АЛИНА ДИЕМ
НОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
НОВЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ
Алина Дием — поэт. После окончания в 1992 году Харьковского государственного института культуры работала библиографом в библиотеках Полтавы и Воронежа. В 2006 году вышла замуж за француза и уехала во Францию, где и живет счастливо в крошечном городке в горах под названием Вогезы на востоке страны. Путешествует, фотографирует, пишет акварели и стихи.
ГЛОССА К СТИХОТВОРЕНИЮ
"ГОЛУБИНАЯ КНИГА"
НИКОЛАЯ ЗАБОЛОЦКОГО
"ГОЛУБИНАЯ КНИГА"
НИКОЛАЯ ЗАБОЛОЦКОГО
"Но семь на ней повешено печатей,
И семь зверей ту книгу стерегут,
И велено до той поры молчать ей,
Пока печати в бездну не спадут".
Николай Заболоцкий
И семь зверей ту книгу стерегут,
И велено до той поры молчать ей,
Пока печати в бездну не спадут".
Николай Заболоцкий
1
Таинственны заветы и скрижали,
где толкования земных судеб
народов, чей простыл и след;
где энное число существований,
борьбы и войн, разрух и созиданий
растаяло, оставив голубиные печали
неясных слов, неясных толкований.
И каждому идет от книги свет,
и каждый в ней найдет ответ,
"но семь на ней поставлено печатей".
где толкования земных судеб
народов, чей простыл и след;
где энное число существований,
борьбы и войн, разрух и созиданий
растаяло, оставив голубиные печали
неясных слов, неясных толкований.
И каждому идет от книги свет,
и каждый в ней найдет ответ,
"но семь на ней поставлено печатей".
2
Божественно созданье языка,
иначе и не объяснить причину
его возникновенья и пучину,
в которую впадаем на века
и слов поэта ждем, как маяка.
Вы думаете, что поэты лгут,
слова сплетая в неудобный жгут.
Кто разберет поэта полный бред
в забытой всеми книге? Ну, разве зверь.
"И семь зверей ту книгу стерегут".
иначе и не объяснить причину
его возникновенья и пучину,
в которую впадаем на века
и слов поэта ждем, как маяка.
Вы думаете, что поэты лгут,
слова сплетая в неудобный жгут.
Кто разберет поэта полный бред
в забытой всеми книге? Ну, разве зверь.
"И семь зверей ту книгу стерегут".
3
Конец тысячелетия трясет народы.
Допросы, сломаны колени.
Учись, поэт, как завещал великий Ленин.
Вождю народов требуются оды,
в тюрьме воспой свободу,
что жив остался, сочти за счастье.
Свидетельствуй, поэт, зачатье
космических миров соцреализма.
Но книга голубиная его ждет тризны,
"и велено до той поры молчать ей".
Допросы, сломаны колени.
Учись, поэт, как завещал великий Ленин.
Вождю народов требуются оды,
в тюрьме воспой свободу,
что жив остался, сочти за счастье.
Свидетельствуй, поэт, зачатье
космических миров соцреализма.
Но книга голубиная его ждет тризны,
"и велено до той поры молчать ей".
4
О, непокорные поэты от сохи —
Вергилий, Гесиод, Есенин, Городецкий —
наивные, на мир глядят по-детски
и пишут голубиные стихи.
Им удается обуздать народную стихию,
их слушают и чтут,
и голос их звучит, как высший суд.
Бог создал землю нам невиданой красы,
но не достоин род людской ее, увы,
"пока печати в бездну не спадут".
Вергилий, Гесиод, Есенин, Городецкий —
наивные, на мир глядят по-детски
и пишут голубиные стихи.
Им удается обуздать народную стихию,
их слушают и чтут,
и голос их звучит, как высший суд.
Бог создал землю нам невиданой красы,
но не достоин род людской ее, увы,
"пока печати в бездну не спадут".
2017
ГЛОССА К СТИХОТВОРЕНИЮ "ДОЖДЬ"
НИКОЛАЯ ГУМИЛЁВА
НИКОЛАЯ ГУМИЛЁВА
"Сквозь дождем забрызганные стекла
Мир мне кажется рябым;
Я гляжу: ничто в нем не поблекло
И не сделалось чужим…
Слава, слава небу в тучах черных!
То — река весною, где
Вместо рыб стволы деревьев горных
В мутной мечутся воде.
В гиблых омутах волшебных мельниц
Ржанье бешеных коней,
И душе, несчастнейшей из пленниц,
Так и легче и вольней".
Н. Гумилёв
Мир мне кажется рябым;
Я гляжу: ничто в нем не поблекло
И не сделалось чужим…
Слава, слава небу в тучах черных!
То — река весною, где
Вместо рыб стволы деревьев горных
В мутной мечутся воде.
В гиблых омутах волшебных мельниц
Ржанье бешеных коней,
И душе, несчастнейшей из пленниц,
Так и легче и вольней".
Н. Гумилёв
1
Все смешалось в ливне ураганном,
где вода, где небо — не пойму,
зов стихии — сердцу, не уму.
И о том твердить не перестану,
что порой в октаве филигранной
сбой милей, чем рифмы меч дамоклов,
ярче чувство, если слово блекло,
словно девица во цвете лет
смотрит грустно на весь белый свет
"сквозь дождем забрызганные стекла".
где вода, где небо — не пойму,
зов стихии — сердцу, не уму.
И о том твердить не перестану,
что порой в октаве филигранной
сбой милей, чем рифмы меч дамоклов,
ярче чувство, если слово блекло,
словно девица во цвете лет
смотрит грустно на весь белый свет
"сквозь дождем забрызганные стекла".
2
День ли летний, вечер хмурый —
с грустью смотрит за окно,
плачет-тужит, в горле ком.
Что ей песни дальних трубадуров,
что ей рыцарь нежный, белокурый, —
сердцу нужно счастья огнь и дым,
дождь пошлей колодезной воды.
Ливень хлещет, и розовый куст
шепчет деве из розовых уст:
"Мир мне кажется рябым".
с грустью смотрит за окно,
плачет-тужит, в горле ком.
Что ей песни дальних трубадуров,
что ей рыцарь нежный, белокурый, —
сердцу нужно счастья огнь и дым,
дождь пошлей колодезной воды.
Ливень хлещет, и розовый куст
шепчет деве из розовых уст:
"Мир мне кажется рябым".
3
Рад дождю один поэт упрямый,
развитый питомец муз.
День дождливый для него не тускл,
и от ливня все печали канут.
Черт, не к делу будь помянут,
по бокалам разольет вино,
с ним и выпьет на троих с луной-плутовкой.
Мир прекрасен, как мильоны лет.
Прав Ли Бо и ты, поэт:
"Я гляжу: ничто в нем не поблекло".
развитый питомец муз.
День дождливый для него не тускл,
и от ливня все печали канут.
Черт, не к делу будь помянут,
по бокалам разольет вино,
с ним и выпьет на троих с луной-плутовкой.
Мир прекрасен, как мильоны лет.
Прав Ли Бо и ты, поэт:
"Я гляжу: ничто в нем не поблекло".
4
Беды и заботы могут и нагрянуть.
Каждому знаком несчастий груз.
Стоит ли вставать в затылок брюзг?
Ангел прилетит из общества охраны:
"Что ты ноешь, — упрекнет он бранно, —
о грехе уныния забыл?
Вот и помолчи и дай грешить другим".
— Он ведь прав, — вздохнет поэт. —
Все уж было тыщи лет
"и не сделалось чужим".
Каждому знаком несчастий груз.
Стоит ли вставать в затылок брюзг?
Ангел прилетит из общества охраны:
"Что ты ноешь, — упрекнет он бранно, —
о грехе уныния забыл?
Вот и помолчи и дай грешить другим".
— Он ведь прав, — вздохнет поэт. —
Все уж было тыщи лет
"и не сделалось чужим".
5
Гимн спою я ливню с бурей,
вытопчу лирику — слышен хруст.
Сентиментальность станет обузой,
оперных арий не будет.
Вымочу ливнем слов сухмень.
Небу в расколах молний не до влюбленных.
Нежных заменят стаи проворных,
зубы оскаливших на бегу
с лозунгом красным
"Слава, слава небу в тучах черных!"
вытопчу лирику — слышен хруст.
Сентиментальность станет обузой,
оперных арий не будет.
Вымочу ливнем слов сухмень.
Небу в расколах молний не до влюбленных.
Нежных заменят стаи проворных,
зубы оскаливших на бегу
с лозунгом красным
"Слава, слава небу в тучах черных!"
6
Бор гудящий, как орган,
зрелище не для слабонервных,
и последние стали первыми,
череп Йорика под наганом.
Быть — не быть? Лгать — не лгать?
Щепкой Офелия в мутной воде.
Явь или небыль висит на гвозде?
Брода не ищем мы неспроста,
весла и лодки река унесла,
"то — река весною где".
зрелище не для слабонервных,
и последние стали первыми,
череп Йорика под наганом.
Быть — не быть? Лгать — не лгать?
Щепкой Офелия в мутной воде.
Явь или небыль висит на гвозде?
Брода не ищем мы неспроста,
весла и лодки река унесла,
"то — река весною где".
7
отмель скрылась, словно вор ночной,
берег стал недостижимым,
мимо пролетели мимы,
и пьеро, и коломбины чередой
в пляске смерти удалой.
Мне ль не знать желаний вздорных
кукловодов упоенных:
деньги — войны, войны — деньги.
В рыбной ловле мы — не дети:
"Вместо рыб стволы деревьев горных".
берег стал недостижимым,
мимо пролетели мимы,
и пьеро, и коломбины чередой
в пляске смерти удалой.
Мне ль не знать желаний вздорных
кукловодов упоенных:
деньги — войны, войны — деньги.
В рыбной ловле мы — не дети:
"Вместо рыб стволы деревьев горных".
8
Мир расколот — правда и обманы.
Им был до зарезу нужен бунт:
Ленину — земля, народу — кнут.
Вкрадчивые речи выгодны хазарам, —
словно мухи, что на дне стакана.
Стиснув зубы, ищем твердь.
Руки милых — наша цитадель.
В памяти иуд прошлое сожжено.
Грешники не тонут, как говно,
"в мутной мечутся воде".
Им был до зарезу нужен бунт:
Ленину — земля, народу — кнут.
Вкрадчивые речи выгодны хазарам, —
словно мухи, что на дне стакана.
Стиснув зубы, ищем твердь.
Руки милых — наша цитадель.
В памяти иуд прошлое сожжено.
Грешники не тонут, как говно,
"в мутной мечутся воде".
9
Годы тех расстрельных команд,
когда кровью смывали грех
быть богатым и сильным сметь,
когда армия — куча банд,
во главе — графоман,
накопивший презренье словесниц.
Все хазары становятся ленинцами.
Не навеки их звезды взойдут.
Жизнь — океан, не болото, не пруд
"в гиблых омутах волшебных мельниц".
когда кровью смывали грех
быть богатым и сильным сметь,
когда армия — куча банд,
во главе — графоман,
накопивший презренье словесниц.
Все хазары становятся ленинцами.
Не навеки их звезды взойдут.
Жизнь — океан, не болото, не пруд
"в гиблых омутах волшебных мельниц".
10
Не навеки флаг кумачовый.
Сине-бело-красный взойдет,
чьи-то души обретут полет.
А хазары-подпевалы нарядят пиджак парчовый,
споют песни Пугачёвой.
Не дожить тебе, поэт, до сих дней.
Ты оставил свой след на земле —
звук бессмертный, величавый.
Смолкнут подлые хазары,
"ржанье бешеных коней".
Сине-бело-красный взойдет,
чьи-то души обретут полет.
А хазары-подпевалы нарядят пиджак парчовый,
споют песни Пугачёвой.
Не дожить тебе, поэт, до сих дней.
Ты оставил свой след на земле —
звук бессмертный, величавый.
Смолкнут подлые хазары,
"ржанье бешеных коней".
11
Время, словно ливень летний,
смоет лет кровавые следы,
вкус голодной лебеды.
В сонме окололитературных сплетниц
жизнь жены становится заметней.
Лобное место — судьба изменниц.
Радости нет, есть жар поленниц,
в свете его ясней искус,
сердцу принесший тяжкий груз
"и душе, несчастнейшей из пленниц".
смоет лет кровавые следы,
вкус голодной лебеды.
В сонме окололитературных сплетниц
жизнь жены становится заметней.
Лобное место — судьба изменниц.
Радости нет, есть жар поленниц,
в свете его ясней искус,
сердцу принесший тяжкий груз
"и душе, несчастнейшей из пленниц".
12
Буря, ливень, ураган
судьбы мнет, как листья осень,
пригоршню талантов бросив
в русский море-океан.
Кто был пьян, кто-то зван.
Вряд ли будет нам больней,
столько вынесли потерь.
Корень есть у нас могучий,
ветви разогнали тучи,
"так и легче, и вольней".
судьбы мнет, как листья осень,
пригоршню талантов бросив
в русский море-океан.
Кто был пьян, кто-то зван.
Вряд ли будет нам больней,
столько вынесли потерь.
Корень есть у нас могучий,
ветви разогнали тучи,
"так и легче, и вольней".
2017