Юрий БЕЛИКОВ
Yuri BELIKOV
ОДЕЖОНКА С ЧУЖОГО ПЛЕЧА,
ИЛИ ЭКСПРОМТОПОДОБНЫЕ
ШАРЖЕГРАММЫ
СХРОН ЮРОДИВОГО
Ловлю себя на мысли, что автобиографии по десятому, ежели не сотому, разу – скучны. Посему отсылаю желающих перечитывать перечень обывательских регалий в Википедию. А вот предварить публикацию этих экспромтоподобных шаржеграмм, пожалуй, надо. Сказанув эдакое, я пробую нащупать жанр. Меня часто представляют трагиком. В известной степени я им и являюсь. Но есть и другая сторона моих перевоплощений. Посвящённые (например, Женя Степанов) ведают, что Юрий Беликов может быть весёлым, непринуждённым, развлекающим себя и честную компанию мгновенными рифмованными откликами – шутливыми, а иногда и зело едкими. Эпиграммы ли это?..
Тот же Евгений Викторович отнёс их к разряду эпиграмм, поместив в составленную им антологию "Жанры и строфы современной русской поэзии". Но, с одной стороны, это ведь экспромты, даже – протяжённостью в пять строф (можете не верить), как "Диспансер для самых откровенных", а раз так, то не всякий экспромт грозит дотянуться до эпиграммы. С другой стороны, они – некое шаржированное прочтение той или иной личности или события. А шаржи и не должны отличаться фактографической точностью, как приличествует эпиграммам. Значит, всё-таки (сделаем ерша) это шаржеграммы.
Ваш покорный слуга словно бы примеряет одежонку с чужого плеча, превращаясь в шута или юродивого. Днём – трагик, а ночью... И – наоборот. Я, конечно, понимаю, что это – "не моя" одежонка. Я её, как бы это сказать... стесняюсь. Вышел на дело, а потом заныкал в схрон. Как зеркальное прочтение фамилии милого моему сердцу поэта Юрия Годованца. Годованец – это ЦЕНА ВОДОК.
Большинство своих шаржеграмм (о чём тоже знают посвящённые) я не записывал. Возможно, кто-то их запоминал. А если не запоминал, то по прошествии времени говорил мне, что это было "шедеврально". Готов поверить. Но я-то те образцы уже забывал. И, как не силился, воспроизвести не мог. Затем стал, пусть нехотя, нацарапывать на каких-то случайных листочках и заносить в комп. Представленное в альманахе – лишь толика из накопившегося. Но чую: одежонка с чужого плеча прирастает, становится родимой. Как заметил философ Георгий Гачев (светлая ему память!), когда я обратил внимание, что он ходит в какой-то излюбленно-поношенной, жёваной хламиде:
- Люблю старьё. В нём телу свободней...
Тот же Евгений Викторович отнёс их к разряду эпиграмм, поместив в составленную им антологию "Жанры и строфы современной русской поэзии". Но, с одной стороны, это ведь экспромты, даже – протяжённостью в пять строф (можете не верить), как "Диспансер для самых откровенных", а раз так, то не всякий экспромт грозит дотянуться до эпиграммы. С другой стороны, они – некое шаржированное прочтение той или иной личности или события. А шаржи и не должны отличаться фактографической точностью, как приличествует эпиграммам. Значит, всё-таки (сделаем ерша) это шаржеграммы.
Ваш покорный слуга словно бы примеряет одежонку с чужого плеча, превращаясь в шута или юродивого. Днём – трагик, а ночью... И – наоборот. Я, конечно, понимаю, что это – "не моя" одежонка. Я её, как бы это сказать... стесняюсь. Вышел на дело, а потом заныкал в схрон. Как зеркальное прочтение фамилии милого моему сердцу поэта Юрия Годованца. Годованец – это ЦЕНА ВОДОК.
Большинство своих шаржеграмм (о чём тоже знают посвящённые) я не записывал. Возможно, кто-то их запоминал. А если не запоминал, то по прошествии времени говорил мне, что это было "шедеврально". Готов поверить. Но я-то те образцы уже забывал. И, как не силился, воспроизвести не мог. Затем стал, пусть нехотя, нацарапывать на каких-то случайных листочках и заносить в комп. Представленное в альманахе – лишь толика из накопившегося. Но чую: одежонка с чужого плеча прирастает, становится родимой. Как заметил философ Георгий Гачев (светлая ему память!), когда я обратил внимание, что он ходит в какой-то излюбленно-поношенной, жёваной хламиде:
- Люблю старьё. В нём телу свободней...
Автор
ТРИ БОГАТЫРЯ
(Репродукция наших дней
незабвенной картины Виктора Васнецова)
Очами грозными горя,
сказал на паперти парнишка:
- В России три богатыря:
Прохан, Прилепа, Шаргунишка.
незабвенной картины Виктора Васнецова)
Очами грозными горя,
сказал на паперти парнишка:
- В России три богатыря:
Прохан, Прилепа, Шаргунишка.
БАБА НА МОТОРЕ
(Как прозаик Алексей Иванов и телеведущий
Леонид Парфёнов
причудливым образом использовали Юлию Зайцеву,
которая сопровождала их во время съёмок фильма
"Хребет России".).
Леонид Парфёнов
причудливым образом использовали Юлию Зайцеву,
которая сопровождала их во время съёмок фильма
"Хребет России".).
Вы, как я погляжу, больно ловки:
с упоительной влагой во взоре
два бугра разглагольствуют в лодке,
ну а баба сидит на моторе.
Всё видала река Чусовая!
Но чтоб два мужика, ёлы-палы,
токовали, у скал проплывая,
так что Юлия лезла на скалы?..
Захребетников всех поимённо
назовёшь ли? Но если спросили, -
то ещё Иванов и Парфёнов
на хребет взгромоздились … России.
с упоительной влагой во взоре
два бугра разглагольствуют в лодке,
ну а баба сидит на моторе.
Всё видала река Чусовая!
Но чтоб два мужика, ёлы-палы,
токовали, у скал проплывая,
так что Юлия лезла на скалы?..
Захребетников всех поимённо
назовёшь ли? Но если спросили, -
то ещё Иванов и Парфёнов
на хребет взгромоздились … России.
СТОРОЖЕВАЯ ГУСЫНЯ
(Преображение москвички Людмилы Щипахиной,
утвердившей: "Мы – остаток России! /
Золотой генофонд!".).
утвердившей: "Мы – остаток России! /
Золотой генофонд!".).
В остатке числится Россия.
Но есть туда одна тропа...
На той тропе стоит гусыня,
и всех щипа-щипа-щипа...
Но есть туда одна тропа...
На той тропе стоит гусыня,
и всех щипа-щипа-щипа...
ТРУСЫ В ПОЛЁТЕ
(История о том, как прибывший из Красноярска
на собор дикороссов в 2002-м году
поэт Александр Елтышев,
повесил на балконе гостиницы "Арктика"
постиранные трусы, а они совершили
головокружительный полёт над столицей нашей Родины.).
на собор дикороссов в 2002-м году
поэт Александр Елтышев,
повесил на балконе гостиницы "Арктика"
постиранные трусы, а они совершили
головокружительный полёт над столицей нашей Родины.).
Над Москвой летят трусы
красноярского поэта.
Те трусы такой красы,
что Москва запомнит это.
Их повесил на балкон
Саня Елтышев в отеле,
но висеть им не резон –
и трусы его взлетели!
Что хозяин без трусов,
да пребудет шито-крыто,
только наш вердикт суров:
без хозяина – трусы-то!
Это значит, что трусы,
закружившие над нами,
пролетая по Руси.
быстро вылиняют в знамя.
Смотрит в небо стар и мал,
всяк – надеждою увенчан...
- "Елтышевы", - опознал,
пряча взор, довольный Сенчин*.
красноярского поэта.
Те трусы такой красы,
что Москва запомнит это.
Их повесил на балкон
Саня Елтышев в отеле,
но висеть им не резон –
и трусы его взлетели!
Что хозяин без трусов,
да пребудет шито-крыто,
только наш вердикт суров:
без хозяина – трусы-то!
Это значит, что трусы,
закружившие над нами,
пролетая по Руси.
быстро вылиняют в знамя.
Смотрит в небо стар и мал,
всяк – надеждою увенчан...
- "Елтышевы", - опознал,
пряча взор, довольный Сенчин*.
____________________________
* Роман Сенчин, он же автор романа "Елтышевы"
* Роман Сенчин, он же автор романа "Елтышевы"
КРЕСТНЫЙ ХОД
В STEPANOFF-HAUS
(Кое-что о Союзе писателей ХХI века,
в коем ваш покорный слуга имеет честь состо-
ять с 25 августа 2011 года.).
Теперь Степанов – Президент.
В писательских Союзах – хаос.
А мы используем момент
и движемся в STEPANOFF-HAUS.
На переделкинском одре
разденут скоро нас до нитки.
А здесь – "Державин"* во дворе,
но 25 процентов скидки!
Друзья, прекрасен наш Союз!
Мы в нём уже обосновались.
Сюда вступил бы, я боюсь,
не только Пенев** – и Новалис.
А в Высший творческий совет,
где Кедров, Лесин и Коровин***,
вошли бы Лермонтов и Фет
с поименованными вровень.
Но я спрошу без дураков:
- Когда же нас подвигнет муза
шагнуть из всякого Союза
в Союз писателей веков?!
в коем ваш покорный слуга имеет честь состо-
ять с 25 августа 2011 года.).
Теперь Степанов – Президент.
В писательских Союзах – хаос.
А мы используем момент
и движемся в STEPANOFF-HAUS.
На переделкинском одре
разденут скоро нас до нитки.
А здесь – "Державин"* во дворе,
но 25 процентов скидки!
Друзья, прекрасен наш Союз!
Мы в нём уже обосновались.
Сюда вступил бы, я боюсь,
не только Пенев** – и Новалис.
А в Высший творческий совет,
где Кедров, Лесин и Коровин***,
вошли бы Лермонтов и Фет
с поименованными вровень.
Но я спрошу без дураков:
- Когда же нас подвигнет муза
шагнуть из всякого Союза
в Союз писателей веков?!
__________________________
* "Державин" - здесь эвфемизм из "Необычного литературоведения" Сергея Наровчатова, приводившего воспоминание Пушкина о посещении лицея Гаврилой Державиным, который первое что спросил, обращаясь к швейцару: "Где, братец, здесь нужник?"
** Пенев – принятый в Союз писателей ХХI века болгарский поэт .
*** Кедров, Лесин и Коровин – российские поэты нынешней формации.
* "Державин" - здесь эвфемизм из "Необычного литературоведения" Сергея Наровчатова, приводившего воспоминание Пушкина о посещении лицея Гаврилой Державиным, который первое что спросил, обращаясь к швейцару: "Где, братец, здесь нужник?"
** Пенев – принятый в Союз писателей ХХI века болгарский поэт .
*** Кедров, Лесин и Коровин – российские поэты нынешней формации.
ДИСПАНСЕР ДЛЯ САМЫХ ОТКРОВЕННЫХ
(Нечто вроде рецензии на новый выпуск антологии
"Свойства страсти" Сергея Даниловича Кузнечихина)
"Свойства страсти" Сергея Даниловича Кузнечихина)
"Свойства страсти"! Ну чем не поэма вам?
Вплоть – до прозвищ, не только – до слова.
Что ни Тая, – воистину Немова,
что ни Ия, и та – Носочёва.
Здесь сплошная Краснова, Нутрихина.
Здесь Кутилов, а после – Блаженных.
Здесь избег Тимофеевский триппера,
ну а Ковда – апостол скаженных.
Здесь Таран – то ли Лев, то ли Боженька,
что за сорок-то лет в одночасье
помочился с азартом острожника
возле двери, где заперто счастье.
Здесь Монахов задвинул Малевича,
вызнав "Чёрный (меж ног) треугольник".
Здесь конфеток оставил маленечко
для подружек Степанов-угодник.
Хорошо, что не нравоучительна
этих "Свойств" вековечных основа…
Только жаль, что в стихах Кузнечихина
на сей раз "про гондоны" – ни слова.
Вплоть – до прозвищ, не только – до слова.
Что ни Тая, – воистину Немова,
что ни Ия, и та – Носочёва.
Здесь сплошная Краснова, Нутрихина.
Здесь Кутилов, а после – Блаженных.
Здесь избег Тимофеевский триппера,
ну а Ковда – апостол скаженных.
Здесь Таран – то ли Лев, то ли Боженька,
что за сорок-то лет в одночасье
помочился с азартом острожника
возле двери, где заперто счастье.
Здесь Монахов задвинул Малевича,
вызнав "Чёрный (меж ног) треугольник".
Здесь конфеток оставил маленечко
для подружек Степанов-угодник.
Хорошо, что не нравоучительна
этих "Свойств" вековечных основа…
Только жаль, что в стихах Кузнечихина
на сей раз "про гондоны" – ни слова.
НАШ ЧЕЛОВЕК В ПОЛИЦИИ
(Как живущий в Германии
поэт Вадим Ковда,
согласно одной из им же
оглашённых легенд,
работал в немецкой
полиции нравов,
а также о волшебстве его
двухколёсной тележки.).
поэт Вадим Ковда,
согласно одной из им же
оглашённых легенд,
работал в немецкой
полиции нравов,
а также о волшебстве его
двухколёсной тележки.).
Ковда работал в полиции нравов.
Ковда стучался в дома.
Ковда – налево. И Ковда – направо.
Ковда, он правда сама!
Если бы, люди, вы жили по Ковде,
вы бы подкову нашли…
Ковдою совесть свою успокойте.
Ковда есть совесть Земли.
Он на своей двухколёсной тележке
Землю вывозит к добру…
- И не к Чухонцеву вовсе Олежке,
а, куда надо, допру!..
Ковда стучался в дома.
Ковда – налево. И Ковда – направо.
Ковда, он правда сама!
Если бы, люди, вы жили по Ковде,
вы бы подкову нашли…
Ковдою совесть свою успокойте.
Ковда есть совесть Земли.
Он на своей двухколёсной тележке
Землю вывозит к добру…
- И не к Чухонцеву вовсе Олежке,
а, куда надо, допру!..
ПЕРЕХОД В КЛАССИКИ
(Пристальное прочтение списка
обновлённой редколлегии
журнала "День и Ночь" образца
2020-го года.).
обновлённой редколлегии
журнала "День и Ночь" образца
2020-го года.).
То сверху вниз, то снизу вверх
читаю список наново:
- Куда вы дели Шелленберг,
Курбатова, Степанова?
Мне отвечает Саввиных,
магистр журнальной пластики:
- Решили мы отправить их
куда повыше. В классики.
читаю список наново:
- Куда вы дели Шелленберг,
Курбатова, Степанова?
Мне отвечает Саввиных,
магистр журнальной пластики:
- Решили мы отправить их
куда повыше. В классики.
КНЯЖНА МЕРИ
(О классической тяге
и ностальгических перемещениях
поэта Марины Саввиных.).
и ностальгических перемещениях
поэта Марины Саввиных.).
На юге вечер – чёрен.
И крик во тьме: - Табань!
Марина, как Печорин,
чуть что – так на Тамань.
Там все мужчины – звери.
А ей зачем иных?
Глядит княжною Мери,
хотя и Саввиных.
И крик во тьме: - Табань!
Марина, как Печорин,
чуть что – так на Тамань.
Там все мужчины – звери.
А ей зачем иных?
Глядит княжною Мери,
хотя и Саввиных.
НА ТРОИХ
(Поэту и психиатру Николаю Ерёмину,
описавшему свой исторический визит
из Красноярска в Москву, во время которого
он приноравливался к постаментам Пушкина и Гоголя.).
описавшему свой исторический визит
из Красноярска в Москву, во время которого
он приноравливался к постаментам Пушкина и Гоголя.).
Пушкин смотрит на Гоголя.
- Что ты смотришь, пиит?
- Да с гранитного цоколя
вдруг Ерёмин сместит?
Что-то бродит он около
(чай, пришел не в театр?),
рассуждает про Гоголя,
говорит, - психиатр.
Гоголь смотрит на Пушкина:
- Что за прихоть и прыть?
Этот призрак запущенный,
видно, хочет строить?..
Пушкин молвил в беспечности
со своей высоты:
- Мы-то выпьем из Вечности.
Ну а, дяденька, - ты?
- Что ты смотришь, пиит?
- Да с гранитного цоколя
вдруг Ерёмин сместит?
Что-то бродит он около
(чай, пришел не в театр?),
рассуждает про Гоголя,
говорит, - психиатр.
Гоголь смотрит на Пушкина:
- Что за прихоть и прыть?
Этот призрак запущенный,
видно, хочет строить?..
Пушкин молвил в беспечности
со своей высоты:
- Мы-то выпьем из Вечности.
Ну а, дяденька, - ты?
МУЗЕЙ В ЧУЖОЙ КВАРТИРЕ
(О том, как в квартире поэта Владислава Дрожащих
открылся музей Юрия Асланьяна, создателя романа
"Территория Бога".).
открылся музей Юрия Асланьяна, создателя романа
"Территория Бога".).
В квартире Дрожащих – музей Асланьяна.
Вот им позабытый пиджак.
Вот дверца от шкафа, снесённая рьяно.
Вот в угол упавший синяк.
Вот шарф. Вот подтяжки. Не так уж и много.
Но молвит смотритель: - Гляди!
Вот книга. Читай: "Территория Бога".
Прочёл?.. А теперь заходи.
Вот им позабытый пиджак.
Вот дверца от шкафа, снесённая рьяно.
Вот в угол упавший синяк.
Вот шарф. Вот подтяжки. Не так уж и много.
Но молвит смотритель: - Гляди!
Вот книга. Читай: "Территория Бога".
Прочёл?.. А теперь заходи.
В АЛЬБОМ АЛЕКСАНДРУ СЕРГЕЕВИЧУ
(О директоре Пушкиногорья Георгии Василевиче,
который благословил юных пиитов Илья-премии
подвернувшимся под руку альбомом.).
который благословил юных пиитов Илья-премии
подвернувшимся под руку альбомом.).
Не было Евангелья – альбом
у него в руках, но делать неча:
крестят в сочетании любом,
если ты не Иоанн Предтеча.
Главное, чтоб очи – в линзе слёз:
этого довольно салабонам.
И тогда Курбатов произнёс:
- Василевич может и альбомом!..
у него в руках, но делать неча:
крестят в сочетании любом,
если ты не Иоанн Предтеча.
Главное, чтоб очи – в линзе слёз:
этого довольно салабонам.
И тогда Курбатов произнёс:
- Василевич может и альбомом!..
ПЛЕЧИСТЫЕ ДЕВЫ
(Воспоминание о том, как автор сих постыдных строк,
сопровождавший лауреатов Илья-премии из Переделкино,
попеременно падал на хрупкие плечи двух юных поэтесс –
Наташи Санеевой и Марины Акимовой)
сопровождавший лауреатов Илья-премии из Переделкино,
попеременно падал на хрупкие плечи двух юных поэтесс –
Наташи Санеевой и Марины Акимовой)
Мне сегодня всё едино –
что свеча, что алыча.
Но Наташа и Марина –
нынче два моих плеча.
Нет меня страшней и краше –
я взаправдашний мужик.
Упаду я на Наташу,
чтоб Марину вспомнить вмиг.
Я Наташу отодвину.
Стану думать: "Как мне быть?"
Упаду я на Марину,
чтоб Наташу не забыть.
что свеча, что алыча.
Но Наташа и Марина –
нынче два моих плеча.
Нет меня страшней и краше –
я взаправдашний мужик.
Упаду я на Наташу,
чтоб Марину вспомнить вмиг.
Я Наташу отодвину.
Стану думать: "Как мне быть?"
Упаду я на Марину,
чтоб Наташу не забыть.
ПОТЕРЯ ПЯТОЙ ТОЧКИ
(Об экс-распорядительнице пермской газеты "Звезда"
Надежде Агишевой, которая притормозила
выход её литературного приложения "Лукоморье"
после публикации в нём невинных строк
пролетарского поэта Николая Глумова:
"Согрето девичьим задком / Трамвая жёсткое сиденье…".).
Надежде Агишевой, которая притормозила
выход её литературного приложения "Лукоморье"
после публикации в нём невинных строк
пролетарского поэта Николая Глумова:
"Согрето девичьим задком / Трамвая жёсткое сиденье…".).
Надька Агишева – чудо:
всем она даёт совет.
Всё у Надьки есть покуда,
но… задка у Надьки нет.
Как же так? Ведь люди сами,
кто поширше, кто на треть,
рождены вертеть задками.
Ну а Надьке чем вертеть?
Надька денежки считает –
жизнь с Андрюхою сладка…
Но Андрюха-то не знает,
что у Надьки нет задка.
всем она даёт совет.
Всё у Надьки есть покуда,
но… задка у Надьки нет.
Как же так? Ведь люди сами,
кто поширше, кто на треть,
рождены вертеть задками.
Ну а Надьке чем вертеть?
Надька денежки считает –
жизнь с Андрюхою сладка…
Но Андрюха-то не знает,
что у Надьки нет задка.
РАЗИНУТАЯ СТЕПЬ
(Тайная миссия пролетарского поэта Николая Глумова,
чьи переложенные на музыку вирши могли бы изменить
социально-политическое положение России.).
чьи переложенные на музыку вирши могли бы изменить
социально-политическое положение России.).
Видать, Россия не подумала,
чтобы Рубальскую ей спеть.
А ну, Россия, спой-ка Глумова
во всю разинутую степь!
чтобы Рубальскую ей спеть.
А ну, Россия, спой-ка Глумова
во всю разинутую степь!
ХРЕСТОМАТИЯ НОВИЗНЫ
(О живущем в Томске поэте Николае Игнатенко
и журнале "Сибирские Афины", где тот – в одном номере –
был представлен в двух ипостасях:
сначала как Игнатенко "хрестоматийный и аррогантный",
а после – как Игнатенко "новый")
и журнале "Сибирские Афины", где тот – в одном номере –
был представлен в двух ипостасях:
сначала как Игнатенко "хрестоматийный и аррогантный",
а после – как Игнатенко "новый")
Игнатенко – он не аррогантен.
Эрогенен он и элегантен.
А ещё он может быть стихийным,
но к аскезе праведной готовым.
Поживи-ка, брат, хрестоматийным –
поневоле сделаешься новым.
Эрогенен он и элегантен.
А ещё он может быть стихийным,
но к аскезе праведной готовым.
Поживи-ка, брат, хрестоматийным –
поневоле сделаешься новым.
ДВА ОРДЕНА
(Пермский прозаик Виталий Богомолов стал кавалером
Ордена Достоевского двух степеней,
сперва – второй, а уж потом и первой.).
Ордена Достоевского двух степеней,
сперва – второй, а уж потом и первой.).
Слышал я довод из доводов веских,
или, быть может, прикол из приколов, -
мол, в Богомолове – два Достоевских,
а в Достоевском – один Богомолов.
или, быть может, прикол из приколов, -
мол, в Богомолове – два Достоевских,
а в Достоевском – один Богомолов.
ПРЕМИАЛЬНЫЙ МАЯТНИК
(Как номинант на Нобелевскую премию
Константин Кедров
стал лауреатом южнокорейской
премии Манхэ.).
Константин Кедров
стал лауреатом южнокорейской
премии Манхэ.).
У Кедрова – Манхэ?
За Кедровым скорее!
Нигде иначе – кхе! –
а токмо лишь в Корее.
Коль есть у Мана хэ,
зачем ему Манхеттен?
А получил Манхэ –
и можешь жить МанФетом.
Остались не у дел?..
Болтаетесь на рее?..
Кто в Швецию хотел –
найдёт себя в Корее.
За Кедровым скорее!
Нигде иначе – кхе! –
а токмо лишь в Корее.
Коль есть у Мана хэ,
зачем ему Манхеттен?
А получил Манхэ –
и можешь жить МанФетом.
Остались не у дел?..
Болтаетесь на рее?..
Кто в Швецию хотел –
найдёт себя в Корее.
ОДИН – ЗА ВСЕХ
(О сыгранных и несыгранных ролях
актёра Сергея Безрукова,
а также об ослепительной
причине его неудач.).
актёра Сергея Безрукова,
а также об ослепительной
причине его неудач.).
Он Моцарта, он Пушкина играл,
Га-Ноцри и царя огодунелого...
Но всюду выдавал его оскал –
крысиная улыбка Саши Белого.
Га-Ноцри и царя огодунелого...
Но всюду выдавал его оскал –
крысиная улыбка Саши Белого.
ВЫВИХ МЫСЛИ
(Чудная обмолвка в "Литературной газете"
критика Льва Пирогова,
заявившего, что у него "встала на место
какая-то вывихнутая из сустава мысль".).
критика Льва Пирогова,
заявившего, что у него "встала на место
какая-то вывихнутая из сустава мысль".).
Быть может, я сказать не вправе,
но вот суждение моё:
у Пирогова мысль – в суставе,
и то он вывихнул её.
но вот суждение моё:
у Пирогова мысль – в суставе,
и то он вывихнул её.
РАЗГЛАШЕНИЕ ПСЕВДОНИМА
(О том, как Анастасия Ермакова
время от времени оборачивается
на страницах "ЛГ"
Аглаей Златовой.).
время от времени оборачивается
на страницах "ЛГ"
Аглаей Златовой.).
Злата маска, я вас знаю!
То ли к счастью, то ль к несчастью,
западая на Аглаю,
обнаруживаешь Настю.
- Ермакова? Кто ж такая?
- Вы бы Златову спросили.
- Почему ты не Аглая?! –
говорю Анастасии.
Вновь мечту мою согнали.
Вновь иллюзии лишаюсь.
Но сорвать парик с Аглаи
отчего-то не решаюсь.
То ли к счастью, то ль к несчастью,
западая на Аглаю,
обнаруживаешь Настю.
- Ермакова? Кто ж такая?
- Вы бы Златову спросили.
- Почему ты не Аглая?! –
говорю Анастасии.
Вновь мечту мою согнали.
Вновь иллюзии лишаюсь.
Но сорвать парик с Аглаи
отчего-то не решаюсь.
ОСТРОВА ВЕЗЕНИЯ
(О поэте Игоре Панине, авторе книги
"Мёртвая вода",
написавшем на таиландском острове
Пхукет "Завещание" –
одно из лучших своих стихотворений.).
"Мёртвая вода",
написавшем на таиландском острове
Пхукет "Завещание" –
одно из лучших своих стихотворений.).
Сошлите Панина на остров на Пхукет!
Мне было знание:
лишь только там возвысился поэт
до "Завещания".
Сошлите Панина ну хоть на Сахалин!
С разбитой мордою
чтоб воскресил себя сей господин
"Водою мёртвою".
Пивнушка – чем не остров? Вот туда
сошлите Панина,
чтоб грянула: "Где "Мёртвая вода"?! –
его компания,
и молвила, исполненная грёз,
его хозяюшка:
- Ты что мне за квитанцию принёс?
- Талант, Аглаюшка…
Мне было знание:
лишь только там возвысился поэт
до "Завещания".
Сошлите Панина ну хоть на Сахалин!
С разбитой мордою
чтоб воскресил себя сей господин
"Водою мёртвою".
Пивнушка – чем не остров? Вот туда
сошлите Панина,
чтоб грянула: "Где "Мёртвая вода"?! –
его компания,
и молвила, исполненная грёз,
его хозяюшка:
- Ты что мне за квитанцию принёс?
- Талант, Аглаюшка…
РОКИРОВКА СВЕТИЛ
(Как Игоря Панина в одночасье сменила в "ЛГ"
на посту редактор отдела литературы Ольга Шатохина.).
на посту редактор отдела литературы Ольга Шатохина.).
Солнце русской поэзии – Панин –
закатилось. И стала видна
на переднем поэзии плане
О. Шатохина. Будто луна.
закатилось. И стала видна
на переднем поэзии плане
О. Шатохина. Будто луна.
ДЕСНИЦА В ГИПСЕ
(О роковой случайности, остановившей прибытие
из Москвы в Пермь
на Чечёткин-фест поэта Марины Кудимовой.).
из Москвы в Пермь
на Чечёткин-фест поэта Марины Кудимовой.).
Ты боли, башка, гуди, моя!
Зря ли, что ль, слывёшь кудрявою?
По дороге в Пермь Кудимова
поломала руку правую…
Ох, не спится мне, томится мне!
И трещат чечётки шустрые:
- Что содеяно десницею,
сотворяем нынче шуйцею?..
Зря ли, что ль, слывёшь кудрявою?
По дороге в Пермь Кудимова
поломала руку правую…
Ох, не спится мне, томится мне!
И трещат чечётки шустрые:
- Что содеяно десницею,
сотворяем нынче шуйцею?..
УЛЁТНОЕ
(Как удалился в США главный редактор
"Литературной газеты"
Юрий Поляков во время моего приближения к Москве.).
"Литературной газеты"
Юрий Поляков во время моего приближения к Москве.).
Улетает в Штаты Поляков –
так ему положено по штату.
Говорят, мелькнул – и был таков:
бросил переделкинускую хату.
Потому что Беликов грядёт!
Он уже приблизился к столице.
Поляков садится в самолёт,
чтоб скорей от Беликова скрыться.
Лучше уж засесть в "Демгородке"
иль "Грибным царём" – на Амазонке,
лучше уж – "Козлёнком в молоке",
или даже – молоком в "Козлёнке",
чем столкнуться с Беликовым – он,
как неумолимая расплата…
В Штаты! В Штаты! В Штаты! И вдогон
пригрозить, что Беликов – вне штата!
так ему положено по штату.
Говорят, мелькнул – и был таков:
бросил переделкинускую хату.
Потому что Беликов грядёт!
Он уже приблизился к столице.
Поляков садится в самолёт,
чтоб скорей от Беликова скрыться.
Лучше уж засесть в "Демгородке"
иль "Грибным царём" – на Амазонке,
лучше уж – "Козлёнком в молоке",
или даже – молоком в "Козлёнке",
чем столкнуться с Беликовым – он,
как неумолимая расплата…
В Штаты! В Штаты! В Штаты! И вдогон
пригрозить, что Беликов – вне штата!
СМЕНА ОБУВИ
(Как поэт и совладелец базы отдыха
"Уральская вотчина"
Владимир Балашов перепутал
мои башмаки со своими.).
"Уральская вотчина"
Владимир Балашов перепутал
мои башмаки со своими.).
Вове Балашову велики
Беликова Юры башмаки.
Я промолвил: - Не тушуйся, Вова!
Наставленье не сочти за труд:
башмаки, глядишь, и подойдут,
коль носки наденешь Тюленёва.
Беликова Юры башмаки.
Я промолвил: - Не тушуйся, Вова!
Наставленье не сочти за труд:
башмаки, глядишь, и подойдут,
коль носки наденешь Тюленёва.
городПермь