Начну издалека. Со стихами Дмитрия Мизгулина познакомил меня заместитель главного редактора журнала “Наш современник” Александр Казинцев. Если уж вспоминать всё по порядку, то вначале я прочитал подборку стихов поэта и взятое Казинцевым у него интервью (“Наш современник”, 2005 год, №6), а позже Александр Иванович в своём кабинете на Цветном бульваре подарил мне книгу Мизгулина “География души” со словами: “Стоит с ним познакомиться поближе”. И вторично, через год, сам Станислав Юрьевич Куняев в коротком, но очень важном для меня, да и не только для меня послесловии об авторе из Ханты-Мансийска поведал о том, что Дмитрия Мизгулина как поэта просмотрели, и буквально заставил обратить на него внимание всероссийского читателя (“Наш современник”, 2006 год, №9):

“Когда-то Глеб Горбовский с горечью сказал, вспоминая о “питерском” периоде жизни Николая Рубцова в Ленинграде: “Мы Николая просмотрели”... Вот и замечательного поэта Дмитрия Мизгулина мы тоже просмотрели. Не равняю его с Рубцовым, но “всё же, всё же, всё же...” Слава Богу, он сегодня в полном здравии и в расцвете творческих сил. Ему в сентябре-месяце исполняется сорок пять лет. Мы поздравляем Дмитрия Александровича и желаем ему не сворачивать с поистине выстраданного поэтического пути. Слово “путь” в данном случае не метафора, а сущность. Некоторые стихи из этой подборки написаны поэтом, когда ему было всего лишь 19-20 лет. Можно только удивляться гармоничному совершенству поэтической речи в таком возрасте и какой-то особенной, природной мудрости... Надеемся, что в скором времени мы опубликуем статью, посвящённую творчеству Дмитрия Мизгулина. Слава Богу, нашего полку прибыло. Лучше поздно, чем никогда”.

К слову сказать, наш русский национальный журнал я выписываю многие годы и, естественно, читаю его от корки до корки. Даже в самые тяжкие годы, когда в бездну перестройки рухнула страна, и все мы почувствовали этот свистящий полёт в преисподнюю, почти как у Юрия Кузнецова — “сошествие в ад”, — даже тогда я, фактически не имея заработка и лишних денег, продолжал выписывать “Наш современник”.
В 2005 году, получив шестой номер любимого журнала, я вгрызся, прежде всего, в поэтический раздел. Так уж повелось. Вначале я читаю своих собратьев по цеху, потом публицистику, а затем, простите меня, прозаики, читаю повести или рассказы. Прочитал я Бориса Бурмистрова — поэта из города Кемерово, порадовался его стихам и тому, что обнаружил в Бориной подборке стихотворение, адресованное памяти Юрия Кузнецова, перепечатал его в свою антологию стихов о Юрии Поликарповиче. Я уже давно собираю стихи о Кузнецове. И не только о Кузнецове. Есть у меня такое увлечение: ищу во многих изданиях и собираю антологии стихов о Валентине Распутине, об Александре Вампилове, о Шукшине и о Рубцове. Но не буду отвлекаться. А то получится, как у Марины Цветаевой: “Поэт издалека заводит речь, поэта далеко заводит речь...”
Следующим в перечне поэтических имён этого номера был доселе не известный мне поэт Дмитрий Мизгулин. Я читал, впившись глазами в его строчки:

Сразу обнаружилась ясная, доверительная интонация поэта, его небудничное отношение к слову. Отметил строчку с ненавязчивой звукописью: И стонет под ветром и стынет. И тут же, в прошлом — деревенский житель, я порадовался точности описания последнего месяца зимы, его исхода: Исчерпан февраль без остатка до самых последних снегов...
Дальше — больше. Вчитываясь в стихи Дмитрия Мизгулина, я понимал, что встретился со стихами настоящего поэта, умеющего и видеть, и слышать не только изменчивую природу, но чувствовать время, его беспрерывное движение и зыбкость окружающего мира, человека и страну, её невзгоды и поражения — всё то, к чему неравнодушно сердце поэта:

Одно из стихотворений “Какая тишь! В округе...”, короткое и ёмкое, напомнило о том, в каком мире мы живём и куда движемся:

По-своему, по-мизгулински автор выражает надежды на русское спасение, поскольку в этом “А мы ещё плывём” чуется: никуда не делся русский дух, и мы никуда не исчезнем, и не только “мы ещё плывём”, а наверняка доплывём до русских надёжных берегов.
В представленной метафоре Дмитрий Мизгулин смыкается с Валентином Распутиным. Как ни горько, ни больно звучит в речи Распутина на получении премии Александра Солженицына 4 мая 2000 года мысль о той истаивающей льдине, на которой мы плывём, она, во что бы то ни стало, превратится в Новый Ковчег и достигнет своего Арарата:

“Чего мы ищем, чего добиваемся, на что рассчитываем? Мы, кого зовут то консерваторами, то традиционалистами, то моралистами, переводя эти понятия в ряд отжившего и омертвевшего, а книги наши переводя в свидетельство минувших сентиментальных эпох. Мы, кто напоминает, должно быть, кучку упрямцев, сгрудившихся на льдине, невесть как занесённой случайными ветрами в тёплые воды... Так чего же хотим мы, на что рассчитываем? Мы, кому не быть победителями... Всё чаще накрывает нашу льдину, с которой мы жаждем надёжного берега, волной, всё больше крошится наше утлое судёнышко и сосульчатыми обломками истаивает в бездонной глубине. С проходящих мимо блистающих довольством и весельем океанских лайнеров кричат нам, чтобы мы поднимались на борт и становились такими же, как они. Мы не соглашаемся. Солнце слепит до головокружения, до миражей, и тогда представляется нам, что наша льдина — это новый ковчег, в котором собрано в этот раз для спасения уже не тварное, а засеянное Творцом незримыми плодами, и что должна же быть где-то гора Арарат, выступающая над подобным разливом. И мы всё высматриваем её и высматриваем в низких горизонтах. Где-то этот берег должен быть, иначе чего ради нам поручены столь бесценные сокровища?”

Необоримый, подлинный сын русского народа Валентин Распутин остаётся нашим светочем во всех своих чувствах и гражданских проявлениях, в сердечном бережении русских национальных корней и стремлении спасти родное Отечество. Он — неукоснительный пример для творческого человека.
Мной ощущается, что Дмитрий Мизгулин — рядом. Я это почувствовал сначала в его публикациях, а потом и в книгах, которые у меня появились. Не могли не появиться. И первая из них подтвердила моё суждение о Мизгулине: передо мной — истинный русский национальный поэт с проникновенным, духовным зрением, душевным средоточием и ясной устремлённостью в будущее, которого нет без осознания своего прошлого.
Книгу “География души”, вышедшую в одном из самых известных и почитаемых в стране издательств — “Художественная литература”, — я читал и перечитывал много раз. И всё приближал и приближал к собственной душе многие пронзительные, чистые строки близкого мне по духу поэта:

Здесь мне дороги чувства и приметы наступившей осени: и небо, подобное моему, и журавли, и осока, и тёмная вода — всё это родное, близкое до боли, всё это у меня тоже есть, и так сердечно соприкасается с музой Дмитрия Мизгулина:

(Из стихов, посвящённых Александру Казинцеву)
Постепенно моя библиотека пополнялась книгами Дмитрия Мизгулина, и вот уже одна за другой появились “Новое небо” — почти миниатюрная книжечка, изданная московским издательством “Сибирская Благозвонница”, затем красивая, подарочная книга “Утренний ангел” того же издательства, следующая книга — “Ненастный день” — была выпущена в Томске с послесловием знаменитого критика Льва Аннинского и, конечно же, с тончайшим вкусом оформленная.
Но самая неподражаемая книга — “В зеркале изменчивой природы” в соавторстве с фотохудожником Аркадием Елфимовым — вышла в 2011 году, изданная Благотворительным фондом “Возрождение Тобольска”. Это даже не книга, это совершенное произведение искусства, слиток золота, современный артефакт, уникальность которого неповторима во всех отношениях: книга отпечатана в Италии небольшим тиражом с предисловием блистательного русского поэта Юрия Перминова, продумана и воплощена дизайнером и иллюстратором Василием Валериусом и Полиной Винокуровой, но, прежде всего, эта книга написана сердцем и умом замечательного русского поэта.
Стихи Дмитрия Мизгулина перекликаются с фотоиллюстрациями Аркадия Елфимова настолько гармонично и настолько естественно, что поначалу не верится, что такое возможно. Но, пересмотрев иллюстрации и прочитав стихи, я ещё раз убедился в том, что Аркадий Елфимов — тоже поэт. Ведь некоторые стихи Мизгулина надо было не просто проиллюстрировать, а пережить, вживить в себя, в свои возможности и передать их содержание, воплощённое в цветовую гамму, в восхитительные, порою искромётные, порою сдержанные живописные напевы.
Ну, ладно стихи, к которым по сюжету легко найти фотографию: Рождество, церковь, крыши домов, но бессонница, свет памяти или, допустим, стихотворение “Не хотел бы подводить итоги...” И здесь, в таких смысловых качествах, Аркадий Елфимов оказался тоже на высоте. Все фотоснимки соединены со стихами бережно, мудро, пронзительно. Некоторые из них напоминают картины живописцев, тех же передвижников: Шишкина, Левитана, Саврасова, Поленова, Васнецова, Куинджи, Фёдора Васильева — так они могуче живописны. Вот, например, на странице 162 читаем стихотворение Мизгулина о Боге и душе, о быстротечности воды и жизни:

Сопровождает эти стихи удивительная по цвету и свету, очень точная по соединённости со смыслом стихотворения, ну, прямо-таки поленовская фото- Василия Дмитриевича Поленова “Заросший пруд”. А стихотворение “Когда едва-едва светает...” проиллюстрировано пейзажем, один к одному наминающим картину Ивана Ивановича Шишкина “Сосны, освещённые солнцем”.
Мне кажется, что подобные издания становятся не просто библиографической редкостью, они остаются в неизмеримой вечности единственными и неповторимыми.
Но вернёмся к Дмитрию Мизгулину, который, в моём нынешнем представлении его творчества, действительно неразделим с Аркадием Григорьевичем Елфимовым. Недавно я, как удивительную награду, получил в подарок от издателя мирового класса, каким является Елфимов, книги полюбившегося мне поэта Дмитрия Мизгулина: одиннадцать томов его произведений, собранных в одном поставце — белоснежном полуоткрытом футляре — в оформлении художников Ивана Лукьянова и Александра Бакулевского с предисловием поэтессы Нины Ягодинцевой. А может быть, передо мною не мистический, а реальный ковчег из книг, плывущих к моей душе и уносящих меня для полночного в них обитания?
Читаю первый том необычного собрания сочинений, встречаю те стихи, которые читал и раньше, но читаю как будто вновь:

Радуюсь стихам, как старым друзьям, и возвращаюсь к первоначальной мысли, вынесенной в заглавие моих высказываний о том, что поэзия Дмитрия Мизгулина призывает к спасению мира и души, к библейской истине: “Спасись сам и вокруг тебя спасутся другие”. Поэтическое пространство Дмитрия Мизгулина — тот самый спасительный ковчег, который неотступно, целенаправленно движется сквозь бушующее девятым валом житейское море, он призывно сияет всем нам, указывая сердечный вектор русского спасения — быть верными избранному пути, не расставаться с чистотой и глубиной русских смыслов, веками служивших верой и правдой русскому народу.
Что же мне ещё остаётся сказать? Сияй и не только услаждай тихим сумеречным пением, но и страстно воюй за духовный Арарат, за надёжный русский берег, светлый и непотопляемый Ковчег поэзии Дмитрия Мизгулина!