Свидетельство о регистрации средства массовой информации Эл № ФС77-47356 выдано от 16 ноября 2011 г. Федеральной службой по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор)

Читальный зал

национальный проект сбережения
русской литературы

Союз писателей XXI века
Издательство Евгения Степанова
«Вест-Консалтинг»

Портреты поэтов


Наталья РОМАНОВА
Поэт. Родилась в 1982 году в Луганске. Кандидат филологических наук, старший преподаватель кафедры мировой литературы Луганского национального университета им. Тараса Шевченко, член Межрегионального союза писателей Украины, редактор отдела драматургии литературного альманаха «Крылья». Автор поэтического сборника «Жива в словах» (Луганск, 2010). Живет в Луганске и Санкт­Петербурге.



СОЦИАЛЬНО-ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМАТИКА В ПОЭЗИИ АЛЕКСЕЯ АХМАТОВА

Споры о традиционной и «новой» поэзии давно уже вышли на уровень вселенской борьбы добра со злом. В современном мире любят отрицать все традиционное: силлабо-тоническое стихосложение, семью в ее исконно русском понимании, мораль и, в том числе, любовь к своему отечеству. Поэтов, берущих на себя подвиг обращения к проблемам социума вместо плетения высокоинтеллектуальных словес о себе любимом, и вовсе считают динозаврами. Один из таких «динозавров», способный поэтически работать с любовью не только к ближнему, но и к целому обществу, — талантливый петербургский поэт Алексей Ахматов. Своим «нетрадиционным» оппонентам он остроумно и правдиво отвечает:

…Но мне знакома сила слов
Вне всякой моды,
Когда строка поверх голов
В народ уходит.

Я гласных звуков стебли гнул,
Мял шелк согласных!
Так что мне недовольных гул
И несогласных?

Градус социально-политической проблематики в его поэзии постепенно повышается на протяжении всей творческой эволюции. В сборниках «Солнечное сплетение», «Камушки во рту» она еще не имеет той остроты, которую обретет в более позднем творчестве, лишь постепенно вырастает из маленьких зарисовок до выступлений в полный голос.
Можно считать программным следующее стихотворение поэта, в котором он вступает в воображаемый диалог с Анной Ахматовой:

Мои стихи из сора не растут.
Они растут, скорее, из позора,
Из воспаленной совести. Измором
Они меня, как правило, берут.

Что одуванчик или лебеда?!
Для хищных строчек нету лучше яства,
Чем на душе измучившейся язва,
Чем сердце сокрушившая беда.

Это стихотворение в две строфы, пожалуй, является ключевым для его социальной поэзии. Метафора язвы указывает на духовную способность автора воспринимать повреждения на теле общества как свои собственные, болеть вместе со всем русским народом.
Основа для резкой социальной критики в поэзии Алексея Ахматова содержится в ощущении тотальной потери этики в обществе потребления. Мораль в этом мире утратила свой онтологический дух и статус, а общество без морали в перспективе нежизнеспособно. И снова звучит гоголевский «смех сквозь слезы» («У рекламы кока-колы»):

Что нынче говорят про книжки?
Что, глядя в книгу, видишь шиш.
Советуют: найди под крышкой
Поездку на футбол в Париж…

Из бытовой зарисовки в этом стихотворении осуществляется переход к идеологеме «Москва — третий Рим» как историческое напоминание о том, что первые два «Рима» пали по той же причине духовного обнищания народа. Это стихотворение-предупреждение, штрих к возможной истории из будущего о том, «как золотой телец разрушил наш третий и последний Рим».
Красной нитью по творчеству Ахматова проходят такие социально-политические мифологемы (именно мифологемы, а не архетипы, так как для его творчества особенно важна этноспецифичность), как свобода, справедливость, равноправие, солидарность, братство и т. п. Их поэтическая реализация всегда оригинальна. Авторская выразительность преодолевает ограниченность документального свидетельства-репортажа. Литературный критик Евгений Антипов отмечает: «При всей своей традиционности, стихи его [Ахматова] непредсказуемы». Непредсказуемы и в то же время отшлифованы, словно камушки после обработки морских волн. Эрудированность и художественное мастерство поэта впечатляют.
По историческому признаку можно выделить в его поэтике два класса мифологем: современные и мифологемы советского общества, к которому писатель относится с гораздо большей симпатией. Обнажая несправедливость общественного устройства, поэт с горечью затрагивает тему культа «трудящегося человека», ограниченного и в советском прошлом, и в современном мире:
..Когда же под вечер в родную обитель
Вернутся козявки, то им предводитель

Расскажет, расправив антенны усов,
Как труд из личинок создал муравьев!

«Достается» и народу от поэта, который упрекает трудовой люд в животном бессловесье, в социальной амебности:

Дал течь аквариум, но жители его
Еще о том не знали ничего,

А если даже знали, то молчали,
Как это рыбам свойственно…

В рамках темы социального неравенства в творчестве Ахматова осуществляется деструкция социального мифа о богатстве-заслуге, богатстве-харизме. Поэт напоминает, за счет чего, вернее, за счет кого это богатство и благолепие достигается. Капитализм всепожирающ:

Приятно жить здесь, по утрам свистя.
Но я напомню — этот рай бетонный
И каждый дом построен на костях
Лягушек меднокожих и тритонов…

Ахматов придерживается коммунистической политической ориентации, идеи которой во многом близки к христианским. При этом избегает таких крайностей, как «вождизм», «ура-патриотизм», «избранность народа». Его любовь к России абсолютна. Критика ее социального неблагополучия не сопровождается посыпанием солью «ран Отчизны», чем грешат многие современные либералы («Ленивый лишь не бередит ее незажившие раны»). Вполне справедливо его причинно-следственное заключение:

Они живут в стране, страной
Питаясь, словно черви в груше,
Но ненависть им сушит души
К плоду, что жрут они гурьбой.

Про грязь и гниль наперебой
Твердят, пока их не раскрыли.
А может, все причины гнили
В их деятельности гнилой?!

По мнению автора, капиталистическое общество уродливо. Как чудовище из пасти, оно непрерывно исторгает из себя все человеческое: совершает самоубийство ветеран, бравший Берлин, архангельский мужик становится бомжом, да и все народное тело безжалостно давится огромной ногой машины, как «меднокожая лягушка». Лягушек и тритонов не жалко…
Но если социум не способен уравнять людей, то их в любом случае сравняет сама природа — человек рано или поздно умирает. В одном из стихотворений Алексей Дмитриевич пишет о смерти двух антигероев. Оно начинается так:

В каталажке архангельской бомж
Спал и видел коттедж на Рублёвке,
А в Москве одному из вельмож
Сон явился, что он в уголовке…

В финале они оба умирают, и тут уж неважны их бедность или богатство.
Алексей Ахматов не оставлял социально-политическую проблематику и в сложный переходный период 90-х годов, когда отношение общества к этой тематике в поэзии и прозе было особенно напряжено в связи с так называемой идиосинкразией. Всем надоело и писание по партийному заказу, и идеологическая, а не эстетическая борьба с властью антисоветских писателей. Царило ощущение исчерпанности данной темы. Ощущение, конечно же, ошибочное. Алексей Ахматов не оставлял слова и в это тяжелое время:

Я на краю больной эпохи
Не перестал писать стихи.

В поэтике Ахматова переплетаются мифы и антимифы о русском народе. С одной стороны, творец выступает в качестве странника, ищущего правды и реалий для подтверждения мифа о народной воле, с другой — разочарован в бездуховности, обращается к контр-мифу о деградации народа. Любит своих соотечественников, но в то же время ни в коем случае не идеализирует их, вскрывает такие болезни русского человека, как лень, варварство, пьянство. Но даже в болезнях образ человека из народа ему симпатичен. Поэт и сам не чужд легкой народной анакреонтичности. Гораздо важнее для него при воссоздании образа Родины архетипическая пралогика оппозиции «я-мы» в плане организации дальнейшей исторической участи России: пойдет ли она по эгоистическому пути индивидуализма или все-таки вернется к своей исконной соборности.
Поэт в принципе не может быть существом теплохладным, и Алексей Ахматов — не исключение. О горячей любви к своему народу он пишет по-пушкински просто:

Я ж, лампе старой подражая,
Свет этот в строчки обращаю,
Иной нужды в горенье нет…

Важнейшая тема затрагивается в стихотворении «К вопросу о защите русского языка». Уж сколько раз твердили нашему народу о том, что русский язык — величайшее национальное достояние, а воз и ныне там. Очередному поколению поэтов приходится в очередной раз напоминать о его многострадальности и необходимости защиты от нас самих:

Да, в древности знавали власть
Реченных слов, а наши чада
Латиницей марают всласть
Лифты, подъезды и фасады…

Это разговор, конечно же, не только о языке, но и о девальвации духовных ценностей в целом. В. Кюхельбекер как-то сказал: «История русского языка раскроет характер народа, говорящего на нем». Хотелось бы верить, что озвучивание возможной неблагополучной перспективы развития общества хотя бы в некоторой мере нейтрализует эффект от ее (страшно допустить!) реализации. А горькая правда, по Алексею Ахматову, такова:

...Вот почему мы все в долгах,
Вот почему больны, недобры.
«Мы погибоша, аки обры»,
В чужих растаяв языках.

Идеальное государство — утопия, и надежды на интенсивное размножение Гражданина с большой буквы в современном обществе мало, но она есть. Большое поэтическое сердце Алексея Ахматова все еще хранит в себе пушкинскую веру в приход «желанной поры» социальной сознательности и справедливости. И, несмотря на то, что по его же словам, «гражданский стих — чудовище, урод в семье российского стихосложенья», все еще верит в общественную весомость поэтического слова.