужденью в узы,
Иных друзей не зная, кроме Музы.
Когда весной всё расцветает вновь,
Сияют ярче звёзды, и цветами
Вскипают ветви дерева, меж нами
Людская пробуждается любовь,
Подземные подпитывая корни,
Разыгрывая свой дневной концерт.
Смычку светила люди тем покорней,
Чем точка пожирней в земном конце.
Любовь и целомудренна, и страстна,
Растёт всегда, свой расширяя круг.
А центром Птолемеева пространства
Являешься лишь ты, мой милый друг.
Так и в любви: мелькают вёсны, зимы —
Заботы же её растут необозримы.
РАБИНДРАНАТ ТАГОР (1861-1941)
* * *
Та, что душе моей близка,
Жила в далёкой деревушке
Вблизи Джамуны* и леска,
Куда гоняли скот пастушки.
Мостки дубовые к воде
Вели и были слишком шатки.
Неугомонные в труде —
Скользили люди и лошадки.
Край открывался всем ветрам,
Душистым, благостным, усталым.
Стоял в деревне древний храм,
Покрытый мхом таким же старым.
Туда с подругой иногда
Мы заходили, трепет пряча.
...Стоит в глазах весна, вода,
Лесные ветры... Память зряча.
Я помню, женщины несли
На голове своей кувшины.
Зрачки хранили блеск весны
И отражали танец Шивы.
Порой пересекала вплавь
Моя подруга эти воды...
Незабываемая явь!
Невысыхающие годы!
Она в деревне на краю
Жила, и мало что сменилось.
Мечту нетленную мою
Хранит поныне Божья милость.
Крестьяне ждут на берегу
Через Джамуну переправы.
Забыть селенье не могу,
Его строенья, лица, нравы...
Та, что душе моей близка,
Жила в далёкой деревушке
Вблизи Джамуны* и леска,
Куда гоняли скот пастушки.
Мостки дубовые к воде
Вели и были слишком шатки.
Неугомонные в труде —
Скользили люди и лошадки.
Край открывался всем ветрам,
Душистым, благостным, усталым.
Стоял в деревне древний храм,
Покрытый мхом таким же старым.
Туда с подругой иногда
Мы заходили, трепет пряча.
...Стоит в глазах весна, вода,
Лесные ветры... Память зряча.
Я помню, женщины несли
На голове своей кувшины.
Зрачки хранили блеск весны
И отражали танец Шивы.
Порой пересекала вплавь
Моя подруга эти воды...
Незабываемая явь!
Невысыхающие годы!
Она в деревне на краю
Жила, и мало что сменилось.
Мечту нетленную мою
Хранит поныне Божья милость.
Крестьяне ждут на берегу
Через Джамуну переправы.
Забыть селенье не могу,
Его строенья, лица, нравы...
ГИЙОМ АПОЛЛИНЕР (1880-1818)
ЕСЛИ Я ТАМ ПОГИБНУ
Если я упаду в неудачной атаке,
Ты представь себе поле, июньские маки.
Быстро высохнут слёзы, и дай только срок,
Где упал я, поднимется красный цветок.
Растворит мою память малиновый воздух,
На закате окрасятся кровью моря,
И рубинами вспыхнут далёкие звёзды,
И наполнится алою силой заря.
Я приду к тебе утром, живой, невесомый,
Обниму, поцелую уста и чело —
Сразу Лу, дорогая, ты станешь весёлой,
Даже если тебе не скажу ничего.
Это кровь моя брызжет и мир обновляет,
Словно солнце, свершает свой огненный круг.
О творениях новых своих объявляет.
Я тебя не забуду, мой ласковый друг.
Но и ты вспоминай, ну, хотя б на мгновенье,
Драгоценные паузы тихих речей...
И не плачь обо мне. Молчаливою тенью
Я с тобою всегда, о, моё наслажденье.
Тот волшебный огонь наших долгих ночей...
Моя кровь превратилась в прозрачный ручей.
Ты о том не горюй, благотворно забвенье,
Если только в бреду родилось вдохновенье.
Если я упаду в неудачной атаке,
Ты представь себе поле, июньские маки.
Быстро высохнут слёзы, и дай только срок,
Где упал я, поднимется красный цветок.
Растворит мою память малиновый воздух,
На закате окрасятся кровью моря,
И рубинами вспыхнут далёкие звёзды,
И наполнится алою силой заря.
Я приду к тебе утром, живой, невесомый,
Обниму, поцелую уста и чело —
Сразу Лу, дорогая, ты станешь весёлой,
Даже если тебе не скажу ничего.
Это кровь моя брызжет и мир обновляет,
Словно солнце, свершает свой огненный круг.
О творениях новых своих объявляет.
Я тебя не забуду, мой ласковый друг.
Но и ты вспоминай, ну, хотя б на мгновенье,
Драгоценные паузы тихих речей...
И не плачь обо мне. Молчаливою тенью
Я с тобою всегда, о, моё наслажденье.
Тот волшебный огонь наших долгих ночей...
Моя кровь превратилась в прозрачный ручей.
Ты о том не горюй, благотворно забвенье,
Если только в бреду родилось вдохновенье.