Я помню, я был пацаном-пионером,
Плечистым спортсменом. Но годы прошли.

Я помню освоенный космос размером
В шесть соток сырой снт-шной земли.

Я помню, я не был подвержен тревогам,
Я помню, большие влекли города.

Я помню что было. Но всё же о многом
Хотел бы забыть. Поскорей. Навсегда.

Так будет после, было до —
Роль режиссёр даёт артисткам.
Речь Тихановской-Гуайдо
Звучит понятней на английском.

И нескончаем день сурка,
И брат глядит врагом заклятым.
А в бабочку прибор ЧК
Вмонтирован нобелиатом.

Поговорим через века,
Когда утихнут наши распри,
На побережье Судака,
В советской, но богатой Гаспре.

Порежем хлеб и сыр Дор блю,
Горилки выпьем или чаю.
И я скажу тебе: "Люблю!"
А ты ответишь мне: "Кохаю!"

Хай фейсбучный… Охотою псовою
Пахнет этот безжалостный суд.
…Я послушаю песню попсовою —
Слёзы тихим ручьём потекут.

Я расслаблюсь в обнимку с текилою,
Я поставлю смешное кино.
И пусть недруг звереет: "Не милую!",
Я не стану другим всё равно.

Я не стану дедком успокоенным,
Созерцающим мудро волну.
Я останусь израненным воином,
Сам с собою ведущим войну.

Ока невидимого ока

плоть
путь
плот
плыть

плоть
пыл
плоть
жар

плоть
гроб
прах
дух

дух
путь
дух
путь

Хорошо быть холёными,
Точно хан(т), богачами
И сорить миллионами
В Куршевеле-Майами.

Хорошо быть и бедными —
Вона сколько же оных.
Хорошо быть безвредными,
Точно ругань влюблённых.

Худо быть побеждёнными
Сатаной — как Иуда.
Худо быть нерождёнными.
Остальное — не худо.

Я забыл о ритмах городских,
Но, как прежде, тот ещё гулена
И соображаю на троих
В обществе акации и клёна.

Я не гений самбо и дзюдо,
Слава Богу, вообще не гений.
Я не помню, где скитался до
Нынешнего, прошлых воплощений.

Я не знаю, ждут меня потом
Радости, а, может, жизнь лихая?
…В мире этом грустном, непростом
Трудно быть весёлым, не бухая.

Превратились года в головешки
Очень быстро. Видать, селяви.
На какой-то малюсенькой флешке
Уместились мыслишки мои.

Подождите, ведь я ещё мальчик,
Я ещё в непорочной поре.
Я гоняю резиновый мячик
На кусковском родном пустыре.

Подождите, ведь мы ещё с братом
Не достроили плот и вигвам.
И скворечник веселым пернатым
Смастерить было б здорово нам.

Время млеет от собственной прыти,
Предъявляя немереный счёт...
Подождите, прошу, подождите!
Подождите! Но время не ждёт.

И с рельс сошли суставы,
Как старые составы.

что было со мной до моего рождения
не помню

что будет со мной после смерти
не знаю

живу как живу
радуюсь каждому дню

улыбаюсь

Я песчинка, я кроха,
Пилигрим-экстраверт.
Всё закончится плохо.
Разве это секрет?

Завершится паскудно
Диспут яви и сна.
А пока, а покуда
Жизнь блестит, как блесна.

Хорошо бы, к небесам
обращая взоры,
две-три строчки написать
выше чем заборы

на Николиной горе,
в Жуковке-Барвихе.
Хорошо бы в гости пре-
лестные чувихи

приезжали и опять
уезжали с Богом.
Хорошо бы написать,
написать о многом.

О любви и нелюбви,
жалящей жестоко,
о друзьях, что полегли
в землю раньше срока.

О далёком далеке,
реках-океанах,
о районном городке
и заморских странах.
Хорошо бы чтоб и впредь
пели свиристели.
Хорошо бы умереть
в собственной постели.

пошёл в магазин за хлебом
а вышел на финишную прямую
обычное дело

кто надо ушёл
кто надо пришёл

всё хорошо

— А моя страна Австралия.
— А моя страна Астралия.

поваленные сосны
sos в глазах
собравшихся в дорогу уток

и мне пора бы улетать
но я останусь