Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

ВИКТОР ПЕТРОВ


"Литературная газета" писала: "Лирический герой Петрова обаятельно брутальный, резкий, бескомпромиссный, находящийся в поиске не вселенских смыслов, а ежедневных, но оттого еще более значимых для живущего. Здесь есть и русская отчаянность, и вера в чудо, и смирение перед тем, что изменить нельзя. Есть и патриотизм, не показной, а самый что ни на есть настоящий. На выходе — лирика чистой воды..."
Впервые стихи Виктора Петрова увидели свет в "Комсомольской правде", и он стал одним из победителей поэтического конкурса этой газеты, впоследствии — лауреатом Всероссийской литературной премии имени М. А. Шолохова. Известность принесли публикации на страницах журнала "Юность", отметившего его премией имени Владимира Соколова. За книгу "Лезвие" (М., Юность) был награжден европейской золотой медалью Франца Кафки. Автор стихотворных сборников "Аркан", "Reserve of Level", "Дотла", "Грань", "Ротонда" и других. В соавторстве с Валерией Салтановой издана книга лирики "Парный стук сердец", вместе с ней как композитором выпущены сборники песен и романсов "Одолень-трава" и "Соляной спуск". Дипломант Международной премии "Писатель XXI века" (2015). Лауреат Славянского литературного форума, удостоен статуэтки "Золотой Витязь" за книгу стихотворений "Болевой порог" (М., Юность).

Кличет кречет

Гуляй-Поле
Гулеванит Гуляй-Поле —
Шашек дикий пересверк!
Батька думает о воле
И подковывает век.
Вишни кровенеют рясно,
Белый снег убит во рву.
Кто за белых? Кто за красных?
Я за зелену-траву!
Эй, куда рванули кони,
Отвергая удила,
Если слезы — на иконе
И пластается ветла?!
Пулемет сдержать не смейте —
Водит строчку до конца:
Упаси, Господь, от смерти.
От летучего свинца!
Так идем на круг, товарищ,
Приходи, вашбродь, и ты,
Чтобы млечный дым пожарищ
Не густел до черноты.
Мы втроем гуляем в поле —
Никого на целый свет...
Батька думает о воле,
Батьке скоро тыщу лет.
Калитва
Рябь рябин, калин каление...
Что же делать русским, коли так?
Да оставьте богу Ленина —
Вон за Калитвою Калита!
У него глаза с прищуркою,
Искушенные горят глаза.
И березовыми чурками
Топим печь — гремит ведром гроза.
Денежкой оделит нищего,
Зря ль с собой таскает калиту.
Дураки, идею ищем мы:
Накормите лучше голоту!
Открывал калитку Каину,
Али я не Авель, брат ему?
Взоры соколами канули,
Чиркнув окоемную кайму.
Жизни колея неровная,
Разбитная скачет колея.
Коли пьем, так пьем на кровные:
С колесницы плесканет Илья!
Ливнями окатит хладными —
Хорошо сие для головы.
Эх, десантные да ладные!..
Святослав речет: "Идем на вы!"
За рекой туман и осыпи,
Чертов бурелом — кощеев путь,
Близь и даль изрыта оспою:
Это все от пуль дурных, от пуль.
Мама, мама... Знать бы, где она!
Умоляю в самый крайний миг
Наваждение, видение:
"Выдь ко мне из песен, выдь из книг!"
И в ответ не куст рябиновый,
Мама, мамочка слезу прольет...
Автоматы с карабинами
Бьют с плеча — без промаха да влет!
Бьют по мне, по свету белому,
И калина кровью истечет.
Кто ответит, что я делаю,
Но бросаю пальцы: нечет? чет?..
А рябины горечь горькая —
Неутешенное горе вдов.
Русь моя, ты — город Горького
И рыданье тяжких поездов!
К непогоде кличут кречеты,
С маху раскрылатясь до креста.
Там — у Калитвы, у реченьки —
Ходит славный княже Калита.
Даже если попадание,
Умирая — разве я умру?
Есть и близкие и дальние
На ветру да на честном миру!
Для меня ты ближе близкого,
Родичает не с тобой ли князь,
Раз продернуты мы нискою?
Это смертная, живая связь.
Полынь
Не держите ворона в плену — Отпустите!
Полетит ли птица на войну,
Где горит огонь и тянет стынью?
Или сядет ворон на дубу, Предрекая
Черным зраком черную судьбу?
А от крика вздрагивает камень.
Ворон, ворон... Птица не моя!
До свиданья!
И по мне так лучше бы змея,
И колец серебряных гаданья.
Вот совьется, разовьется вот!
Это значит:
Бьет копытом ветер у ворот,
Плачет та, что никогда не плачет.
На плечах разлуки скорбный плат —
Нет роднее...
Я уйду, слепой любви солдат,
И уже не встречусь больше с нею.
Тень мою перевезет Харон —
Слезы вдовьи...
Не спасет меня окопный схрон:
Воевал, навоевался вдоволь!
И полынь взойдет на месте том —
Горевая,
Рукописным листиком-листом
Солончак настырно разрывая.


Соловьи

Мы с тобой оба два соловьи сумасшедшие.
Я тебя не предам, не продам по рублю —
До последнего буду хрипеть, что люблю,
Если даже разлуки силок сдавит шею мне.
А во мраке почудятся выступы здания,
Где неясные тени колеблет сквозняк,
Где пускают по кругу и пьют депресняк...
Только б свидеться нам и сказать: "До свидания!"
Ты болела — крестила решетка ажурная —
Ты сходила с ума и едва не сошла,
Ты искала, сыскать не сумела тепла...
У палаты не вьюга ли в белом дежурила?
Или кто-то другой, что не ведает промаха,
Если в обморок вешний упали ветра,
И почти не колышется лодка с утра,
И уже задохнулась цветеньем черемуха.
Селигерское низкое небо увидеть бы,
На смартфоне молчанье твое перечесть...
Как мне сладко испытывать женскую месть;
Если стоит на свете кому и завидовать,
Так пустое — кривиться нет смысла усмешкою
И завидовать боле не станется сил
И прощенья прошу, как еще не просил,
И решиться бы мог, да постыдно все мешкаю...
Разве можем не петь — соловьи несусветные?
Любим так, что уже ненавидим теперь!
Лишь бы поезд упрямо отыскивал Тверь,
Лишь бы губы твои размыкались ответно мне...
Ну а Волга, совсем на себя непохожая,
Истекает речушкой, меня захватив,
И звучат неумолчно для нас, как мотив,
Плеса гладь и церквушка белено пригожая.


Баллада золотой серьги

Пришла в забытый Богом дом — никто не остерег:
Супружеская верность — пара золотых серег,
Но вдруг распаровались... И слепая страсть виной.
Зря обыскалась — нет, как не было, серьги одной.
Любовь, измена ли?.. Кому какое дело тут.
Живут другие с этим и без этого живут.
Она ушла и не придет — другие в доме том:
Охочие подруги не минуют странный дом,
Сюда они приходят каждый раз всего на раз,
А думают — на век, но более не кажут глаз.
Лишь стоит им уверовать в себя, познать в себе
Того, кто здесь живет, как вдруг — сиянье по избе:
Столп золотой ударит из подполья в потолок,
И тело вмиг пронизывает жуткий холодок.
Немеют руки-ноги, пропадает сразу речь...
Ну что за блажь? Да только подступает страх сиречь:
То указует некий перст им на последний срок,
И страшно грешницам лицом ложиться на восток.
Они бегут из дома, не желая быть в дому —
Уходит столп в подполье к золотой серьге во тьму.
...Об этом странном доме далеко летит молва.
А та, неверная, грех искупила... Не вдова,
Но словно бы вдова теперь живет одним-одна:
Ни перед кем, а только пред собою лишь грешна.
И если достает серьгу без цели иногда,
То не жалеет ни о чем — беда и есть беда.