И вот наступил тот день, о котором мечтает каждый эмигрант — я получил приглашение на мою первую работу в Америке.
Получить первую работу для эмигранта — дело нелегкое. Вам мешает не только плохое знание английского языка, тяжелый русский акцент, непонимание тяжелого индийского или китайского акцента вашего собеседника, но часто, и непонимание правил игры.
Одно из них состоит в том, что для получения работы в американской компании у вас уже должен быть опыт работы в другой американской компании. Нет, конечно, если вы только что закончили американский колледж или университет, то это не так важно. Но если вам уже под сорок и вы хотите получить работу, скажем, программиста или бухгалтера, то вам будет очень тяжело объяснить потенциальному нанимателю, почему ни одна из других компаний до сих пор не воспользовалась вашими услугами.
Чтобы получить возможность встречи с вашим будущим работодателем, вы должны каким-то образом сообщить ему о себе и своих достоинствах. Проще всего отправить ему резюме, непосредственно, или через агентов, занимающихся трудоустройством. Сейчас, в 21-м веке, это дело несложное: поискал нужную информацию на интернете и отправил письмо по электронной почте, но в начале 90-х годов прошлого столетия интернет не был еще столь доступен и популярен.
Поэтому покупался воскресный номер «Нью-Йорк Таймс» и подробно изучалась секция с объявлениями о приеме на работу. Затем подходящие объявления обводились ручкой или вырезались ножницами, выписывались нужные адреса и по ним рассылались письма, отпечатанные на специальной бумаге.
Составление резюме было делом деликатным. Устраиваясь на свою первую работу, глупо было писать, что в Союзе вы работали главным инженером или начальником отдела. Это автоматически подводило вас под категорию «overqualified», то есть означало, что ваша квалификация значительно превышает требуемую для данной должности и оплаты, и ваше резюме прямиком шло в корзину для макулатуры.
Ваши высокие титулы ударника коммунистического труда или победителя социалистического соревнования могли заинтересовать разве что психиатра, ищущего новых клиентов. Так же не рекомендовалось указывать в резюме, что вы владеете английским языком.
Самым деликатным местом резюме был раздел «Профессиональный опыт». Первой строчкой в нем указывается ваша последняя или нынешняя работа. Та самая, американская, которой у вас нет и не было.
Каждый решал эту проблему по-своему. Одни пытались поработать некоторое время без оплаты в какой-нибудь мелкой компании, например, магазине или офисе дантиста, с условием, что хозяин разрешит им вписать его бизнес в резюме и при надобности подтвердит опыт работы. Другие платили каким-то «жучкам» за это право.
Мой приятель Сашка писал компьютерную программу для ювелирного магазина. Хозяин даже обещал заплатить ему 500 долларов. Работа тянулась уже несколько месяцев. Каждый раз, встречая Сашку, я спрашивал:
— Ну что, уже разрешили вписать ювелирку в резюме?
На что Сашка, вздыхая, отвечал:
— Пока нет.
— Понимаешь, — жаловался он. — Когда дома программку запускаю, вроде все нормально, а как в магазине, так обязательно что-то ломается. За эти несчастные 500 баксов они хотят, чтобы она еще и работала.
За меня проблему первой строчки решил мой друг Мишка.
— Напиши, что с прошлого года работаешь программистом в моей корпорации Breakthrough Concepts, — сказал он.
У Мишки было множество гениальных идей, которые вот-вот должны были сделать его как минимум миллионером, поэтому он на всякий случай открыл компанию, которая пока ничем не занималась и работников не имела, что не мешало Мишке гордо называть ее «моя корпорация».
— Да ведь вранье, — воспитанный на пионерских традициях, уныло возразил я.
— Не вранье, а художественный вымысел, — поправил меня Мишка. — Если тебя возьмут на работу и будешь справляться, то твой предыдущий опыт никого интересовать не будет, а если справляться не будешь, то выгонят, даже если напишешь, что до этого работал в Майкрософте.
В Мишкиных словах была логика, да и выбора особого у меня не было.
— А что я скажу, если спросят, почему я хочу покинуть такую замечательную компанию?
— Скажешь, что на дорогу уходит много времени, и поэтому ищешь работу в Нью-Йорке.
И в этих Мишкиных словах была логика, и я согласился.
После долгих усилий резюме было составлено, отпечатано на красивой бумаге с водяными знаками и отправлено в два десятка компаний и агентств.
В ожидании результатов я терроризировал жену ответами на стандартные вопросы: «Расскажите о себе», «Почему я должен принять вас на работу?», «Где вы видите себя через пять лет?» и тому подобные. Несмотря на категорические протесты моей супруги, я ставил ее в известность, что я надежный, трудолюбивый работник, легко находящий общий язык с коллегами и мечтающий лишь о том, чтобы проработать под руководством моего собеседника всю оставшуюся жизнь, пройдя вместе путь от маленькой, но перспективной компании до всемирно известной корпорации. А на провокационный вопрос о моих недостатках был подготовлен скромный ответ, что я настолько вовлечен в работу, что не замечаю, когда заканчивается рабочий день.
Наконец, начались звонки. Трубку я, по совету Мишки, не поднимал, предоставляя звонящим возможность оставить на автоответчике сообщение, которое я потом прослушивал до тех пор, пока не понимал смысла, а также имени говорящего и его телефона.
Мои ответные звонки иногда приводили к забавным казусам. Одно из правил назначения деловых свиданий гласит, что во избежание недоразумений нужно всегда повторять в конце разговора назначенное время и место. И вот, когда агент попросил меня перезвонить завтра в два часа, я решил блеснуть знаниями этих самых правил, но мой язык повернулся не в ту сторону и вместо «I will call you tomorrow at 2 pm^[1]», у меня получилось «I will kill you tomorrow at 2 pm^[2]». Всего один неправильный звук на восемь слов, но мои звонки в эту компанию остались без ответа.
И все-таки я получил несколько приглашений на собеседование.
Книги типа «Как найти хорошую работу» говорят, что первое интервью успешным не бывает, но каждый в глубине души надеется, что его это не коснется.
Мое первое собеседование вела индийская женщина средних лет. Из потока ее речи я улавливал только звуки, которые не складывались для меня в слова. У меня даже создалось ошибочное впечатление, что говорит она вовсе не по-английски. О том, что интервью закончено я понял только тогда, когда она подвела меня к дверям офиса и произнесла слова, которые я наконец-то понял:
— Good bye!^[3]
— Ну, видишь, все идет по книгам, — приободрил меня Мишка. — Ты на верном пути.
Следующее собеседование у меня было назначено в компании Comstar.
— Star — это звезда, а Comstar — это, вероятно, звезда коммунистическая. Ну что ж, название подходящее, — пошутил я, отправляясь на интервью.
Беседа с хозяином Комстара вроде бы прошла успешно. Все заранее заготовленные мною речи были произнесены, на технические вопросы я тоже как-то ответил. Немногочисленные моменты затруднений хозяин списал на мой плохой английский. Всем своим видом я демонстрировал непоколебимую уверенность в своих блестящих знаниях и умениях. Я думаю, Станиславский был бы мною доволен.
— Не расслабляйся, — сказал мне Мишка. — Может, сделают тебе предложение, а может, и нет. Продолжай ходить на интервью.
И я продолжал, пока не нашел на автоответчике сообщение с просьбой хозяина Комстара перезвонить ему.
Я постоял под холодным душем несколько минут, чтобы успокоить прыгающее сердце, затем набрал нужный номер.
Хозяин сделал мне предложение и спросил, когда я могу выйти на работу. Я чуть было не ляпнул: «Завтра!», но вовремя спохватился и спокойно сказал, что должен предупредить компанию, в которой сейчас работаю, за две недели.
Две недели я интенсивно занимался программированием, и вот желанный день наступил.
В костюме и галстуке я ехал на работу в метро и вспоминал, с какой завистью я смотрел на старшеклассников, работавших кассирами в супермаркетах, на клерков, неторопливо перекладывающих папки с места на место в государственных офисах, и просто на толпу людей, выходящих из метро в час пик — все эти люди имели работу, зарабатывали на достойную жизнь и были полноправными членами общества. А теперь вот и я буду в их числе, назло доброжелателям, которые высокомерно поучали меня:
— Ну что ты рыпаешься? Сиди тихонько на пособии и подрабатывай на наличные. На настоящую работу без блата все равно устроиться нельзя.
Первый рабочий день прошел спокойно. Я был представлен маленькому коллективу, который составляли хозяева — два брата Марк и Вэйн, программисты Билл, Алекс, Артур и Таня, которую по-английски называли Танья, три техника — Кен, Давид и Боду, и секретарша Джулия. Мне выделили рабочий стол с компьютером и телефоном. Билл ознакомил меня с программой, над которой я буду работать. Это был пакет для медицинских офисов.
Утром второго дня Марк дал мне задание сделать экран для программы и спросил, когда он будет готов. Я понятия не имел, сколько это может занять, поэтому, слегка подумав, ответил:
— Сегодня вечером, мистер Гохберг.
Хозяин был приятно удивлен и сказал мне:
— Пожалуйста, зови меня просто — Марк.
Тут я должен сделать небольшое отступление и поведать страшную тайну. Комстар был не просто моей первой американской работой, а первой в моей жизни работой программистом.
Когда, приехав в Америку, я встретился со своим старым другом Мишкой, он сразу сказал:
— Старик, ты был начальником планово-экономического отдела? Забудь! Ты шахматист, у тебя хорошая логика и память. Здесь ты станешь программистом.
— Да я компьютер никогда в глаза не видел. Это же где-то нужно учиться, чтобы программировать? — удивился я.
— Курсов для программирования на персональном компьютере пока нет, — обрадовал меня Мишка. — А учиться четыре года в колледже в твоем преклонном возрасте просто неприлично.
— Что же делать?
— Купи себе компьютер, учебники и занимайся.
С Мишкиной помощью я купил у каких-то китайцев дешевый компьютер, потратив на него почти все имеющиеся деньги.
— Я принесу тебе дискеты для установки языков программирования, а многочисленные игры, которые китайцы установили на компьютер, ты сотри, — посоветовал мне Мишка.
Стирать игры было жалко, но я стер, оставив только шахматы.
При встрече с приятелями, такими же самоучками, как и я, самой популярной темой для разговоров была — какое новое программное обеспечение они установили на свои компьютеры на прошлой неделе и какие языки «сейчас хорошо идут». Они произносили слова, звучащие таинственно и привлекательно: Fox Pro, C, C++, Unix, Oracle, SQL, Visual Basic.
Довольно скоро я понял, что погоня за новым «софтом»^[4], постоянные установки, обновления, стирания и иже с ними — это ничто иное, как попытка убедить себя в важности происходящего и тем самым оправдать отсутствие воли к методичному изучению программирования.
Я решил начать с другого конца и поехал в громадный книжный магазин «Barnes and Noble». Отдел компьютеров занимал несколько больших комнат. Стеллажи были уставлены красивыми книгами в цветных глянцевых обложках. Меня привлекла серия «Teach yourself in 21 days»^[5]. Научить себя можно было различным языкам программирования и компьютерным программам.
Выучить язык всего за три недели было очень соблазнительно. Проблема заключалась в том, что за эти три недели мне нужно было выучить сразу два языка: программирования, и тот, на котором книга была написана. Не то что б я уж совсем ничего по-английски не понимал, но обилие новых терминов и слов, не употребляемых в повседневной речи, значительно усложняло задачу.
«За 21 день мне не выучить», — с тоской подумал я. Потом посмотрел на цену и со вздохом ответил сам себе: «А придется».
Книги были мне явно не по карману. Но была маленькая хитрость. Книгу можно было купить и в течение месяца сдать назад в магазин, а на полученные деньги купить другую. Не знаю, как долго эту цепочку можно было продолжать, но у меня получалось брать и сдавать нужные книги, лавируя между магазинами.
Так постепенно переходя от книги к книге, я в какой-то момент почувствовал, что готов к выполнению более сложных, реальных заданий и пора начинать искать работу.
— Одним из первых вопросов, который тебе зададут на интервью, будет просьба описать проект, над которым ты сейчас работаешь, или недавно закончил, — сказал мне Мишка. — Ты что, будешь им пересказывать свой 21 урок для начинающих?
Мишка, как всегда, был прав. Подумав, я пошел к Мише Львовскому, дантисту, который по доброте душевной бесплатно лечил мне зубы, и попросил показать компьютерную программу, которой он пользуется. Переходя от экрана к экрану, я представлял себе алгоритм, который мог быть использован, и пытался убедить себя, что я принимал участие в написании этой программы.
Обретя, пусть только и в мыслях, реальный проект, я был готов к последнему шагу.
Единственное, что меня смущало — это уровень моего устного английского, а точнее то, что «на слух» я не всегда понимал собеседника, особенно если у него был акцент.
— Не переживай, — успокоил меня Мишка. — Ты не сможешь выучить английский, пока не пойдешь работать.
А затем, подумав, добавил:
— И не сможешь найти работу, пока не выучишь английский.
— Скажу тебе честно, — ответил я. — Меня как выпускника Кишинёвского сельскохозяйственного института имени М. В. Фрунзе озвученный тобою парадокс почему-то взволновал даже больше, чем главный вопрос птицеводства: что было раньше яйцо или курица.
— Видите-ли, Бамбино, — вежливо сказал Мишка. — Сначала была работа, но принимали на нее только тех, кто умел изъясняться на языке работодателя. Поэтому — хочешь работать в Чайна-тауне, учи китайский. Хочешь работать на Брайтоне — учи русский, а хочешь работать в американской компании…
— Учи американский, — догадался я.
Но, кажется, мое лирическое отступление слегка подзатянулось, и пора возвращаться к началу моей программистской карьеры, а точнее к вечеру второго дня работы, ко времени, когда я обещал Марку выполнить поставленную передо мной задачу.
Марк подошел ко мне:
— Ну, как дела?
— Готово, — сказал я, показывая ему работу.
— Хорошо, — сказал Марк. — Вот тебе следующий экран. Когда ты сможешь его закончить?
За два дня работы опыта у меня сильно не прибавилось, поэтому я решил придерживаться уже опробованного метода прогнозирования и ответил:
— Завтра вечером.
Завтра вечером экран был действительно готов, и я уже собирался домой, но тут меня ждал совершенно неожиданный сюрприз. Дверь офиса отворилась и на пороге появился Лёня Драбовецкий.
Сто лет назад, в десятом классе, мы оба посещали шахматный кружок при Кишинёвском Дворце Пионеров. Потом, уже во взрослой жизни, когда я подрабатывал вечерами тренером в том же Дворце Пионеров, Лёня случайно забрел на мои занятия. Но какова была вероятность нашей встречи в очень маленькой компании в восьмимиллионном Нью-Йорке?
— Я здесь по вечерам подхалтуриваю два раза в неделю, — сказал он.
Наверное, я должен был обрадоваться встрече, или хотя бы изобразить радость, но первая мысль, которая пронеслась в моей голове, была: «Он сейчас пойдет к Марку и скажет, что я никогда не работал программистом».
«Штирлиц был на грани провала», — услышал я сдержанный голос Ефима Копеляна^[6].
«Да откуда он может знать, кем я работал в Кишинёве?» — задал я сам себе резонный вопрос, но все равно струхнул.
— Ты программистом работал, или только сейчас начинаешь? — словно читая мои мысли спросил Лёня.
— Десять лет в Союзе, — ответил я, попытавшись придать голосу презрительную небрежность.
— Будь осторожен. Марк почти каждую неделю кого-то принимает на работу, но больше недели за последний год никому продержаться не удалось, — обрадовал он меня.
— Беспощадный капитализм, о котором нам твердили с детства, существует именно на уровне маленьких компаний, — добавил он. Я сейчас работаю в громадном банке. Так там условия работы, которые советскому обывателю и не снились.
— А что ж ты к Марку пришел? — удивился я. — Насладиться эксплуатацией захотелось?
— Да тут задача интересная. Только поэтому и пришел.
На следующий день меня ждала другая неожиданность.
— Ты чего тут вытворяешь?! — сказала, отозвав меня в сторонку, Таня.
Про Таню после двух дней общения я знал только то, что она, как и Алекс, раньше жила в Москве.
— Почему ты каждый раз говоришь Марку, что за день сделаешь экран?
— А как надо? — растерялся я.
— В среднем на экран полагается три дня. Ты что хочешь, чтобы он нас всех уволил?
— Нет, — честно ответил я, — не хочу. Извините, я не знал.
— А ты ведь в Союзе с компьютерами дела не имел, — сказала Таня.
— С чего это Вы взяли? — пытаясь изобразить недоумение, спросил я.
— Знаешь, есть такой анекдот, — разрезав яблоко, и протянув мне половину, стала рассказывать она.
— Американцы долго готовили шпиона для заброски в Россию. Он не только блестяще владел русским языком, но даже говорил с местным окающим выговором. Одет был как все: в кирзовые сапоги, ватные штаны, фуфайку и засаленную кепку. Но только появился в колхозе, как тетки схватили его, связали и сдали в милицию. Шпиону ничего не оставалось, как признаться, что он был заброшен врагом, чтобы отравить все колхозные колодцы, перерезать электрические провода и узнать тайны приготовления самогона из мухоморов. Он сидел на табуретке и плакал: «Я четыре года готовился к заданию, я свободно говорю по-русски, я ничем не выделяюсь из толпы. Как же, как, вы меня сразу разоблачили?!» «Эх, милок», — сказали ему бдительные колхозницы, — «мы в этой деревне 50 лет живем, а негра первый раз видим».
— Забавно, — ответил я. — Ну и что Вы, бдительная колхозница, во мне узрели?
— Так ты же русских компьютерных терминов не знаешь. Человек, познакомившийся с компьютером в Союзе, никогда в разговоре не скажет: «hard drive», а скажет «жесткий диск» или «накопитель», или «винчестер», никогда не скажет: «application», а скажет «приложение». Ведь ты по-русски говоришь чисто, не вставляя английских слов, как большинство наших бывших соотечественников.
— К тому же в Америке — это твоя первая работа, — добила она меня.
— А это как Вы вычислили?
— Программисты одеваются слегка небрежно, как Алекс. А ты — в костюме и галстуке. Хочешь выглядеть профессионально.
Я почувствовал, как мои уши стали краснеть.
— Да не расстраивайся, — успокоила меня Таня. — Я никому не скажу.
— А что же Вы с такой профессиональной наблюдательностью делаете в этой несчастной маленькой компании? Вас же ЦРУ и ФБР разыскивают для принятия на работу.
— ЦРУ и ФБР — далеко, — отмахнулась Таня. — А я тут студию снимаю в пяти минутах ходьбы.
Затем она понизила голос и спросила:
— Сколько тебе дали?
Я знал, что зарплата — дело конфиденциальное, не подлежащее разглашению, и спрашивать о ней неприлично, но не ответить, после позорного разоблачения было неловко.
— 36 тысяч в год, — ответил я.
— Неплохо для начала, — сказала Таня.
— А Вам? — спросил я.
— Сорок.
Прошло два месяца.
Вопреки всем прогнозам, меня не уволили, хотя многочисленные претенденты, которые пытались получить работу в Комстаре уже в «мое время», действительно, больше недели не задерживались.
Моя уверенность в себе несколько возросла, и я уже мог позволить себе сказать Марку, что «этот экран — посложнее других, и программирование займет 3-4 дня».
Я почувствовал себя частью коллектива, маленького, но весьма своеобразного.
День начинался с того, что пока хозяев на рабочем месте еще не было, мы с Биллом минут 10-15 могли позволить себе поговорить и поспорить о музыке. «Спорить», конечно, слово очень самонадеянное, поскольку Билл был профессиональным музыкантом, игравшем на валторне в до-Комстарсовские времена в Metropolitan Opera и театрах на Бродвее, а я просто любил классическую музыку, не имея никакого музыкального образования.
Почему Билл стал программистом? Часовая оплата на концертах была в несколько раз выше комстаровской, но вот часов этих набиралось за месяц не так уж и много, и Билл, подобно Остапу Бендеру, обменял время, которое у него было, на деньги, которых ему не хватало.
По словам Билла, переход от валторны к компьютеру дался ему легко, потому что музыка и программирование очень похожи. В дальнейшем я слышал эту фразу и от других бывших музыкантов, но так и не смог понять ее до конца.
Не знаю, связано это было с музыкой или просто с внутренней интеллигентностью, но Билл обладал удивительным качеством. Когда я пытался объяснить Марку что-либо, связанное с проектом, и не только, у меня это не всегда получалось из-за плохого английского. А Билл каким-то образом понимал, что я хочу сказать, и переводил Марку мой английский на английский.
Другим моим коллегой был Алекс. Он приехал в Америку давно, и в нем чудно сочеталась московская интеллигентность и американская простота.
Обедал я обычно за моим рабочим столом, и иногда Алекс подходил пообщаться. Если он вдруг замечал, что у него развязался шнурок, то без лишних комплексов ставил ногу на мой стол и этот шнурок завязывал. Поскольку шнурок находился в непосредственной близости от моей тарелки, я переставал жевать, опасаясь, как бы он случайно в нее не попал. При этом Алекс обращался ко мне на Вы и деликатно пытался помочь, когда у меня случались какие-то затруднения.
Нашим третьим программистом был Артур — армянин из Ливана. Он был щеголем и очень заботился о своей внешности. Когда мы с Таней и Алексом говорили между собой по-русски, он начинал беспокоится, не его ли внешний вид мы обсуждаем, и просил нас перейти на английский. Артур работал в паре с Таней, и она его очень хвалила, пока Артур не уволился, и оказалось, что код, написанный им, не работает.
На место Артура была принята Вика, бывшая киевлянка, прекрасный программист с тридцатилетним опытом. Вика была начитана, эрудированна и обладала тонким чувством юмора. На волне эмоций Вика разговаривала очень громко, и Марк воспринимал это не иначе, как акт агрессии, потому что кричать в офисе было его привилегией, которую он не хотел делить ни с кем.
Но самой колоритной фигурой Комстара, несомненно, была Таня. Часа в 3-4 по полудню, когда ее сын-подросток возвращался из школы, она звонила домой, после чего часто вылетала из офиса с криком: «Я убью моего поросенка!»
Таня часто жаловалась на жизнь, но стоило ей посочувствовать или что-то посоветовать, как ее гнев переключался на советчика и только появление Марка могло спасти этого несчастного от неминуемой гибели.
Секретарша Джулия была милейшим человеком, всегда готовым прийти на помощь, но меня смущало, когда она кричала на весь офис:
 — Ребята, я иду в туалет.
Наверное, она действовала правильно, потому что кто-то должен был отвечать на телефонные звонки в ее отсутствие, но мне, еще не привыкшему к американской простоте в этих вопросах, было как-то не по себе.
Наши техники, Кен, Давид и Боду, работали у клиентов, устанавливая им компьютеры и программы, и в офисе появлялись редко. Кен и Боду были индусами, очень вежливыми и молчаливыми. Получали они, по всей вероятности, очень мало, но из компании не уходили, потому что ждали «Грин-карту» — вида на жительство в США, и Комстар это как-то спонсировал. Наконец, Боду Грин-карту получил и через две недели из Комстара уволился.
Я почти забыл написать про Вэйна, потому что по работе с ним связан не был. Но один раз, когда Марк отсутствовал, у меня перестала работать мышка.
— Идите к Вэйну, — посоветовал мне Алекс. — Если есть в офисе запасные, он Вам даст, а если нет, то даст денег и попросит купить новую.
— Поломалась? — спросил Вэйн. — Забери у кого-нибудь, только не у меня, — ответил он, поколебав мою веру в рациональность капитализма.
Ну и, конечно, Марк — скупой рыцарь фамильного бизнеса.
Как-то у меня сломался компьютер, и пока Давид пытался его починить, а я сидел бездельничая, то есть читая какую-то техническую документацию, я физически ощутил, как Марк, глядя на это, подсчитывает свои материальные потери, и доллары застревают в его глазах. Наконец Марк не выдержал, согнал Вэйна с компьютера и посадил на его место меня.
Приближался новый год. В это время компании обычно проводят рождественские вечеринки. Сейчас, правда, это название уже считается политически некорректным, и многие компании называют свои корпоративы нейтрально: «вечеринка конца года», или даже просто «праздничная вечеринка». Но в 90-х годах прошлого века Америка еще не была столь пропитана гнилью политкорректности и, хотя из одиннадцати работников Комстара только трое праздновали Рождество, остальных название «рождественская вечеринка» абсолютно не смущало.
Отмечали мы в небольшом ирландском ресторане в центре Манхэттена, в пяти минутах ходьбы от Комстара. Официант спросил, кто что будет пить. Марк, который сидел рядом со мной, заказал какой-то шотландский виски, и я понял, что мне это название не повторить. Поэтому, когда официант, обратился ко мне, я ответил:
— Тоже самое.
Виски я до этого не пробовал, и мне он не понравился. Когда официант подошел следующий раз, я решил действовать самостоятельно и сказал:
— Коньяк.
— Какой? — спросил он.
В Союзе коньяк, в основном, был молдавский или армянский. Ну, в крайнем случае, дагестанский. Но я решил «гулять так гулять», и гордо сказал:
— Французский!
Мой ответ явно ошарашил официанта, и он тупо ответил:
— У нас весь французский.
На беду, все названия коньяков, которые я знал: «Белый Аист», «Дойна», «Нистру», «Молдова» и даже «Арарат», звучали явно не по-французски.
Тогда я надменно спросил:
— А какой у вас есть?
Официант начал перечислять, и я понял, что ни одно название мне не произнести. Поэтому я прервал его и с видом знатока ответил:
— Вот этот.

Время бежало быстро, и мое пребывание в Комстаре достигло магической цифры — шесть месяцев. Это означало, что в случае сокращения, я мог получать пособие по безработице. Пособие было не тем, к чему я стремился, но возможность поддержки в случае неудачи укрепляла мою уверенность в себе.
Уверенность проявилась в том, что я начал искать лучшую, более высокооплачиваемую работу.
Комстар находился в центре Манхеттена, где располагались офисы многочисленных компаний. Это было удобно, потому что я старался ходить на собеседования во время моего обеденного перерыва. На интервью положено было ходить в костюме с белой рубашкой и галстуком. Я и на работу всегда ходил в костюме, поэтому мои хождения не бросались в Комстаре в глаза. К тому же, после того, как я решил приступить к поискам работы, для притупления бдительности Марка я стал периодически приходить в Комстар в белой рубашке.
Поиск второй работы было явно легче, чем первой: реальный опыт, лучший английский, больше уверенности, а главное — у меня уже была работа и спешить мне было некуда.
И вот — я получил приглашение на новую работу. Душа моя пела, но предстоящий разговор с Марком не радовал.
Как назло, утром хозяина в офисе не было. Он появился только часам к трем, явно не в настроении. Я собрался с духом и постучал в дверь его кабинета.
— Марк, мне нужно поговорить с Вами!
— Мне некогда, — отмахнулся он.
— O’Кей, — сказал я. — Я хотел Вас предупредить, что увольняюсь.
Лицо Марка вытянулось:
— Зайдите, — сказал он. — Почему?
— Я получил предложение на другую работу.
— Что Вас не устраивает?
— Все устраивает, — вежливо ответил я. — Но другая компания предложила мне значительно более высокую зарплату.
— Сколько?
— Пятьдесят четыре, — ответил я.
Это число Марка явно не обрадовало.
— Хорошо, — сказал он. — Дайте мне подумать.
Я вернулся к моему компьютеру, а Марк стал пересекать офис с востока на запад и обратно. Это означало, как когда-то подметил Билл, что Марк вышел на тропу войны.
— Ну что? — спросила Таня, которая была в курсе моих дел.
— Сказал, — ответил я.
— Когда Ваш последний день? — поинтересовался Алекс.
— Вероятно, через две недели. Вряд ли Марк разрешит мне уйти раньше.
Марк продолжал шагать по своей тропе, опустив голову вниз.
«Как волк в клетке», — почему-то подумал я.
Наконец, он подошел и сказал:
— Зайдите ко мне в кабинет.
Я зашел.
— Я знаю, что у Вас большой опыт и ценю Вашу работу. Заказчик ждет программу, над которой Вы работаете, через полтора месяца. Даже если я найму на Ваше место двух программистов, пока они будут входить в курс, проект вовремя нам не сдать. Если Вас все устраивает кроме оплаты, я предлагаю Вам 56 тысяч.
— Я посоветуюсь с женой и дам ответ завтра утром, — на всякий случай сказал я.
Я знал, что Марк очень скуп, и не поверил своим ушам. Вернувшись на рабочее место, я на всякий случай вытащил англо-русский словарик и проверил: fifty six — это действительно пятьдесят шесть.
— Ну что, все в порядке, уходишь? — спросила Таня.
— Да нет, наверное, останусь.
— Сколько же он тебе предложил?
— Пятьдесят шесть.
— Вот так вот сразу добавил двадцать тысяч? — спросила Таня срывающимся голосом. — Тебе, не имеющему никакого опыта и уходящему с работы каждый день ровно в шесть?
— А я? Я всю жизнь в программировании, работаю в Комстаре третий год и как дура сижу в офисе до восьми или девяти! Я иду просить прибавки! — выскочила она из-за стола.
— Таня, постойте! Марк же сразу поймет, что я рассказал Вам о нашем с ним разговоре, и закончится тем, что он уволит нас обоих.
С большим трудом мне удалось уговорить Таню подождать до завтрашнего утра.
— Я хочу Вам сказать, — отозвал меня в сторону Алекс. — Не надо посвящать коллег в Ваши дела. Я давно в Америке и понимаю, что оплата зависит не от опыта, не от того, насколько хорошо вы работаете, и даже не от того, сколько времени проводите на рабочем месте. Она зависит только от одного — как Вы договорились с нанимателем. Я знаю это, поэтому никогда никому не завидую. Но Вы должны допускать, что другие люди могут реагировать иначе.
На следующий день Марк подошел ко мне и попросил, чтобы я удлинил мой рабочий день. Обставил он это красиво:
— В Вашей новой роли Вы должны взять на себя больше ответственности и посвятить работе больше времени.
Этот вопрос уже возникал в самом начале моей работы в Комстаре, но я отказался оставаться после шести вечера, мотивируя это тем, что работаю быстро и интенсивно. К удивлению моих коллег, мне это сошло с рук, и Марк меня не уволил. Может быть, потому что работал я действительно быстро.
Алекс тогда сказал мне:
— Вы же понимаете, Марк нанимает работников не для того, чтобы они работали по 8 часов.
На что я ответил:
— А я не устраиваюсь на работу для того, чтобы проводить на ней мое личное время.
Не могу сказать, что это решение и его исполнение дались мне легко, но не для того я приехал в свободную страну, чтобы попасть под эксплуатацию Марка, и не для того я изучал политэкономию капитализма и научный коммунизм, чтобы позволить мелкому предпринимателю извлекать прибавочную стоимость из времени, которое он не оплачивает.
Вскоре я убедился, что принял правильное решение. Билл рассказывал мне про истерические крики Марка: «Где Таня?», когда он не заставал ее на рабочем месте в половине восьмого вечера; но никто и никогда не искал меня в офисе после шести.
И теперь Марк опять пытался меня поработить.
— Марк, я не могу работать после шести. Мы живем в плохом районе, и моя жена боится оставаться одной вечером, — сказал я первое, что пришло мне в голову.
В глазах Марка я увидел гремучую смесь ненависти, страха и отчаяния.
— Мы не успеем сдать программу заказчику. Он выставит Комстару огромные штрафы.
В переводе на нормальный язык это означало, что Марк и Вэйн не только не получат прибыли, но вынуждены будут уволить часть работников.
Я немного подумал и сказал:
— Я трачу два часа на дорогу. Я могу потратить их на работу, если Вы разрешите мне работать на дому.
Марк растерялся. В доинтернетную эпоху работа на дому не практиковалась, так как не было возможности мгновенного контакта и передачи информации.
Он догадывался, что я не уступлю, и ему ничего не оставалось, как рискнуть и согласиться.
Сердобольный Алекс подошел ко мне:
— Что Вы делаете? Если бы Вы работали в офисе и не успели закончить программу, это означало бы, что сроки не реальные. А сейчас Вы взяли всю ответственность на себя, и в случае неудачи Марк Вас уволит. Вы даже пособия по безработице не получите, потому что уволит он Вас не в связи с отсутствием работы в компании, а за то, что Вы с работой не справились.
— Обыкновенная мания величия. Головокружение от успехов, — прокомментировала Таня, которой Марк зарплату так и не прибавил.
После двух дней моей работы «на дому» Марк позвонил и попросил завтра приехать в офис и привезти сделанную работу.
Я привез, и он, убедившись, что все не так безнадежно, слегка повеселел.
Я работал по 10-11 часов в день, но не тратил времени на дорогу, а также на бритье, и рост моей бороды отмечал прогресс продвижения к цели.
В конце концов я успел завершить работу к назначенному сроку и даже на день раньше, но этот день я бесстыдно провел дома, наслаждаясь бездельем.
Комстар избежал штрафа, я вернулся в офис и вскоре начал опять рассылать резюме. Через некоторое время я получил приглашение на работу от крупного международного банка.
Моя программистская юность закончилась, материальное положение значительно улучшилось, я перестал ходить на работу в костюме и галстуке и стал одеваться слегка небрежно.