Ирина КОЛЕСНИКОВА
Родилась в 1983 году во Владимире. Окончила Нижегородский госуниверситет имени Н.И. Лобачевского, филологический факультет. Руководитель учебно-театральных программ учебного театра Екатеринбургского государственного театрального института. Автор двух сборников стихов "Вслух о тебе" и "Между голосом и словом", публикаций журналах "Урал", "Новая Юность", "Дети РА", "Нижний Новгород", в "Литературной газете" и других изданиях. Участник Всероссийского совещания молодых писателей (2019, Екатеринбург), член экспертного совета по культуре Молодежного парламента при Государственной думе Российской Федерации. Живет в Екатеринбурге.
ВОТ ТИШИНА, НЕ ЗНАЮЩАЯ СЛОВ...
* * *
Нездешний свет, – и ярко, и темно,
и в дверь звонок, и никого за дверью.
Так будний день, как рыжее пятно,
шмыгнёт среди других неровной тенью
в сетчатке глаза. Память коротка.
Что в нас останется... Когда б мы знали сами,
молчали бы не этими словами,
чтоб чудо сохранить наверняка.
и в дверь звонок, и никого за дверью.
Так будний день, как рыжее пятно,
шмыгнёт среди других неровной тенью
в сетчатке глаза. Память коротка.
Что в нас останется... Когда б мы знали сами,
молчали бы не этими словами,
чтоб чудо сохранить наверняка.
* * *
1
Под окнами поют протяжно и легко,
и музыка мои обхватывает губы,
как будто бы она грудное молоко,
а мне четыре дня, и ночь идёт на убыль,
но мать ещё не спит, и в тишину мою
бежит её поток, густой и настоящий,
который я теперь всё реже узнаю,
который я теперь всё вспоминаю чаще.
2
В некошеной траве минутное сиротство
всего, что есть вокруг, что растворяет свет,
предчувствуя своё родство или уродство,
у дома твоего сходящее на нет.
Где все ещё хранит тройного детства запах,
где тянется оно достать до потолка,
где что-то мастерит и обнимает папа,
о том, что всё пройдёт, не знающий пока...
Под окнами поют протяжно и легко,
и музыка мои обхватывает губы,
как будто бы она грудное молоко,
а мне четыре дня, и ночь идёт на убыль,
но мать ещё не спит, и в тишину мою
бежит её поток, густой и настоящий,
который я теперь всё реже узнаю,
который я теперь всё вспоминаю чаще.
2
В некошеной траве минутное сиротство
всего, что есть вокруг, что растворяет свет,
предчувствуя своё родство или уродство,
у дома твоего сходящее на нет.
Где все ещё хранит тройного детства запах,
где тянется оно достать до потолка,
где что-то мастерит и обнимает папа,
о том, что всё пройдёт, не знающий пока...
* * *
До лета веточка зимы
и нежность инея и дыма,
звонок пропущенный, и имя
бежит из рёберной тюрьмы
в давно замёрзшую траву.
Я плачу, будто бы живу.
До лета весточку зимы
клюет доверчивая птица,
клюет, поёт и не боится
у смерти жизни взять взаймы.
Как мы с тобой. Как мы. Как мы.
..................................................
До лета черточка зимы.
и нежность инея и дыма,
звонок пропущенный, и имя
бежит из рёберной тюрьмы
в давно замёрзшую траву.
Я плачу, будто бы живу.
До лета весточку зимы
клюет доверчивая птица,
клюет, поёт и не боится
у смерти жизни взять взаймы.
Как мы с тобой. Как мы. Как мы.
..................................................
До лета черточка зимы.
* * *
Взлетная полоса
белой больничной стены.
Кто-то махнул бы за.
Только куда же. Сны
страшные, все ч/б,
как пауки в лесу.
Господи, их Тебе
каждую ночь несу.
Вот, забери с собой
и отпусти назад.
Белый, дневной. Живой
бьется о стену взгляд.
белой больничной стены.
Кто-то махнул бы за.
Только куда же. Сны
страшные, все ч/б,
как пауки в лесу.
Господи, их Тебе
каждую ночь несу.
Вот, забери с собой
и отпусти назад.
Белый, дневной. Живой
бьется о стену взгляд.
* * *
Споткнулась ночь, и снег пошёл,
и вздрогнул ты под одеялом,
и время по привычке встало,
стал циферблатом круглый стол.
Поплыли сны и города,
и скоростные поезда, –
туда-туда, туда-туда,
туда-туда, туда-туда,
где снегом кажется вода...
и вздрогнул ты под одеялом,
и время по привычке встало,
стал циферблатом круглый стол.
Поплыли сны и города,
и скоростные поезда, –
туда-туда, туда-туда,
туда-туда, туда-туда,
где снегом кажется вода...
* * *
На целых два часа вперёд
зачем-то жизнь твоя идёт,
и всё в ней кажется быстрее,
когда из А до точки Б
я еду в заспанном купе...
... ты снишься, и в коротком сне
бежит – бежит навстречу мне
твоё оставшееся время...
Но вечность будто впереди,
когда я на твоей груди.
зачем-то жизнь твоя идёт,
и всё в ней кажется быстрее,
когда из А до точки Б
я еду в заспанном купе...
... ты снишься, и в коротком сне
бежит – бежит навстречу мне
твоё оставшееся время...
Но вечность будто впереди,
когда я на твоей груди.
* * *
В квадрате комнаты, в изгибах пустоты,
в бесформенности их переплетений
есть только отзвуки несбывшейся мечты,
есть только отзвуки, а может, только тени,
из-под которых тянется строка,
и музыка несказанного слова
горчит на кончике сухого языка,
не знающего ничего другого.
в бесформенности их переплетений
есть только отзвуки несбывшейся мечты,
есть только отзвуки, а может, только тени,
из-под которых тянется строка,
и музыка несказанного слова
горчит на кончике сухого языка,
не знающего ничего другого.
* * *
Вот тишина, не знающая слов,
и в горле ком соленый и горячий
перерастет ее на несколько голов
и вырвется, – и прозвучит иначе
все то, чему другие имена
ты от рождения даешь и отнимаешь.
Вот музыка, и эхом тишина,
которою уже заболеваешь...
и в горле ком соленый и горячий
перерастет ее на несколько голов
и вырвется, – и прозвучит иначе
все то, чему другие имена
ты от рождения даешь и отнимаешь.
Вот музыка, и эхом тишина,
которою уже заболеваешь...